Да, та самая миледи - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 15

• Предыдущая
• 15/67
• Следующая

Все в этом рассказе говорило мне о том, что с молодым гвардейцем мы где-то пересекались. Особенно эта характерная черта – ввязываться в драку с петушиным гонором, не соблюдая ни правил, ни чести и руководствуясь лишь собственным раздутым самолюбием. Где-то в моей душе звякнул тревожный колокольчик. Даже в наш век звенящих шпаг такая готовность к схватке встречается не так уж часто. Обычно все-таки имеется хоть какой-то уважительный повод дворянину убить дворянина. Разумеется, не может служить поводом наглое требование отдать бумагу, требование, которое ничем, кроме прямого оскорбления, назвать нельзя. У молодого темноволосого гвардейца были все шансы стать великим человеком.

– А Вы узнали, кем могли быть люди, имена которых он называл?

– Ну конечно, миледи, это-то оказалось проще всего. В определенных кругах Парижа они широко известны. Эти Атос, Портос и Арамис – то ли три брата, то ли три неразлучных друга, мушкетеры короля.

– И Вы никогда не сталкивались с этими господами?

– Увы нет… Когда я навел справки, выяснилось, что в то время они находились на водах в Форже, и почему тот гвардеец решил, что я имею к ним какое-то отношение, не пойму. Может быть, потеря крови ослабила и мои умственные способности вдобавок к телесной слабости?

– Милый граф, Вам нечего стыдиться. Похоже, за этим человеком тянется шлейф убитых противников. Проиграть мастеру не стыдно, а выжить, несмотря на его страстное желание Вас убить, даже почетно. Вы не узнали его имя?

– Пока нет.

Де Бард выслушал мои слова с улыбкой, но сил они ему не придали. Пришлось вызвать его лакея. Графа увезли, а через час мы узнали, что ему стало хуже и, лекари уложили его в постель на несколько дней.

Пока де Варда не было видно, мне стало понятно, что я очень хочу продолжить наше знакомство.

Да что там, что уж хитрить перед собой: я просто потеряла от него голову. По ночам мне снилось, что он тут, рядом со мной. И волосы наши переплетены на одной подушке.

Потомившись неделю, я не выдержала, послала гордость в преисподнюю и села за письмо. Изведя стопу бумаги и искусав все губы, я, наконец, составила послание.

Сей образчик каллиграфии гласил:

«Особа, интересующаяся Вами более, чем может этовысказать, хотела бы знать, когда Вы будете в состояниисовершить прогулку в лес. Завтра в гостинице «Шан-Дю-Дра-д'Ор» лакей в черной с красным ливрее будетждать Вашего ответа».

Я приказала заложить карету, велела горничной и негритенку собираться, но не могла заставить себя ехать прямо к де Варду и решила сначала посетить службу в милой тихой церкви Сен-Ле. Пусть это будет хоть каким-то оправданием перед собой, а на обратном пути можно заглянуть и, в Сен-Жермен. Так, случайно… Просто ради прогулки…

Я успела как раз к мессе и заняла место у клироса.

Священник читал проповедь, и народ заполнил все скамьи. Абу сопел у меня за спиной, словно красная бархатная подушечка, которую он держал, была залита свинцом, а не набита шерстью. Кэт высматривала красивых, непременно черноусых военных. Усы каштанового или пшеничного цвета в ее глазах оценивались на порядок ниже.

Поиски ее увенчались успехом, и она стала украдкой бросать взгляды в сторону колонны, которую подпирал высокий, плотного телосложения мушкетер, одетый с потертой претензией на шик.

Со своей стороны мушкетер делал какие-то странные знаки в нашу сторону, подмигивал, улыбался, подкручивал ус. Кэт млела от удовольствия, я терялась в догадках. На попытки завязать знакомство эти знаки внимания были совсем не похожи, уж очень демонстративно высказывал их усатый красавец.

Внезапно позади нас, нарушая плавный ход проповеди, женский голос звучно и с вызовом издал громкое «гм!».

Я и не подозревала, что в этом простом звукосочетании может таиться такой накал страстей. Наши передние ряды дружно обернулись на звук, и мы с горничной тоже не отстали.

