Да, та самая миледи - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/67
• Следующая

– Так что же?

– А то, что в настоящую минуту, если бы удалось, например, найти женщину, молодую, красивую и ловкую, которая желала бы отомстить за себя герцогу… Такая женщина легко может сыскаться: герцог – человек, имеющий репутацию ловеласа, и если он зажег многие сердца любовью своими клятвами в вечном постоянстве, то В то же время он возбудил и много ненависти своей постоянной неверностью.

Понятно, кому придется искрить. А вот интересно, в книге кардинала «Наставления христианина» есть параграф, где разъясняется, как надо лицу духовного звания наставлять христианку на соучастие в убийстве? Практика и теория так далеки…

– Конечно, – подтвердила я холодно, – такая женщина может сыскаться.

– Если это так, подобная женщина, вложив в руки какого-нибудь фанатика кинжал Жака Клемана или Равальяка, спасла бы Францию.

Его Высокопреосвященство откровенен как никогда.

– Да, но она оказалась бы сообщницей убийцы, – напомнила я.

– А разве стали достоянием гласности имена сообщниц Равальяка или Жака Клемана? – улыбнулся кардинал.

– Нет, – согласилась я. – Потому, быть может, что они занимали слишком высокое положение, чтобы власти решились привлечь их к ответственности.

По слухам, бедный Генрих Четвертый так не хотел короновать свою жену и давать ей права регентства на случай его отсутствия. А когда все-таки короновал, то не прошло и двух дней, как его пырнули кинжалом.

– Ведь не для каждого сожгут палату суда, монсеньор, – добавила я.

– Так Вы думаете, что пожар палаты суда не был случайностью? – светским тоном спросил кардинал.

Да кто я такая, чтобы думать?

– Лично я, Ваше Высокопреосвященство, ничего не думаю, – твердо сказала я. – Я привожу факт, вот и все. Я говорю только, что если бы я была мадемуазель де Монпансье или королевой Марией Медичи, то принимала бы меньше предосторожностей, чем принимаю теперь, будучи просто леди Кларик.

– Вы правы, – согласился Ришелье. – Так чего же Вы хотели бы?

Похоже, настал тот момент, о котором говорил Рошфор.

Решая государственные дела, главное – не увлечься их величиной и не забыть про маленькие, противненькие, но зато свои собственные.

– Я хотела бы получить приказ, который утверждал бы наперед все, что я сочту нужным сделать для блага Франции.

– Но сначала надо найти женщину, которая, как я сказал, желала бы отомстить герцогу, – заметил кардинал.

– Она найдена.

– Затем остается отыскать фанатика, который послужит орудием правосудия Божия.

– Он найдется.

– Вот тогда и настанет время получить тот приказ, о котором Вы сейчас просили… – ласково улыбнулся кардинал.

Ах, вот так.

Ну что же, подождем того времени, не знаю, правда, теперь, когда оно настанет. У меня, по счастью, есть реальное, строго определенное задание.

– Вы правы, Ваше Высокопреосвященство, – очаровательно улыбнулась в ответ я, – и я ошиблась, полагая, что поручение, которым Вы меня удостаиваете, не ограничивается тем, чем оно является в действительности. Итак, я должна доложить его светлости от имени Вашего Высокопреосвященства, что Вам известны разные переодевания, с помощью которых герцогу удалось подойти к королеве на балу, устроенном супругой коннетабля; что Вы имеете доказательства согласия королевы на свидание в Лувре с итальянским астрологом, который был не кто иной, как герцог Бекингэм; что Вы приказали сочинить небольшой занимательный роман по поводу приключения в Амьене, с планом сада, где оно разыгралось, и с портретами действующих лиц; что Монтегю в Бастилии и что пытка может принудить его сказать о том, что он помнит, и даже о том, что он, возможно, позабыл; и, наконец, что у Вас в руках письмо госпожи де Шеврез, найденное в квартире его светлости, которое страшно компрометирует не только ту особу, которая его написала, но и ту, от имени которой оно написано. Затем, если герцог, несмотря на все это, по-прежнему будет упорствовать, то, поскольку мое поручение ограничивается тем, что я перечислила, мне остается только молить Бога совершить чудо, чтобы спасти Францию. Все это так, монсеньор, и больше мне ничего не надо делать?

