Кошачье заклинание или Друг перелётных воробьёв - Георгиев Сергей Георгиевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/33
• Следующая

Они сидели втроем на заборе, пристально вглядываясь вдаль, и их такие разные лица казались похожими, почти одинаковыми, как у братьев-близнецов. Сходство усиливалось выражением полнейшего счастья и безмятежного удовольствия.

— Ы! — сказан вдруг Банан, пихнув плечом Сеню.

— Ыгы! — поддержал Сеня Банана. И так же добродушно двинул Тузика.

— Угу! — довольный происходящим, гоготнул Тузик, едва не свалившись с забора.

Конечно, хорошо бы и Тузику пихнуть, подцепить или в крайнем случае наподдать кому-нибудь. Но Банан сидел от Тузика через Сеню, а Сени Тузик побаивался. У них вообще были очень сложные взаимоотношения. Банан, например, презирал и Сеню, и Тузика. Но Сене при случае он мог даже лягнуть (не слишком сильно, конечно) под зад, а вот Тузика ни разу в жизни пальцем не тронул!

Сеня никого не презирал. Он просто считал Банана вместе с Тузиком остолопами, но других друзей у Сени не было.

Как-то так сложилось, что Тузику крепко доставалось порой от Сени, сам же Сеня, как уже говорилось, трепетал перед остолопом Бананом.

Тузик, впрочем, тоже был ничем не хуже двух других. Он мог бы, если захотел, ноги вытирать о грозного Банана. Что, кажется, несколько раз уже и проделал.

И Банан, и Сеня, и Тузик прилежно выполняли свои несложные обязанности.

— Ы! — задумчиво говорил вдруг Банан, сидя на заборе.

— Ыгы! — всегда охотно поддерживал Банана Сеня.

— Угы! — вступал в разговор и Тузик.

Иногда слова произносились в другом порядке. Если, скажем, Сене или Тузику удавалось раньше Банана занять самое почетное место на заборе, справа с краю…

Позиция справа была предпочтительной по одной очень простой причине: дотянуться до сидящего здесь, чтобы радостно сунуть кулаком под ребро, можно было только через кого-то.

Другие люди в возрасте до двенадцати лет хотя и не слишком часто, но тоже появлялись на пустыре вокруг забора. И те, что уже побывали здесь однажды, и новые.

Ну, с новичками более или менее все понятно. Их приводили на пустырь извечное человеческое любопытство и жажда открытий.

Что же нужно было здесь тем, кто уже однажды получил свое от Банана, Сени и Тузика?

Странная, совершенно непонятная штука, но было в заборных балбесах нечто в своем роде… весьма притягательное!

Хотя бы бросающаяся сразу в глаза их ни от кого независимость. Их дружба и сплоченность. Их уверенность в себе. А еще…

Павел Мошкин, например, раз за разом приходил сюда, чтобы… Да, чтобы отомстить!

Вот такая неожиданная догадка мелькнула у Витьки Бубенцова.

Жестоко отомстить за себя, влепить что есть сил по этой гнусную Банановой морде, а там… будь что будет!

И с каждым разом влекло Пашку на пустырь все сильнее и сильнее, и каждый раз… получал затрещины он.

Может быть, просто не мог он начать первым? Трудно представить такого благородного хулигана? Или же просто трусил? Тоже может быть. Легко быть храбрым дома, гораздо труднее это лицом к лицу с теми, кто уже не раз бил тебя.

По секрету: Валерий Иванович Кириллов долго присматривался к заборной команде, прикидывая, во что бы их такое интересное превратить. И махнул рукой.

Во что же еще более тупое, бессмысленное и глупое можно было превратить Банана, Сеню и Тузика?…

— А ему некогда было! Он по Австралиям прохлаждался! — успела вставить Клавдия Леонтьевна.

— Если бы по Австралиям… — грустно вздохнул Валерий Иванович Кириллов. — Вы слушайте, слушайте дальше внимательно, сами же этого хотели… Как раз кое-что интересное узнаете!

— Давайте вернемся немного назад, — поддержал расстроенного волшебника автор. — Снова утро второго дня…

Проснулась пенсионерка Клавдия Леонтьевна в преотличнейшем настроении.

— Доброе утро, Мусёнок, — приветствовала она свою подружку, болонку Мусю. — Все-таки приятно жить на этом свете, а именно в нашем замечательном городе Шутихинске, не находишь?

