Феи на твоей стороне - Райнеш Евгения - Страница 3

– А как… – Даша замялась. – Как произошло такое? Разве эта… болезнь… связана с… Ну, что случилось с мамой…

– Угу, – сказал Клод. – Ты чай пей. Пока горячий.

Даша послушно сделала глоток, но сразу поставила чашку на место.

– Мы с Алисой встретились в Италии. Случайное знакомство под дождем. Красивое и романтичное. На одной изгибистой улочке я практически налетел на тоненькую девушку в серебристом дождевике. Сначала мне даже показалось, что это призрак, настолько она была нереально прекрасной. В этом пасмурном мраке посмотрела на меня пронзительно веселыми глазами и сказала: «Люблю дождь. В нём всё размывается и становится неважным». Я до этого момента дождь ненавидел, но тогда вдруг сразу он показался мне милым. Хотелось любить то, что обожает она.

Он с печальной нежностью посмотрел на «манекен»:

– «Я – Алиса», – сказала она тогда. – «И я люблю гулять под дождем». Взяла меня за руку, потащила за собой, и мы больше не расставались. До обеда нежились в огромной гостиничной кровати, пили кофе на террасе за лёгким ажурным столиком. У нас была такая игра: каждое утро сочинять новое название для моста, который отражался в воде канала, и Алиса всегда придумывала самое смешное. Потом бродили по городу, у Алисы в нем было множество разных, в большинстве своём странных знакомых. Мы встречались с ними в многочисленных кафешках или часами катались на речных трамвайчиках по пахнущему болотом каналу, и солнце, оттолкнувшись от воды, отражалось в Алисиных весёлых глазах. Она часто и много смеялась. Так банально, но одновременно неповторимо: смех будил звонкими колокольчиками окружающий мир, делал его намного ярче. Это были самые чудесные дни в моей жизни, пока…

В глазах Алисы вместо весёлого солнца заметалась тревога. Клод погладил её, успокаивая, по руке и продолжил:

– Однажды утром я увидел, как она вылетает из моего гостиничного номера на метле. Жутко… Но, оказалось, это ещё цветочки по сравнению с тем, что произошло, когда я пришёл в себя. Направился к дому, где Алиса до нашей встречи снимала комнатку. В окнах горел свет, я поднялся наверх, постучал… Дверь оказалась открытой. Всё говорило: она только что была здесь. На экране ноутбука мелькали кадры какого-то триллера, Алиса любила смотреть подобное на ночь. На кресле – брошенный плед, он, казалось, ещё хранил очертания её тела. Только на полу ковер странно смялся, словно на нем боролись. А потом…

Клод вздрогнул, чай из чашки пролился ему на руки. Чертыхнулся, принялся дуть на пальцы:

– В общем, на стене плясала тень. Лысый уродец тянул ко мне руки. И это была Алиса. Я поклялся тогда приложить все силы, чтобы её спасти. Не спрашивай меня, сколько тайных орденов познал, к каким мистикам обращался, в каких ужасных мистериях только ни принимал участие. Всё бесполезно. Лысый уродец продолжал плясать тенью на стенах, сопровождая меня повсюду. Думал уже покончить с собой, когда вдруг позвонила твоя мама. Соня. Мы были знакомы очень поверхностно, когда-то тусили в одной студенческой компании, хотя почти не общались. А потом много лет не виделись. Я удивился, но приехал в дом, где Соня назначила встречу, и увидел Алису. Вот такую. Соня сказала, что случайно нашла её где-то вне нашей реальности. Там моя жена служила портновским манекеном. Расплачивалась за осуществление желаний, которые исполняла для неё метла. Тело Алисы отделили от души и отправили отрабатывать долг в то место, которое твоя мама называла «закраек». А дух в виде этой лысой тени остался в реальном мире. Соня как-то смогла переправить манекен из одного пространства в другое. Тень соединилась с физической оболочкой, но приживается, как видишь, с трудом. Я забрал Алису, а маму твою с тех пор больше не видел.

– Но вы можете как-то помочь?

– Извини, но я сейчас отвечаю не только за себя. Мне нужно поставить на ноги мою девочку. Если чуть позже…

Клод нежно посмотрел на Алису. Парик на её голове опять немного съехал и над ухом мертвенным воском мерцал кусок гладкой кожи.

