Наши танки дойдут до Ла-Манша! - Морозов Владислав Юрьевич - Страница 5

Наша нынешняя разведка проводилась, что называется, «методом научного тыка».

Вроде бы, по всем признакам, в окрестностях моего родного Краснобельска не должно было находиться никаких неизвестных правительственных убежищ или, к примеру, неучтённых складов Госрезерва или Мобзапаса. То, что находилось непосредственно в Краснобельске и на его окраинах, было уничтожено сразу же, вместе с городом. Крупный правительственный бункерный комплекс «Пятигорье», находившийся километрах в 160 юго-восточнее Краснобельска, тоже качественно накрыли первым ударом, вместе со всеми обитателями, а прочие запасы, которые каким-то образом всё-таки уцелели, уже давно были оприходованы и учтены. Либо, как вариант, были промотаны и растащены, если попали не в те руки.

Казалось бы, что могло измениться после Длинной зимы и почти двух прошедших с момента её окончания лет? Но нет. Один из наших штабных умников, подполковник Белоканов, вдруг нашёл (точнее, это не он нашёл, разведчики сдуру притащили из очередного рейда за периметр — обнаружили ржавый штабной БТР с несколькими человеческими костяками внутри, кроме которых в нём был ещё и портфель с документами) довоенную карту какого-то управления Спецстроя, на которой, километрах в двухстах от бывшего Краснобельска и в семидесяти с небольшим от нашего ближнего «Форпоста № 7» оказался обозначен, с пометкой «законсервирован с 1979 г.», некий, вроде бы правительственный подземный объект. Никаких подробностей об объекте не было, только на карте была пометка «код 291116». Штабные сочли, что это входной код, на случай если там стоит шифровой замок. Мои аргументы о том, что, если замок электрический и энергии там наверняка нет, вход почти наверняка придётся взрывать, а это та ещё головная боль, услышан не был.

Более того, контрразведка начала проверять эту информацию (то есть трясти как грушу кого попало из числа тех, кто мог хоть что-то знать, видеть или слышать, так, как они это умеют). В итоге нашли пару свидетелей, которые после традиционных угроз и лёгкого мордобоя поведали о том, что в самом начале Длинной Зимы они видели ехавшие куда-то «в том направлении» военные машины и вроде бы даже слышали долгую автоматную стрельбу примерно в «том месте». На вопрос — почему не пошли и не проверили, свидетели ответили, что им даже такая жалкая жизнь ещё не опротивела. А там, где стреляют, сейчас обычно валят всех подряд, без разбору.

В общем, по мысли начальства выходило, что где-то там, в обозначенном на найденной в треклятом ржавом БТРе карте месте, действительно находится нечто, заинтересовавшее в самом начале заварушки каких-то военных. При этом что именно там могло находиться, никто не представлял и даже не предполагал, поскольку ни на одной другой карте (армейской, КГБэшной, Гражданской обороны, ВВС/ПВО) никаких военных и даже промышленных объектов в этом месте не было обозначено. Опять-таки, если это действительно некий бункер и там в начале Длинной Зимы разместилась какая-то воинская часть, она непременно должна была дать о себе знать по радио или ещё как. В конце концов, патрули они вокруг себя должны были посылать или нет? Но, увы, по всем признакам район был абсолютно мёртвый, ближайшие к предполагаемому объекту деревни и посёлки вымерли ещё Длинной Зимой, а случайные представители рода хомо сапиенс, иногда проходившие через эти места, не встречали по пути вообще никого и ничего.

Но начальству же по любому поводу свербит в заднем проходе — обязательно надо проверить полученную информацию. С транспортом и топливом сейчас хоть и не полный, но завал, поэтому переть на рожон никто никому не позволяет, тем более что у нас отродясь не было никаких разведданных о состоянии дорог и мостов в том районе. А от ближайшей дороги, где относительно регулярно курсируют наш транспорт и механизированные патрули, до обозначенного на карте места было километров сорок пять, не меньше.

