Оракул с Уолл-стрит (СИ) - Тыналин Алим - Страница 4
- Предыдущая
- 4/22
- Следующая
— Рынок выглядит… стабильно, — осторожно ответил я.
— Стабильно? — рассмеялся продавец. — Он же растет как на дрожжах! Моя жена говорит, что я дурак, что не вкладываю деньги. Может, и правда стоит рискнуть, а?
Что я должен был сказать? Предупредить его? Кто поверит стажеру, предсказывающему финансовый апокалипсис в разгар экономического бума?
— Никогда не инвестируйте больше, чем готовы потерять, — сказал я наконец. — Это первое правило Уолл-стрит.
Продавец кивнул, но я видел, что мой совет не произвел впечатления. Эйфория слишком сильна.
На входе в метро меня встретил очередной символ эпохи.
Щеголеватый мужчина в твидовом костюме играл на саксофоне. Мелодия «Ain’t Misbehavin»' Фэтса Уоллера наполняла воздух игривыми нотами джаза. Несколько прохожих бросали монеты в открытый футляр от инструмента.
Я спустился в подземку, такую непохожую на метро моего времени. Плитка сияла чистотой, деревянные скамейки были отполированы до блеска.
Никаких граффити, никакого запаха человеческой массы. Все дышало порядком и оптимизмом эпохи.
Я опустил пятицентовую монету в турникет и прошел к платформе. Поезд подошел с характерным лязгом и скрежетом. Старинный, с округлыми формами и деревянными сиденьями внутри.
Внутри вагона царила типичная утренняя атмосфера. Мужчины в костюмах и шляпах, погруженные в газеты, женщины-секретарши в скромных платьях, спешащие на работу.
Я сел рядом с пожилым джентльменом, который дружелюбно кивнул мне поверх газеты «Wall Street Journal».
— Доброе утро, молодой человек. Направляетесь в финансовый район?
— Да, сэр, — ответил я. — Работаю в «Харрисон и Партнеры».
— Ох, у Роберта Харрисона? — его брови поднялись. — Непростой человек, но чертовски умный финансист. Вам повезло попасть в его фирму.
— Я только стажер, сэр.
— Все с чего-то начинают, — философски заметил он. — Я вот начинал рассыльным в банке сорок лет назад. А теперь владею собственной страховой компанией. — Он протянул руку. — Генри Уилкинсон.
— Уильям Стерлинг, — я пожал его руку.
— Стерлинг? — он нахмурился. — Ваш отец не Эдвард Стерлинг из текстильной промышленности?
Мое сердце замерло на мгновение. Надо же. Этот человек знал отца Уильяма?
— Да, сэр. Вы были знакомы?
— Не лично, но я слышал о его… несчастном случае. Печальная история.
Он замолчал, словно хотел что-то добавить, но передумал.
— В любом случае, — продолжил он бодрее, — сейчас отличное время для молодого человека в финансах. Экономика на подъеме, рынок стабильно растет. Даже Европа наконец оправляется после войны.
— Да, похоже, процветание пришло надолго, — сказал я, испытывая странное чувство вины за свой сарказм, который собеседник не мог уловить.
— Именно! — оживился Уилкинсон. — Президент Кулидж сказал это совершенно ясно — бизнес Америки это бизнес! Никогда еще средний американец не имел такого доступа к богатству. Акции, облигации — теперь это для всех, а не только для Морганов и Рокфеллеров!
Вагон метро замедлился, приближаясь к станции Wall Street.
— Моя остановка, — сказал я, поднимаясь.
— Удачного дня, молодой человек! — Уилкинсон протянул мне визитную карточку. — Если когда-нибудь решите сменить сферу деятельности, позвоните мне. В страховании тоже есть будущее.
Я взял карточку и положил в карман, улыбаясь иронии судьбы. Страховые компании будут одними из немногих финансовых учреждений, которые переживут крах относительно невредимыми.
Выйдя из метро, я оказался в сердце финансового района Нью-Йорка. Улицы кишели банкирами, брокерами и клерками, спешащими на работу.
Здания, которые я знал как исторические памятники, здесь были просто местом работы. Величественные, но обыденные для местных жителей.
Я остановился перед зданием Нью-Йоркской фондовой биржи. В моем времени его превратили в музей. Большинство торгов происходило электронно.
Но сейчас здесь кипела настоящая жизнь. Сотни брокеров кричали, размахивали руками, покупали и продавали акции в хаосе, который каким-то образом работал.
