Парторг (СИ) - Риддер Аристарх - Страница 2

— Пап, ну ты меня слушаешь вообще? — спросила дочь, заметив мой рассеянный взгляд.

— Слушаю, слушаю, доченька, — ответил я и улыбнулся мягкой улыбкой.

— Так вот, значит, Максим предложил мне вместе поехать в Италию на следующей неделе, — продолжила дочь. — Говорит, что снял виллу в Тоскане. Представляешь? Я всегда мечтала туда попасть!

— Это тот Максим, архитектор? — уточнила жена, ставя на стол большое блюдо с запечённой рыбой.

— Да, мам, тот самый. Помнишь, я тебе показывала его проект нового культурного центра?

Картинка снова сменилась, как кадры в старом кинопроекторе. Строительная площадка. Я ходил между строителями в жёлтой защитной каске с надписью «Главный прораб», в ярком жилете со светоотражающими полосами. Проверял, как идёт работа. Делал замечания, когда видел недоработки, хвалил, когда всё выполнялось качественно. Люди слушали меня с неподдельным уважением, ловили каждое слово.

— Сергей Михайлович, вон там опалубка поползла, — сказал прораб, крепкий мужчина лет сорока в запылённой робе. — Надо срочно решать, а то может рухнуть.

— Покажи, — коротко бросил я.

Мы шли между недостроенных бетонных стен, перешагивая через арматуру и строительный мусор, и я внимательно смотрел, оценивал ситуацию, принимал решения. Быстро, чётко, уверенно. Это было моё дело. Моя жизнь. Моё призвание. Но что это за жизнь? Откуда она взялась?

Картинка снова поплыла, расплываясь по краям. Обрывки воспоминаний. Разрозненные фрагменты. Бесконечные совещания в душных кабинетах. Напряжённые встречи с требовательными заказчиками. Проверки на объектах в любую погоду. Семейные ужины по выходным. Летний отпуск на Чёрном море, всякие заграницы не по душе, надоели. Внук, маленький, смешной, с моими собственными серыми глазами.

— Дедуль, смотри, что я построил! — кричал мальчик, показывая башню из разноцветных кубиков.

— Молодец, Вовка! Из тебя настоящий строитель получится, — отвечал я, гладя внука по светлым вихрам.

А вот пенсия. Торжественные проводы с работы. Корпоратив в большом ресторане, дорогие подарки, пафосные речи коллег о том, как много я сделал для компании, как будет меня не хватать. А потом непривычная тишина. Квартира, жена, редкие встречи со старыми друзьями, которых становилось всё меньше. Рыбалка на Волге. Дача в Подмосковье. Огород, который неожиданно увлёк.

И ещё больница. Белые стены, пахнущие хлоркой, капельницы, бесконечные анализы. Врач, молодой, но очень почему-то усталый, говорил что-то о сердце, о возрасте, о том, что надо беречься. «Берегите себя, Сергей Михайлович. В вашем возрасте сердце шутить не любит».

А потом…

Потом темнота. И боль. Резкая, невыносимая, жгучая боль в груди, словно кто-то вонзил раскалённый кинжал прямо в сердце. Жена кричала, хваталась за телефон, вызывала скорую помощь. Вой сирены где-то вдалеке. Белые халаты, склонившиеся надо мной. Реанимация. Яркий свет ламп над головой.

И всё. Темнота поглотила всё.

Я открыл глаза. Потолок снова был на месте. Серый, с жёлтыми разводами от старой протечки. Палата пахла по-прежнему камфорой, йодом, застарелой кровью и всем прочим. Кто-то тихо стонал в дальнем углу. Кто-то бредил во сне, всё также выкрикивая отрывочные команды.

Я лежал и пытался понять, что только что произошло со мной. Это был бред. Да, конечно, обычный бред. Лихорадка. Я ранен, потерял ногу, лежу в госпитале в Горьком. У меня был жар, высокая температура, и мне снились странные, безумные сны. Вот и всё.

Чтобы избавиться от этого наваждения или снов, я не знал, как правильно их назвать, начал считать про себя. Раз, два, три, четыре… Досчитал до ста. Потом ещё раз.

Но быстро понял, что это бесполезно. Видения не исчезали из памяти, не становились расплывчатыми, как обычные сны. И тут же посыпались вопросы, один за другим.