Это значило, что для начала предстояло выдвижение к объекту малой пешей разведгруппой, с непременным обследованием дорог и прочего. Если разведчики находят там нечто интересное сообщают об этом в штаб по рации, после чего к ним выезжает мехпатруль. Если же нет разведгруппа просто возвращается назад тем же самым пешим дралом, а добытые сведения о районе вполне окупят затраты на это очень сомнительное мероприятие. Старшим группы начальник гарнизона «Форпоста № 7» полковник Тузилов назначил меня как «Опытного и местного», хотя я и отбрыкивался от этого назначения как мог.

В итоге вышли вчетвером, я и со мной трое бойцов — радист ефрейтор Солдатов и два рядовых, Зиянчурин и Палкин. Все трое были из молодняка и кроме караульной службы ничего не видели.

Солдатов ещё кое-как умел работать на рации, да и стрелять его вроде бы научили (я лично пару раз видел, как он это делает), а вот остальные двое, по моим первым впечатлениям, были полными и, я бы привычка даже сказал, законченными мудаками — (а точнее — отсутствие привычки) ходить по лесу вразвалочку, шаркающей походкой, словно у себя дома из кухни в нужник, бегающие затравленные глаза, перманентное ожидание чего-то ужасного прямо-таки из-за каждого куста, плюс манера разговаривать исключительно неумело-заикающимся матом и дурацкий, беспричинный смех по любому поводу. Хотя таких долбанутых, с явными аберрациями в поведении сейчас полно и среди молодых, и среди старых — слишком у многих воспоминания об относительно комфортной довоенной жизни в сравнении с нынешней, невесёлой, реальностью вызвали, похоже, необратимые изменения в психике. Но хуже было другое — начальство считало, что, выгоняя эту полубезумную публику на боевые задания в лес или в поле, оно этих «солдат» хоть чему-то научит. Я-то знал, что нынешний молодняк вообще ничему учиться не хочет, поскольку считает, что «жизнь кончилась» (этой философии они явно набрались от тех, кто постарше, — раз мир рухнул в тартарары, лучше всего лежать и ни хрена не делать, поскольку всё равно все там будем), и солдаты из них никудышные. К примеру, казалось бы, собрать-разобрать автомат Калашникова — задача несложная (до войны в армии этому быстро обучали любого не знающего русского языка узбека или киргиза), но теперешнему молодому поколению и это оказывается недоступно. Видать, уже пошли какие-то фатальные патологии в мозгах, уродующие человеческую личность.

Разумеется, моих доводов о боевых качествах новобранцев начальство, как всегда, слушать не пожелало мол, — нет у нас, майор, для вас других солдат, работайте с тем, что есть.

Ну и, как водится, как я и предполагал, всё пошло не гладко, и беда подкралась неожиданно и в то же время ожидаемо. В середине первого дня пути, когда наша разведгруппа» уже прошла километров пятнадцать, рядовой Зиянчурин, которому приспичило высморкаться под встреченный куст, не заметил на своём пути какой-то то ли ямы, то ли промоины, оступился в неё и, похоже, сломал ногу.

По счастью, от проезжей дороги мы тогда удалились ещё не особо сильно. Поэтому мы (а точнее, я, остальные на мои медицинские манипуляции только лупали глазами) зафиксировали перелом при помощи подходящего куска дерева и доложили по рации о случившемся. Начальство, подумав секунд тридцать, приняло «соломоново решение» — рядовой Палкин берёт пострадавшего на закорки и скорым шагом волокёт его на себе в обратном направлении, к месту, где его встретят патрули. Ну а мы с радистом продолжаем выполнять задание.

На том, как говорится, и разошлись. Палкин, который был очень недоволен своим новым заданием, оставил нам часть автоматного боезапаса и ещё кое-какие тяжести, вроде гранат и взрывчатки (жрачку на двоих он, что характерно, выкладывать не стал, по-моему, они с Зиянчуриным на обратном пути быстро стрескали весь этот, рассчитанный не менее чем на неделю, НЗ), после чего, матерясь и страдальчески прихрамывая, потащил-таки Зиянчурина туда, куда велели. Мы с ефрейтором доложили об этом по радио и двинули по прежнему маршруту.

Надо сказать, Палкин тащил коллегу до места довольно долго, но в итоге всё же добрался. Прошлой ночью нам по радио сообщили, что и раненый, и «сопровождающий» уже в «Форпосте № 7». Как говорится, и то ладно.