Дорога скорби - Френсис Дик - Страница 35
- Предыдущая
- 35/61
- Следующая
– Итак, – я вздохнул, – Дэвис Татум назвал мне имя Оуэна Йоркшира и сказал, что тот владеет фирмой под названием "Топлайн фудс". "Топлайн фудс" являлась спонсором ленча в Эйнтри накануне Большого национального.
Эллис Квинт был там почетным гостем. А еще среди гостей присутствовал некий лорд Тилпит. Он входит в совет директоров "Топлайн фудс" и владеет газетой "Памп", которая несколько месяцев издевается надо мной.
Чарльз застыл в своем кресле.
– Итак, – продолжал я, – я собираюсь пойти и посмотреть, что из себя представляют Оуэн Йоркшир и лорд Тилпит, и, если я не вернусь обратно, вы можете поднять шум.
– Не делай этого, Сид, – отдышавшись, сказал Чарльз.
– Нет. Если я не сделаю этого, Эллис выйдет из зала суда со смехом, а моя репутация будет навеки спущена в канализацию, если вы понимаете, что я имею в виду.
Он понимал. Чуть погодя он сказал:
– Я слабо припоминаю разговор с этим Арчи. Он спрашивал о твоей голове. Он сказал, что знает о твоей физической стойкости. Странный набор слов – это я запомнил. Я сказал ему, что в шахматах ты ведешь хитрую игру.
И это так и есть. Но разговор этот был так давно. Еще до того, как все случилось.
Я кивнул.
– Он много знал обо мне уже тогда, когда заставил свою сестру позвонить мне в полшестого утра и сказать, что ее жеребцу отрубили ногу.
– Так вот он кто? Брат миссис Брэккен?
– Да. – Я допил бренди и сказал:
– Если вы когда-нибудь будете разговаривать с сэром Томасом Улластоном, не могли бы вы спросить его – не драматизируя этого, не он ли рассказал Арчи Кирку или Дэвису Татуму о том дне в Жокейском клубе?
В то время сэр Томас Улластон был главой клуба и вел разбирательство, которое привело к смещению начальника службы безопасности, пытавшегося отбить у нас с Чико всякое желание когда-либо заниматься расследованиями. Насколько я понимал, это все было в прошлом, и я больше всего хотел бы, чтобы там оно и оставалось.
Чарльз сказал, что спросит сэра Томаса.
– Попросите, чтобы он не дал "Памп" ухватиться за эту историю.
Чарльз думал о такой возможности с не меньшим ужасом, чем я.
Тут зазвонил дверной колокольчик, и Чарльз посмотрел на часы.
– Кто бы это мог быть? Уже почти восемь.
Это выяснилось весьма скоро. Чрезвычайно знакомый голос позвал из холла:
– Папа!
И на пороге появилась Дженни... Младшая дочь Чарльза и моя бывшая жена. Моя все еще озлобленная жена, у которой под языком колючки.
Задохнувшись от внезапного смятения, я встал – и Чарльз тоже.
– Дженни, – сказал он, делая шаг ей навстречу. – Какая приятная неожиданность!
Она, как всегда холодно, подставила ему щеку и сказала:
– Мы проезжали мимо. Не могли не зайти. – Она без особых эмоций глянула на меня и добавила:
– Мы не знали, что ты здесь, пока я не заметила возле дома твою машину.
Я подошел к ней и тоже поцеловал в щеку. Она – как всегда – приняла это как знак вежливости, цивилизованное примирение с противником после сражения.
– Ты похудел, – заметила она по привычке. Я подумал, что она, как всегда, выглядит прекрасно, но, сказав это, я ничего не выигрывал. Я не хотел, чтобы она смеялась надо мной. Если она пыталась задеть меня словом, это ей всегда удавалось, а пыталась она часто. Моей единственной защитой было и оставалось молчание.
Ее симпатичный новый муж вошел в комнату следом за ней, поздоровался за руку с Чарльзом и извинился за то, что они заехали без предупреждения.
– Всегда рад вас видеть, дорогой мой, – уверил его Чарльз.
Энтони Вингхем повернулся ко мне, смущенно-вежливо произнес: "Сид..."
– и протянул мне руку.
Удивительно, подумал я, вытерпев его сердечное приветствие, как часто приходится пожимать руки на протяжении одного дня. Раньше я этого не замечал.
Чарльз налил всем выпить и предложил пообедать. Энтони Виндхем поблагодарил и отказался. Дженни холодно посмотрела на меня и села в золоченое мягкое кресло.