Почему эти сны такие чёткие, такие детальные? Почему я помню имя, Сергей Михайлович? Помню лица жены и дочери, словно знал их всю жизнь? Помню, как подписывать сложные документы, как вести строительство, как читать сметы и технические чертежи? Откуда это всё в моей голове?

Я попытался пошевелиться. Боль пронзила всё тело острыми иглами, но особенно сильной она была там, где должна была быть правая нога. Я с трудом приподнял голову и посмотрел вниз. Одеяло лежало плоско, обрываясь там, где заканчивалась культя.

Нет правой ноги. Нет ноги, и мне девятнадцать лет, я лейтенант Красной Армии, и война ещё не кончилась. Война продолжается, и мне надо как-то придумать, как вернуться на фронт. Хотя с одной ногой это кажется невозможным.

Но в голове был кто-то другой. Кто-то, кто прожил долгую, насыщенную жизнь. Кто строил многоэтажные дома и торговые центры, растил детей и внуков, выходил на пенсию и умер от сердечного приступа в две тысячи двадцать третьем году. В двадцать первом веке! Через восемьдесят лет!

Я пытался понять, как такое вообще возможно, и вдруг вспомнил, что в самый пик моих мучений от боли и лихорадки у меня было странное, пугающее ощущение, что я схожу с ума. Мне тогда показалось, что в мою голову кто-то вползает чужой, незнакомый, со своими воспоминаниями и знаниями.

И вот теперь я понимал, что это мне не показалось, что всё это было на самом деле. Во мне теперь два человека. Две совершенно разные жизни. Две памяти, которые не должны были существовать в одной голове. И они медленно, неотвратимо сплетались в одну, образуя нечто новое.

Я нет, Сергей нет, Георгий? Я даже не знал, как теперь себя называть, закрыл глаза. Дышал глубоко, стараясь успокоиться. Пытался понять, что происходит.

Это невозможно. Этого не может быть в принципе. Люди не переносятся из одной жизни в другую. Это бред. Это лихорадка. Это галлюцинации умирающего мозга.

Но память была слишком чёткой. Слишком детальной. Слишком реальной. Я помнил специфический запах свежего бетона на стройке. Помнил вкус горячего крепкого утреннего кофе в своём просторном кабинете. Помнил, как целовал жену перед сном, как пахли её духи. Помнил высокий детский голос внука, который радостно звал меня «дедуль» и тянул куда-то за руку.

Я помнил жизнь, которой ещё не было. Которая будет только через восемьдесят лет. Или вообще не будет? Что если это была другая реальность, параллельная?

Я открыл глаза. Посмотрел на свою правую руку. Худая, покрытая свежими царапинами и старыми шрамами, с толстыми мозолями на ладони. Молодая рука девятнадцатилетнего лейтенанта Красной Армии.

Я поднял её перед лицом, внимательно посмотрел на пальцы. Сжал их в кулак. Разжал. Снова сжал. Рука была настоящей, живой. Боль была настоящей и очень конкретной. Палата, запахи карболки и крови, стоны раненых на соседних койках, всё это было настоящим, реальным.

Значит, то, что я видел, было не бредом. Или не только бредом. Или бредом, но основанным на чём-то реальном.

Медленно, как сложная мозаика из тысячи мелких деталей, складывалась в моей голове невероятная картина. Сергей Михайлович, заслуженный строитель Российской Федерации, умер от инфаркта в две тысячи двадцать третьем году. И каким-то невозможным, совершенно безумным, необъяснимым образом оказался здесь. В феврале тысяча девятьсот сорок третьего года. В теле девятнадцатилетнего безногого Георгия Васильевича Хабарова.

Как это произошло? Почему именно со мной? Какие силы это устроили? Это не имело сейчас значения. Важно было другое, это произошло. Это случилось. И теперь мне надо как-то с этим жить.

Я постарался успокоиться и попытаться проанализировать, то что произошло.

Раза наверное с десятого мне удалось полностью восстановить ход последних месяцев моей жизни, вернее жизни лейтенанта Георгия Хабарова.

Я дважды был ранен в боях на улицах Сталинграда, хотя какие это улицы, одни развалины, но остался в родной тринадцатой гвардейской дивизии, и узнал о своем награждении престижным орденом «Красного Знамени» точно в день своего девятнадцатилетия. А уже через два дня, двадцать второго января, попал под интенсивный минометный обстрел, который навсегда сделал меня инвалидом.