Муська в ответ согласно зевнула и повиляла хвостом. Клавдия Леонтьевна, обрадованная собачьей поддержкой, продолжала:

— Обидно вот только, ты у меня кофе не любишь… Может быть, все же выпьем по чашечке, а? Муся, с пирожным! А вчерашние крошки отдадим воробышкам!…

Клавдия Леонтьевна разработала очень простую и надежную систему кормления птиц: после еды она сметала со стола в картонную коробку из-под обуви все крошки, и ставила на ночь коробку на кухонный шкаф, чтобы крошки подсохли.

— Ведь свежие крошки давать воробьям никак нельзя! — много раз объясняла Клавдия Леонтьевна собаке. — Потому что они содержат влагу, эта влага превратится на морозе в лед, и бедные птицы могут ни за что ни про что, проглотив такую крошку, заработать воспаление легких или даже ангину!

Привстав на цыпочки, Клавдия Леонтьевна достала запас корма со шкафа и, мурлыча под нос вновь вошедшую в моду песенку своей юности «Ландыши, ландыши…», подошла к окну и…

И так и застыла с полуоткрытым ртом, вцепившись для равновесия в коробку из-под обуви. Замечательная песенка оборвалась на ноте «ля» первой октавы.

За окном, в тесной кормушке, толкалось с десяток воробьев. Острыми клювами они торопливо долбили твердые засохшие хлебные крошки. Но не на воробьях же остановился помутившийся взгляд Клавдии Леонтьевны!

Чуть выше воробьиной кормушки, на крепкой суровой нитке вниз головой болтался крошечный, с безымянный палец ростом, старичок в синем спортивном костюме знаменитой фирмы «Адидас»!

Острыми зубками старичок жадно вгрызался в кусок сала, закрепленный на нитке, придерживая сало руками.

«Это же сало для синичек!» — ахнула про себя Клавдия Леонтьевна.

Зрелище за окном было несколько жутковатым, совершенно нелепым и немного смешным одновременно. На ногах у старичка были обуты баскетбольные кеды. Суровую нить, на которой висел, он несколько раз предусмотрительно обмотал вокруг правой лодыжки, так делают корейские акробаты в цирке.

Старичок уже заметно объел сало с одной стороны и, осторожно стравливая нитку между ног, начал перебираться в более удобное положение.

— Так, — негромко вслух сказала Клавдия Леонтьевна. — Это ничего, это бывает, прилетают старики вместо синичек… Просто я немного схожу с ума…

— То есть как это — схожу?! — неожиданно резко пенсионерка перебила сама себя. — Я уже!… сошла!! с ума!!!…

Автоматически, не отрывая взгляда от происходящего за окном, Клавдия Леонтьевна подвинула под себя табуретку, коробку с кормом осторожно пристроила на кухонный стол и удобно села.

Ни воробьи, ни странный старик на нитке не обратили пока на Клавдию Леонтьевну никакого внимания.

— И правильно, — увидела в этом подтверждение собственной логике мудрая старушка. — Почему мои нездоровые видения обязаны на меня же обращать внимание? Это ведь я сошла с ума, а не они!

Голодная болонка Муся подошла к хозяйке и стала тереться о ножку табуретки, чтобы привлечь к себе внимание.

— А ты, душенька, все сидишь и сидишь дома, куксишься, — осуждающе покивала головой собаке Клавдия Леонтьевна. — Посмотри, как на улице хорошо! Открыла бы форточку да полетала немного! Вот как воробушки летают!… Или вместе с этим приятным пожилым господином, который на ниточке болтается! Ведь тошнехонько, Муся, целыми днями торчать в комнате!

Кудрявая болонка обиженно фыркнула и ушла в коридор.

Клавдия Леонтьевна не бросилась немедленно догонять Муську и не стала извиняться. Она вдруг постучала пальцем по стеклу.

Воробьев из кормушки в мгновение ока словно ветром сдуло.

Старичок же, дернувшись от неожиданности, выпустил из рук сало, запутался в нитке и повис, бестолково дрыгая левой ногой.

— Извините, пожалуйста, — вежливо обратилась к старичку Клавдия Леонтьевна, чуть приоткрыв форточку. — Вообще-то сало для синичек… Но я не в претензии, у нас еще есть. Кушайте, кушайте на здоровье!

• Предыдущая
• 17/33
• Следующая