— Эй, Стерлинг! — окликнул меня молодой человек, спешащий по улице. — Подожди!
Я обернулся и увидел подтянутого блондина примерно моего возраста, в таком же строгом костюме. Память услужливо подсказала, это и есть тот самый Чарльз Бейкер, коллега-стажер из моей конторы.
— Бейкер, — кивнул я, пытаясь выглядеть естественно.
— Я заходил к тебе вчера, — запыхавшись, сказал он. — Мисс Ходжес сказала, что ты плохо себя чувствовал.
— Да, мигрень, — признался я. — Но сегодня лучше.
— Рад слышать. Слушай, — он понизил голос, — ты что-нибудь слышал о слиянии Steel Trust и Continental Resources?
Я напряг память. Эти компании были известны в истории бизнеса, но конкретно о слиянии в 1928 году я не помнил.
— Нет, а что?
— Ходят слухи, что объявят на следующей неделе. Харрисон в курсе, но держит информацию в секрете. Если мы сможем подтвердить это до официального анонса…
— Мы могли бы заработать, — закончил я за него.
— Не мы, а наши клиенты, — быстро поправил он, оглядываясь. — И фирма, конечно. А нам — признание и, возможно, ранний шанс на партнерство.
Я смотрел на него с новым пониманием. Инсайдерская торговля.
В 1928 году это не просто нормальное явление — это стандартный способ ведения бизнеса. Комиссия по ценным бумагам и биржам, которая объявит такую практику незаконной, будет создана только в 1934 году, после краха.
— Интересно, — сказал я осторожно. — Но откуда информация?
— Моя кузина работает секретаршей у одного из директоров Steel Trust, — подмигнул Бейкер. — Она слышала телефонный разговор.
— Подумаю об этом, — кивнул я, понимая, что мне нужно время, чтобы сориентироваться в этических нормах эпохи. — Кстати, ты знаешь кого-то по фамилии Риверс?
Бейкер нахмурился.
— Чарльз Риверс? Тот журналист?
— Возможно, — уклончиво ответил я.
— Странный тип. Ведет экономическую колонку в «Herald Tribune», но постоянно пишет всякие разоблачения. Почему ты спрашиваешь?
— Он оставил мне записку. Хочет встретиться.
Бейкер присвистнул:
— Осторожнее с ним. Харрисон его на дух не переносит. Если узнает, что ты якшаешься с журналюгой, ты можешь лишиться места.
Я кивнул, впитывая информацию. Итак, Риверс — журналист, критикующий Уолл-стрит. И он нашел в бумагах Харрисона то, что может пролить свет на смерть отца Стерлинга…
— Эй, Стерлинг! Проснись! — Бейкер щелкнул пальцами перед моим лицом. — Ты опять витаешь в облаках. Нам пора, встреча в девять.
Я взглянул на карманные часы. Восемь сорок пять.
— Да, конечно, пойдем.
Мы направились к внушительному зданию с колоннами и медной табличкой «Харрисон и Партнеры» у входа.
Я глубоко вдохнул, готовясь войти в офис, где мне предстояло не только изображать Уильяма Стерлинга, но и начать строить мою новую финансовую империю.
Перед дверьми я остановился и в последний раз оглянулся на улицу. Солнечный свет играл на стеклах небоскребов, автомобили сияли хромом, люди улыбались в предвкушении еще одного дня безграничных возможностей.
— Стерлинг! Ты идешь? — нетерпеливо окликнул Бейкер, придерживая дверь.
— Иду, — ответил я и шагнул в здание, оставляя за спиной беззаботный летний день 1928 года.
Массивная дубовая дверь «Харрисон Партнеры» закрылась за нами с тяжелым звуком, отрезая уличный шум.
Мраморный вестибюль поражал своей роскошью. Полированные колонны, хрустальные светильники, начищенная до блеска латунная фурнитура. Компания явно процветала и не стеснялась это демонстрировать.
— Доброе утро, мистер Бейкер, мистер Стерлинг, — чопорно поприветствовал нас пожилой швейцар в безупречной форме с золотыми пуговицами.
— Доброе, Джеймс, — ответил Бейкер, привычно передавая ему шляпу. Я последовал его примеру. — Как ваша подагра?
— Благодарю за беспокойство, сэр. Лучше, — улыбнулся швейцар. — Мистер Харрисон уже прибыл и спрашивал о вас.
- Предыдущая
- 4/22
- Следующая