Одна маленькая ошибка - Смит Дэнди - Страница 17

– Элоди, дорогая, – мягко, но решительно перебивает меня Арабелла, – извини, но у нас нет нужды в сторонних специалистах. Штат полностью укомплектован.

Сердце болезненно сжимается.

– Ну хорошо, – не отступаю я, – а если я вернусь на полную ставку, только буду работать из дома?

Конечно, при таком раскладе не получится писать в тех же объемах, как сейчас, разве что вставать затемно и сочинять до рассвета, как некоторые авторы. Но вариант вполне жизнеспособный. Хотя бы на какое‐то время. Буду вкалывать без продыху, пока не придумаю вариант получше. В конце концов, выбора все равно нет.

– Я знаю, что обычно у вас так не работают, но я знаю толк в своем деле и обязательно…

– Элоди, послушай, ты не просто знаешь толк, ты виртуоз в своем деле, но… у нас попросту нет вакансий. И без того в штате сохраняются только самые незаменимые позиции, а бюджета не хватает, чтобы нанимать новых людей. – В голосе Арабеллы явственно чувствуется горечь. – Если я хочу, чтобы «Эй-си-эйч» удержалась на плаву, придется экономить на всем подряд… Эх, вот бы ты позвонила чуть раньше! – добавляет она после паузы.

Я тяжело вздыхаю, не в силах сдержать разочарования.

– Если появится вакансия, пожалуйста…

– Я позвоню тебе в первую очередь, Элоди. Однако не советую зацикливаться на нашей компании: пока кто‐нибудь не уволится, нам никого не нанять. Однако я готова дать тебе хорошую рекомендацию.

Распрощавшись с Арабеллой, я не сразу иду домой. Вместо этого делаю круг и возвращаюсь обратно к началу улицы. Да, можно разослать резюме в другие компании, но сколько времени уйдет на поиски? В нашем городе не так уж много вакансий для маркетолога, а на переезд у меня нет денег.

Помимо паники, меня душит злость на саму себя – Арабелла ведь регулярно звала меня обратно в «Эй-си-эйч», а я отказывалась. Апофеозом моего отчаяния станет тот момент, когда все‐таки придется окончательно разочаровать родителей: их дочурка, бездарная выпускница университета, до сих пор не выплатившая двадцать восемь тысяч фунтов студенческого кредита, не смогла удержаться даже в кофейне.

У меня нет контракта на издание книги.

У меня нет работы.

Нет даже той работы, куда я могла бы вернуться.

Я вот-вот потеряю все, что у меня осталось.

В груди теснит, по щекам текут слезы. Я резко останавливаюсь, и кто‐то налетает на меня сзади, выругавшись. Кажется, у меня начинается паническая атака. Запинаясь, ковыляю к лавочке и усаживаюсь, чтобы перевести дух. На небе ни облачка, царит погожий летний денек из тех, что проводят в парках и скверах с бутылочкой сидра, смеясь и слушая музыку. А мне паршиво – что морально, что физически. Лучше бы налетели тучи, грохотал гром и дождь лил как из ведра. А я бы свернулась, как маленькая, калачиком на диване, уткнувшись маме в плечо, и выплакалась бы – но не могу, ведь мама же советовала мне не бросать маркетинг, а я не послушалась.

И следом за паникой накатывает другое чувство, прорастает сквозь кости, как сорняк через асфальт. Одиночество. В жизни не чувствовала себя настолько одинокой, как сейчас.

Что же мне теперь делать?..

Шестнадцатью днями раньше

Элоди Фрей

Телефон назойливо жужжит в темноте спальни. Я переворачиваюсь на другой бок и забираю мобильный с тумбочки. Мама. Опять. Отклоняю звонок – разговаривать нет ни сил, ни желания, и совершенно не хочется услышать, что мама уже знает о моем увольнении.

Под боком у меня свернулась Шельма; вчера пошел дождь, и я не стала ее выгонять. Прошла ровно неделя с тех пор, как я потеряла работу, и ни один из ресторанов Кроссхэвена, ни одна розничная торговая компания, куда я отправляла резюме, не позвали меня на собеседование, хотя я прекрасно знаю, как подавать напитки, и, черт возьми, умею обращаться с кассой. Я обзвонила несколько мест аккурат сегодня утром, и везде мне указывали на избыточную квалификацию. А из тех контор, где были вакансии управленцев и маркетологов, ни ответа ни привета.