– Совершенно верно, – сухо подтвердил кардинал.

А зачем злиться? Я не так уж много прошу по сравнению с тем, что мне предстоит сделать.

– А теперь, когда я получила все инструкции Вашего Высокопреосвященства, касающиеся Ваших врагов, позволите ли Вы мне сказать Вам два слова о моих?

– Так у Вас есть враги? – тон кардинала оставался холодным. Ничего, сейчас мы сделаем один кувырок.

Главный фокус искусства добиваться чего хочешь – это делать своих врагов врагами своего хозяина.

– Да, Ваша светлость, враги, против которых Вы должны всеми способами поддержать меня, потому что я приобрела их на службе Вашему Высокопреосвященству.

– Кто они?

Ну что же, пропустим даму вперед.

– Во-первых, некая маленькая интриганка Бонасье.

– Она в Мантской тюрьме, – уверенно заявил кардинал.

– Вернее, она была там, – поправила я его, – но королева выпросила у короля приказ, вследствие которого ее перевели в монастырь.

– В монастырь?

– Да, в монастырь.

– В какой?

– Не знаю, – с удовольствием сказала я, – это хранится в строгой тайне.

(Даже от Вас, мой кардинал!)

– Я узнаю эту тайну, – пообещал Ришелье.

– И Ваше Высокопреосвященство сообщит мне, в каком монастыре эта женщина? – вкрадчиво спросила я.

– Не вижу к этому никаких препятствий.

– Хорошо… Но у меня есть другой враг, гораздо более опасный, чем эта ничтожная Бонасье, – с нажимом сказала я.

– Кто?

– Ее любовник.

– Как его зовут?

Вот мы и добрались до сути. Мои враги становятся Вашими…

– О, Ваше Высокопреосвященство его хорошо знает! Это наш с Вами злой гений, тот самый, благодаря которому мушкетеры короля одержали победу в стычке с гвардейцами Вашего Высокопреосвященства, тот самый, который нанес три удара шпагой Вашему гонцу де Варду и был главной причиной неудачи в деле с алмазными подвесками; это тот, который, узнав, что я похитила госпожу Бонасье, поклялся убить меня!

– А-а, – протянул кардинал тоном человека, который и так все знал. – Я знаю, о ком Вы говорите.

– Я говорю об этом негодяе д'Артаньяне, – постно заявила я.

– Он смельчак, – заметил кардинал, любуясь перстнем на своей руке.

И это что-то определяет?

– Потому-то и следует его опасаться… – напомнила я.

– Надо бы иметь доказательство его тайных отношений с Бе-кингэмом…

– Доказательство! – возмутилась я. – Я достану их десяток!

– Ну, – с видом судьи протянул кардинал, – в таком случае нет ничего проще. Предоставьте мне эти доказательства, и я посажу его в Бастилию.

– Хорошо, монсеньор, а потом?

– Для тех, кто попадает в Бастилию, нет никакого «потом»… – спокойным, чуть глуховатым голосом сказал кардинал.

И все-таки мы никак не можем понять друг друга! Вот досада!

– Ах, черт возьми! – вдруг более живым тоном воскликнул он. – Если бы мне так же легко было избавиться от моего врага, как избавить Вас от Ваших, и если бы Вы испрашивали у меня о милости за Ваши действия против подобных людей!

Нет, все-таки понимаем…

– Ваша светлость, – беззаботно сказала я, – а давайте меняться – жизнь за жизнь, человек за человека: отдайте мне этого, и я отдам Вам того, другого.

– Не знаю, что Вы хотите сказать! – воскликнул кардинал. – И не желаю этого знать, но я хочу сделать Вам приятное, и я не вижу никакого препятствия исполнить Вашу просьбу относительно столь ничтожного существа, тем более что этот д'Артаньян, по вашим словам, распутник, дуэлист и изменник.

Самое смешное, что все это правда.

– Бесчестный человек, монсеньор! – поддакнула я. – Бесчестный!

– Подайте мне бумагу, перо и чернила! – приказал кардинал.

– Вот они, монсеньор.

Кардинал взял лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и быстро начертал:

«То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства».

• Предыдущая
• 30/67
• Следующая