Заложница. Теперь ты моя (СИ) - Фелье Филиппа - Страница 3

Но он не останавливается. Палец внутри нажимает на стенку, а я не могу даже ноги свести вместе.

— В тебе нет ничего особенного, — голос мучителя хриплый, дыхание прерывистое. Он отстраняется, а я пытаюсь отдышаться. Дрожу. Хочу обнять себя руками, но даже это не могу сделать.

Снова слышу позвякивание пряжки ремня.

— Не надо, — мой голос дрожит. Мне страшно. Не хочу больше. Не хочу, чтобы он повторял то, что было. — Пожалуйста.

Похититель гладит меня по голове, но я не чувствую от него жалости. Его рука подрагивает, когда он наматывает мои волосы на кулак и тянет их вниз. Заставляет запрокинуть голову.

— Надо. Ты должна страдать настолько, чтобы твой отец воспринял меня всерьез. — Слова бьют как плеть. Заставляют вздрогнуть.

Губ касается что-то горячее. Рвано вдыхаю воздух и сжимаю рот плотнее, когда понимаю, что это его возбужденная плоть.

— Нет, сопротивляться не нужно. Ты все равно сделаешь все, что я хочу. — Похититель заставляет разжать челюсти и в рот тут же толкается большой и толстый член. Из глаз текут слезы, впитываясь в повязку. Я не могу даже закричать.

Я задыхаюсь, когда он доходит до горла. Пальцы на руках и ногах сжимаются, но это все, что я могу. Солоноватый вкус размазывается по языку. Член скользит вперед и назад у меня во рту. Похититель придерживает мой затылок, не позволяя отстраниться или отвернуться.

— Если укусишь, я отправлю твоему отцу твою голову, вместо видео.

Движения похитителя становятся быстрее. Из уголков моего рта текут слюни вперемешку с его вкусом. Головка толкается в горло, вызывая позыв. Мучитель рычит и глухо стонет, продолжая мою пытку. А потом член становится больше и тверже, пульсирует. Похититель замирает, вставив на всю длину до упора и я чувствую, как в горло выстреливает сперма. Раз, другой, третий.

Мучитель освобождает мой рот. Снова звенит пряжка ремня, а потом он гладит меня по голове.

— Чуть позже повторим. — Сердце замирает от его слов. Я не хочу повторения. — Я забыл включить запись.

Мой мучитель уходит, заперев за собой дверь.

Слезы душат, и я больше не могу их сдержать, позволяю себе плакать. Реву.

За что я здесь? Почему? Зачем он так со мной? Даже, если у него претензии к папе, разве в этом есть моя вина?

Любимые мои подписчики и читатели, поздравляю вас с наступающим Новым годом!

Пусть Новый год будет лучше прежнего. Желаю вам здоровья, много улыбок, добра, счастья и любви!

Итан

Конечно же я сделал чертову запись, будь она проклята!

Швыряю флэшку на стол, падаю в кресло и обхватываю голову руками.

Мне мерзко от самого себя, хотя, я понимаю, что такова месть и я должен довести ее до конца. Два года нескончаемых подработок, чтобы накопить достаточно средств, поиск и структурирование информации. Полное понимание, что в суде мне дело не выиграть, ведь Морган Уотсон заплатил кому нужно и вышел сухим из воды. Мне нечего ему противопоставить.

Поэтому я придумал план, а потом решился его осуществить.

Вот только… теперь я сам себе противен. Будто внезапно оказался в густой коричневой жиже, которая на поверку оказалась далеко не шоколадом. И я увяз в ней с по самую макушку.

«В кого я превратился?»

Карман обжигает прикосновением металла. Вытаскиваю зажигалку, зачарованно разглядываю ее и тут же проваливаюсь в воспоминания:

Был такой же снежный день, как сегодня. Сестренка встретила меня на пороге родительского дома и вручила подарок, мило смущаясь в ожидании, когда же я его открою.

«Тебе нравится? Ты всегда хотел Зиппо», — смущалась Лисса, пока я развязывал бант на маленькой коробочке и извлекал зажигалку…

Клац!

Крышка откинута, но я не поджигаю огонь, поглаживаю подушечкой большого пальца выпуклый рельеф в виде изящного оленя с витыми рогами. Я давно не курю, но сейчас возникает некая потребность в том, чтобы использовать зажигалку по назначению.