«Они все заняты своими проблемами, – горько подумала Даша. – И папа, который неизвестно где ночует, и Клод, выхаживающий больную жену. Даже Риту сейчас заботит только будущий ребёнок. Кроме меня, некому вытащить маму из…»

Откуда?

Да разве она знала?!

– Я думаю, что Соня ушла в этот самый «закраек». Жаль, Алиса не может говорить, она бы могла лучше пояснить, что это вообще такое и где находится.

Даша одновременно с Клодом посмотрели на женщину-манекен. Колодезные звёзды на дне её глаз метались как заполошенные, вокруг губ кольцом сомкнулось напряжение.

– Мм-м… – с трудом выдохнула Алиса. – Мм-м…

– Метла? – сразу понял Клод.

Даша подумала, что он хорошо научился улавливать мысли Алисы по движению губ.

Так и было. Она больше ничего не сказала, но Клод понимающе кивнул.

– Алиса говорит, что всё дело в метле.

– Я разве не говорила, что папа сломал её? На мелкие кусочки.

– Тогда не знаю. – У художника печально опустились плечи. – Наверное, метла – единственная связь и подсказка. Извини, мне нужно кормить Алису. Это… очень неприятный с виду процесс.

– Подождите, – Даша, внезапно вспомнив, полезла в сумочку, – у меня есть… Есть…

Она вытащила конвертик от старого письма. Изначально это было какое-то послание управляющей компании, но сейчас в нём лежали щепка от метлы и смятая картинка из серванта.

– Вот же, вот! – Она достала картинку и щепку из конверта и протянула Клоду: – Это кусочек от той самой… От метлы. А фото мама папе показывала…

Клод повертел в руках изображение (до щепки даже дотрагиваться не стал, даже не посмотрел), вздохнул и вернул Даше:

– Просто фото из рекламного проспекта. Я не знаю это место. Алиса тоже ничего не может сказать. Прости…

В глубине глаз Алисы мелькнуло узнавание, потянулось жадно к щепке и картинке. Но Клод подчёркнуто поднялся, и Даша поняла: ей пора уходить. Вышла, пошуршала по всё тому же ковру из ранней опавшей листвы к остановке. Что-то мешалось в руке, та самая картинка: с домиком и дивным садом вокруг него. Только…

Даша прекрасно помнила, что ещё недавно на изображении высились мощные деревья. Но теперь они пропали. Домик словно парил в густом сероватом тумане, который сжимал его со всех сторон. Завис в безвременье с резной деревянной верандой, уютно брошенным пледом на кресле-качалке, с привкусом сладких, чуть забродивших слив, въевшимся в стены. Казалось, что картинку осторожно погрузили в миску бурой краски и тут же вытащили, оставив середину нетронутой. А на крыльце домика проявилась тонкая женская фигурка.

Девочка вцепилась взглядом в женщину, простирающую руки к улетающим обрывкам тумана. Тревожное тепло прошло от ступней к затылку, вызывая колющие мурашки по всему телу.

– Мамочка, – прошептала Даша, прижимая к груди испорченную фотографию, – где ты? Я так по тебе скучаю…

Кому бы в школе могло прийти в голову проникнуть за эту дверь, ведущую в никуда? Все думали, что лестница запасного выхода наглухо закрыта. Все, кроме Даши, которая недавно обнаружила за ней небольшой выступ. Балкончик-невидимка уходил в тайную нишу и не просматривался с улицы. Даша нашла его, когда скрывалась на переменах от сочувствующих взглядов.

Она протерла пол бумажными салфетками и села прямо на прогретый выступ, свесив между прутьями ноги в бездну. Пахло пылью и сухими листьями, в бездождливом сентябре повсюду стоял этот запах, но здесь, между небом и землей, он концентрировался особенно густо и пронзительно. Солнечное пятно проваливалось полосками сквозь решётку. Перемена кричала и визжала младшеклассниками где-то далеко и глубоко, не касаясь Даши. Жизнь теперь проходила посторонними отголосками, эхом чужой радости, не трогающими душу эмоциями.

– Эй, Румянцева! – В Дашину отстранённость ворвался срывающийся басок.

Макс, мальчик из параллельного класса. Даша не знала его фамилии. Он не был гением математики, в «звёздочках» их спецшколы не числился, спортивными успехами не отличался. Всё, что она знала: мальчик был странным. Фриком.