Дама покраснела. Она была немолода и несколько суховата, а черный головной убор придавал ей еще большую строгость, отнюдь не оживляя желтоватый цвет кожи. Наряды, подобные тому, который украшал эту даму, были в большой моде у жен людей судейского ремесла.

Прохладный воздух храма, казалось, даже разогрелся от сдерживаемых дамой в черном чувств. Наполнившие церковь прихожане с большим интересом восприняли такую пикантную приправу к пресной проповеди.

Мушкетер продолжал посылать в нашу сторону убийственные улыбки. Уж не являюсь ли я счастливой соперницей дамы в черном?

Проповедь окончилась. Мушкетер ринулся, как на приступ, к чаше со святой водой и утопил там целиком весь свой кулак. Мне пора было уходить. Когда я оказалась рядом с чашей, красавец вынул из нее руку, окропленную святой водой. В затылок мне возмущенно дышала дама в черном головном уборе. Все понятно.

С улыбкой я коснулась его руки. По сравнению с моей она казалась просто лопатой. Интересно, наверное, в таких руках чувствуешь себя как в колыбели, большие люди иногда удивительно нежны… Я благочестиво перекрестилась и пошла к выходу.

За моей спиной прерывающийся от возмущения голос дамы в черном произнес:

– Ах вот как, сударь мой Портос, значит, мне Вы уже не предлагаете святой воды?

– Су… сударыня! Вы ли это? – с тщательно разыгранным удивлением вскричал мушкетер.

Уже по этому возгласу было понятно, что позиции дамы в черном в сердце громадного красавца значительно прочнее, чем она сама, бедная, предполагала. Еще одна игра… Но где же я слышала это странное имя?

– В Сен-Жермен! – услышала я свой собственный голос.

Де Вард жил в Сен-Жерменском предместье, на улице неподалеку от королевского павильона. На террасе перед его домом цвели очень милые цветы. По самой террасе, словно по заказу, прогуливался лакей де Варда Любен.

Я приказала горничной отдать ему записку. Сердце мое стучало, как полковой барабан, я откинулась на спинку кареты и попыталась сдержать его стук, успокоиться до состояния, в котором можно думать.

Через мгновение Кэт вернулась, забралась на подножку и в окно доложила, что исполнила поручение. Кучер, как ему и было приказано заранее, тотчас рванул с места.

Оказывается, мой дорогой брат тоже не остался слеп к красотам Сен-Жермена и гарцевал на своем скакуне под окнами хорошеньких барышень. Увидев карету, он с радостным криком бросился наперерез. Пришлось встать на обочине дороги. Деверь, подъехав к карете, остановился у дверцы и, не слезая с коня, наклонился к окну.

Разговор наш был по обыкновению пуст и противен. Милый братец настаивал, что нам надо совершить совместную прогулку, а еще лучше присоединиться к шумной компании, гуляющей здесь неподалеку. У меня же было одно желание – скорее добраться до дома. Деверь вел себя хуже моей приставучей обезьянки Жужу, я разозлилась, и в результате приказал долго жить прекрасный веер. Я почувствовала, что сейчас взорвусь и, пожалуй, придушу его здесь, прямо на обочине дороги. Дорогой брат демонстративно не обращал на мою ярость никакого внимания и радостно гоготал, как племенной гусак.

С другой стороны кареты возник еще один всадник, молодой, черноусый, в темном плаще и потертой шляпе:.

– Сударыня, – сказал он по-французски, – позвольте мне предложить Вам свои услуги. Мне кажется, этот господин Вас прогневал. Скажите слово, сударыня, и я берусь проучить его за недостаток учтивости.

Это еще что за странствующий паладин?!!

С холодным удивлением я посмотрела на нового участника нашей комедии:

– Сударь, – мне пришлось тоже перейти на французский, – я с удовольствием бы отдалась под вашу защиту (жди!), если бы человек, который мне досаждает, не был бы моим братом.

Получил?

– Простите меня в таком случае, – воскликнул всадник, пылким взглядом просто сдирая платье с моего тела. – Вы понимаете, сударыня, что я этого не знал!

Дорогой брат с радостью вцепился в подвернувшееся развлечение и леопардом кинулся на защиту моей добродетели.

• Предыдущая
• 15/67
• Следующая