Чарльз болтал с Энтони о пустяках, пока им не надоела тема погоды. Я стоял с ними, но смотрел на Дженни, а она – на меня. Во внезапно наступившей тишине она сказала:
– Ладно, не думаю, что ты хочешь услышать это от меня, но на этот раз ты попал в изрядный переплет.
– Нет.
– Что – нет?
– Нет, я не хочу слышать об этом от тебя.
– Эллис Квинт! Этим куском ты подавишься. И все лето мне надоедали репортеры. Я полагаю, тебе это известно?
Я невольно кивнул.
– Эта репортерша из "Памп", – пожаловалась Дженни. – Индия Кэткарт. Я не могла отвязаться от нее. Она хотела знать все о тебе и нашем разводе. Ты знаешь, что она написала? Она написала, что я ей сказала, будто бы, не говоря уж о том, что ты можешь покалечиться, ты – не тот мужчина, которого мне хватало.
– Я читал это, – отрывисто сказал я. – Ты читал? И тебе понравилось? Тебе это понравилось, Сид?
Я не ответил.
– Не надо, Дженни! – яростно запротестовал Чарльз. Ее лицо вдруг смягчилось, вся злость исчезла, открыв нежную девушку, на которой я когда-то женился. Преображение совершилось мгновенно, как будто упали засовы темницы. Ее освобождение, подумал я, наконец-то произошло.
– Я ничего этого не говорила, – смущенно сказала мне Дженни. Правда не говорила. Она выдумала это.
Я вздохнул. Я обнаружил, что возвращение прежней Дженни тяжелее вынести, чем ее презрение.
– А что ты говорила? – спросил я.
– Ну...я...я...
– Дженни, – снова сказал Чарльз.
– Я сказала ей, – она повернулась к нему, – что я не смогла жить в суровом мире Сида. Я сказала ей, что она может писать все, что угодно, но не сможет сокрушить его или уничтожить, потому что это никогда никому не удавалось. Я сказала ей, что он не выказывает своих чувств, и что он тверже стали, и что я не могла с этим жить.
Мы с Чарльзом много раз слышали это от нее раньше. А вот Энтони был удивлен. Он с высоты своего роста изучают мою безобидную внешность и явно думал, что она ошиблась во мне.
– Индия Кэткарт тоже не поверила Дженни, – утешил его я.
– Что?
– И мысли он тоже читает, – сказала Дженни, поставив стакан и вставая. – Энтони, дорогой, нам пора.
Отцу она сказала:
– Извини за такой короткий визит, – а мне:
– Индия Кэткарт – сука.
Она взглянула мне в глаза.
– Я не могла с этим жить. Я сказала ей правду.
– Я знаю.
– Не дай ей сломать тебя.
– Не дам.
– Ладно. – Она говорила отрывисто, громко, улыбаясь. Когда птицы вылетают из клетки, они поют и радуются. – Прощай, Сид.
Она выглядела счастливой. Она смеялась. Я желал вернуться в то время, когда мы встретились и она всегда была такой, но вернуться назад нельзя.
– Прощай, Дженни, – сказал я. В совершенном изумлении Чарльз вышел проводить их и вернулся, нахмурившись.
– Я просто не понимаю свою дочь, – сказал он. – А ты?
– Я понимаю.
– Она разрывает тебя на части. Я не могу этого вынести, даже если ты можешь. Почему ты никогда не отвечаешь?
– Посмотрите, что я с ней сделал.
– Она знала, за кого выходила замуж.
– Не думаю. Всегда нелегко быть замужем за жокеем.
– Ты слишком многое ей прощаешь! И потом, ты знаешь, что она сказала мне только что на прощание? Я ее не понимаю. Она обняла меня – обняла, а не просто клюнула в щеку – и сказала: "Позаботься о Сиде".
Я почувствовал, как слезы подступают к глазам.
– Сид...
Я тряхнул головой.
– Мы заключили мир.
– Когда?
– Только что. Прежняя Дженни вернулась. Она освободилась от меня.
Она вдруг почувствовала себя совсем свободной... и ей не нужно будет больше... разрывать меня на части, как вы это называете. Думаю, что вся ее разрушительная ярость наконец ушла. Она выпорхнула из клетки.
– Надеюсь, – неуверенно сказал Чарльз. – Мне надо выпить.
Я улыбнулся и присоединился к нему, но, когда мы сели есть, я обнаружил, что чувствую не облегчение, а утрату – пусть даже Дженни теперь не будет мучить и презирать меня.
- Предыдущая
- 35/61
- Следующая