«Олень, символ благородства», — произносит голос сестры из воспоминаний.

«Прости, что разочаровал тебя, Лисса», — мысленно извиняюсь перед памятью сестренки.

Клац!

Крышка закрыта. Не время для воспоминаний. Возможно, время для них уже никогда не настанет.

В груди неприятное чувство. Оно зудит и не дает покоя.

«Чертов план, чертова месть, чертов Морган-мать-его-Уотсон!»

Открываю ноут, сразу ныряю в почту. Ответа нет.

«Да как так? Я похитил твою дочь, трахнул ее на твоих глазах, а ты не соизволил мне даже ответить? Что ж, раз первое видео тебя не впечатлило, второе должно понравиться».

Пишу новое письмо с требованием запустить стрим на выбранной мной платформе, прикрепляю файл с видео. На душе гадко, будто это не я, а меня только что поимели. Морган, мерзкий трусливый говнюк, который боится потерять свое состояние больше, чем дочь. Ярость закипает внутри, смешиваясь со внезапным чувством вины во взрывоопасный коктейль. Добавляю пару фраз о том, что в следующий раз устрою оргию, в которой его дочь примет непосредственное участие. Только это пустой треп. Я уже принял решение, что больше к ней не прикоснусь. Хватит. И с нее и с меня.

Не хочу.

Нет, хочу. Я действительно невероятно сильно хочу ее каждый раз, как вижу. Но не так. Не грубо и не силой.

Безусловно я знал на что иду, но все равно омерзительно чувствовать себя подонком, издевающимся над слабой девушкой. Не знаю, как я буду с этим жить дальше. Да и буду ли.

Если Морган-мать-его-Уотсон найдет способ вычислить меня, то я не жилец. В этой игре ставки — наши с Эми жизни, в обмен на жизнь ее отца. Или — или.

Отправляю письмо, захлопываю ноутбук и прикрываю глаза.

Эми. Она там, в подвале, одна, не в лучшем душевном и физическом состоянии.

Тру грудину, в попытке избавиться от щемящего чувства, но это не помогает.

«Не сейчас. Я не должен поддаваться эмоциям. Нельзя жалеть ее. Я не имею на это права. Иначе все жертвы будут напрасны».

Отправляюсь обратно в подвал. Прохожу мимо не зашторенного темного окна и понимаю, что сейчас ночь. Вот почему нет ответа. Похоже, Морган Уотсон спит и в ус не дует, что его дочь похищена.

«Отвратительный ублюдок».

Собственно, как и я, потому что нормальный человек не решится на похищение не в чем не повинной девушки. Тем более не станет брать ее силой и записывать это на камеру, а потом угрожать ее отцу убийством единственной дочери.

Да уж, я то еще дерьмо. Но я это переживу, если план сработает. Он должен сработать. У меня нет права на провал.

Дверь в подвал скрипит, открываясь. Я вхожу в просторное холодное помещение, которое больше напоминает бункер, и застываю на месте.

Эми, лежит на боку. Нет, она не освободилась, все так же привязана к стулу, но…

Не без содрогания подхожу к ней, боясь увидеть то, о чем угрожал — мертвую девушку. Но слышу, как Эми тихо плачет. Она затихает, услышав мои шаги.

Поднимаю опрокинутый стул вместе с девушкой. Она настолько хрупкая и худенькая, что я не ощущаю ее веса. Я заметил это еще тогда, когда переносил Эмили из машины в подвал в ночь похищения. Она почти ничего не весит. Для меня.

Присаживаюсь перед ней. Чтобы не происходило, она не истерит. Стискивает зубы и молча терпит. Откуда в ней столько силы? Только слезы выдают ее эмоции. А еще частое взволнованное дыхание.

«В кого же ты такая храбрая, Эми?»

Убираю растрепанные волосы с милого лица и… Серые бездонные глаза, полные слез, заглядывают прямо в душу, цепляют. В них мелькают узнавание и недоумение. Пухлые губы вздрагивают, но Эми сжимает их, не проронив ни слова. А я смотрю только на них, чтобы больше не встречаться с ней взглядом.

И как я сразу не заметил, что повязка съехала ей на лоб, позволяя Эмили видеть.

«Черт!»

Эмили

«Он не запер дверь».

Смотрю в темные глаза, но не понимаю его эмоций. Зато теперь, с уверенностью могу сказать, что я его знаю. Мы знакомы.