Телефон снова жужжит, и я уже тянусь отключить его, но успеваю разглядеть определившийся номер. Ада никогда мне раньше не звонила. Мы с ней уже давненько перестали болтать просто так. Внутри все леденеет от дурных предчувствий – неужели что‐то случилось с папой?

Шельма громко мяукает, словно требуя взять трубку.

Встревоженная, я подскакиваю и нажимаю на кнопку «Ответить».

– Ада?

– Аго, так ты все‐таки не разучилась пользоваться телефоном. – Голос сестры отдается гулким эхом, будто она находится в просторном коридоре, и первое, что приходит мне на ум, – госпиталь.

– Папа здоров?

– Конечно. Почему ты вообще спрашиваешь?

Я облегченно выдыхаю.

– Мама всю неделю пытается до тебя дозвониться, – укоризненно продолжает Ада. – Ты там что, все пальцы переломала?

– Нет, – огрызаюсь я таким же тоном, – не переломала.

– Вот и хорошо, значит, телефоном пользоваться можешь.

Я прикусываю язык, чтобы не послать сестрицу куда‐нибудь подальше. Шельма с громким мяуканьем начинает бодать меня в ладонь, требуя внимания.

– Ты опять пустила в дом эту блоховозку? – спрашивает Ада.

– У Шельмы нет блох.

– Шельма… – повторяет сестра, даже не стараясь скрыть раздражение. – Ага. Гармония формы и содержания. – Она усмехается.

– Что ты от меня хочешь, Ада?

– Чтобы ты пришла ко мне на ужин в субботу вечером.

Я мысленно перебираю в памяти все значительные даты, вспоминая, не пропустила ли чей‐то день рождения или годовщину.

– И какой повод?

– Обязательно нужен повод? – фыркает сестра. – Слушай, мне некогда сейчас объяснять, я в магазине.

– Видишь ли, в эту субботу не выйдет. Я занята.

Соврала, конечно.

– Чем?

– Какая разница?

Сестра не отвечает, но по ее молчанию я чувствую, как раздражение у нее внутри начинает бурлить сильнее.

– Понимаешь, сегодня уже четверг. Осталось всего два дня.

– Какая разница? – возвращает шпильку сестра.

– Нельзя перенести встречу на другой день?

– Вся семья собирается именно в эту субботу. И если ты не придешь, мама и папа очень сильно расстроятся. Они уже не молоды, Элоди; если не проводить с ними побольше времени сейчас, то позже будешь сильно об этом жалеть.

– Им же едва шестьдесят сравнялось.

– Ладно. Но тогда позвони сама и скажи, что не придешь. Я не собираюсь выступать в роли гонца с дурными вестями.

Вот в этом вся Ада. Всегда своего добьется, не мытьем, так катаньем. Когда ей было тринадцать, она отчаянно захотела мобильный телефон, а папа отказался его покупать. Они тогда сильно поругались, после чего Ада собрала вещи и ушла из дома. Ее несколько часов искали, и папа уже собирался в полицию звонить – и тут заметил дочурку на дубе в саду за домом. Она устроилась на ветке и наблюдала за тем, как разворачиваются события. Как мы ее ищем. Как папа от переживаний едва ли не рвет на себе волосы. Потом Ада слезла, подошла прямо к папе и заявила: «Если бы у меня был телефон, вы бы позвонили и узнали, где я». И пока отец переваривал услышанное, Ада чмокнула его в щеку и отправилась к себе в комнату, получив все, чего хотела, – и гарантию покупки телефона, и подтверждение того, что ее будут искать, если она вдруг пропадет.

Понимая, что с живой сестра с меня не слезет, я спрашиваю:

– В сколько надо прийти?

– В шесть. И еще, Элоди…

– Что?

– Надень что‐нибудь поприличнее.

Двумя неделями раньше

Элоди Фрей