Лучший иронический детектив - Коллектив авторов - Страница 88

— А, гипноз, — вспомнил Саша. — Ну хорошо, допустим, он бы его запрограммировал на убийство. А как бы он убил? У него же сил бы не хватило, он же маленький еще.

— Сергей Николаевич планировал, что Юра подойдет к ней сзади в один из следующих визитов и удавит ее шнурком. На это много силы не надо. А все эти курицы и крысы нужны были только для того, чтобы он переступил психологический барьер перед убийством. И проникновением в чужой дом. Так что он, как хороший шахматист, планировал все на несколько ходов вперед, но все ходы у него какие-то… как левой пяткой правое ухо чесать, — неуклюже сравнил Михалыч.

— Так вот, — продолжал он, — он понимал, что деньги от него могут уплыть в любую секунду. Он, наконец, собирается с духом и залезает в окно, где он весьма туманно представляет себе, что он будет делать. То ли придушит тетушку подушкой, то ли еще как-нибудь. Крови он боится, поэтому такие радикальные меры, как нож и пистолет, он с содроганием отметает. И вот он узнает, в какой комнате спит Клеопатра Апполинариевна, а потом ночью со страху перепутывает окно. И когда, весь дрожа, он все-таки влезает в комнату, на него из стены вылетает привидение с горящими глазами. Кстати, Владик, ты не знаешь, что это было?

— Это я так, — смутился Владик, — от нечего делать, сделал и на стенку повесил.

— А от сквозняка привидение со стенки слетело, и его понесло прямо на Валентина. Тот, уже совсем ничего не соображая, хватает палку…

— Прадедушкину трость, — тихо уточняет Владик.

— Неважно. И этой… тростью колотит по привидению. А там же шарики, и чем больше их отгоняешь, тем больше они на тебя летят. Короче говоря, когда он понял, что привидение от него не отвяжется, то грохнулся в обморок. А потом пришел в себя, увидел шарики, которые по комнате летают, и решил, что он уже где-то в параллельном мире. И снова отключился. В общем, цирк, — заключил Михалыч.

— Бедный, — вдруг проговорила Клеопатра Апполинариевна. Саша не поверил своим ушам.

— Кто бедный? — переспросил он.

— Валентин.

— Он же вас убить хотел!

— Ах, пустяки, — махнула рукой Клеопатра Апполинариевна. — Без денег, да еще такой слабенький.

— Вы его еще пожалейте, — возмутилась тетя Ася.

— Да нет, я все понимаю, — спохватилась Клеопатра Апполинариевна. — Но все же он мой племянник, хоть и троюродный, но единственное родное существо.

Владик вернулся в гостиную, таща за собой прадедову трость.

— Тетя Ася, смотри, у нее ручка вот-вот отвалится, — сунул он трость тете Асе. — Ну я понимаю, испугался, но зачем же такую вещь портить, — расстроился он.

— Дай сюда, — протянул руку Саша.

Тетя Ася неловко перевернула в руках трость. Пожелтевшая ручка выскочила из нее и с глухим стуком упала на пол. Потом что-то зазвенело, и на пол выкатился золотой медальон с выпуклой крышкой. Он покатился по полу, и Ирка кинулась его ловить.

— Фамильное золото нашлось, — закричала она.

Крышка отскочила, и внутри медальона оказалась черная жемчужина.

Тетя Ася потрясла трость и осторожно перевернула ее над ковром. На нем тут же вырос небольшой блестящий холмик из колец, брошек, диадемы и нескольких цепочек с медальонами.

— Значит, я вчера целый день ходил с золотом и бриллиантами, — прошептал Владик.

— Тетя Ася, а ведь это Владик трость в подвале нашел, — сказала Ирка.

— Но самое главное, — сказал Михалыч, с трудом оторвав глаза от блеска драгоценностей на ковре, — благодаря тебе, коллега, был пойман преступник!

— Как это? — зардевшись, спросил Владик.

— Твое привидение. Благодаря ему он не сопротивлялся, — пояснил Саша. — До чего же ты вовремя его соорудил.

Свидание с Валентином Клеопатре Апполинариевне разрешили только в конце лета, когда тетя Ася уже собиралась уезжать. Благодаря Сашиным хлопотам, они смогли встретиться в комнате следователя, и общаться с глазу на глаз, а не через перегородку при помощи телефона. Они проговорили почти целый час. Валентин плакал и целовал тетке руки. Они грустно гладила его по голове и совала ему еду, которую она в изобилии наготовила, чтобы он ел прямо при ней — в камере отберут.

В октябре состоялся суд. Поскольку Клеопатра Апполинариевна не стала подавать на него заявления, и никакого преступления он не успел совершить, ему дали два года условно. Защищать его взялся Саша, и его освободили прямо из зала суда. Клеопатра Апполинариевна хотела отдать ему две трети своего наследства, но тетя Ася уговорила ее отдать пока только одну треть и половину акций.

— Чем больше отдадите сейчас, тем быстрее он их промотает, — сказала она. — Лучше потом дадите еще.

Проводив Валентина, поехали в город, отмечать событие у тети Аси.

— Когда пойдем смотреть вам квартиру? — спросила тетя Ася.

— Давайте прямо завтра, — улыбнулась счастливая наследница, и вдруг неожиданно воскликнула: — Скорей бы Новый год!

— Не терпится получить подарки? — удивилась тетя Ася.

— Нет. Но Валентин обещал обязательно приехать!

Тщательно взбив кудряшки и поправив кокетливо перетянувшую их голубенькую ленточку, завязанную бантиком на лбу, я незаметно перекрестилась и нажала перламутровую пуговку звонка.

Честно говоря, я ожидала услышать заливистую трель или, в крайнем случае, электронный вариант Моцарта или Бетховена, но меня постигло жестокое разочарование. Недра двухэтажного особняка залило какое-то странное жестяное дребезжание. Такие звонки бывают в старых чёрно-белых фильмах про советские коммуналки. К дребезжащему звонку должен прилагаться общий туалет и общая же кухня с двумя или тремя газовыми плитами, натянутые по диагонали верёвки с мокрым бельём, велосипеды и тазы в общем длинном и широком коридоре. Но в этом доме ничего такого быть не может.

Особняк никак не отреагировал на звонок. Хозяин оглох, что ли? А может, дома просто нет… Вот жалость-то! Выходит, зря тащилась…

Ни на что особо не надеясь, я снова нажала перламутровую пуговку. И снова услыхала допотопное дребезжание.

Никаких шагов за дверью я не услышала, но сама дверь распахнулась, явив миру и мне лохматого человека с сильно помятой со сна физиономией.

— Чего надо-то? — спросила физиономия, отчаянно зевая.

Сделав «приятное лицо» и нацепив свою лучшую улыбку, я спросила:

— Вы — Игнатов Игнат Михайлович?

— Ну…

— Да или нет? — уточнила я.

— А ты сама-то кто будешь? — промычал лохматый, изо всех сил борясь с зевотой.

Я снова лучезарно улыбнулась:

— Вас приветствует фирма «Хозяюшка»! Домработницу заказывали?

— А-а, понятно, — лениво протянул он, почёсывая живот через футболку. — Ну, проходи, коли пришла. — И отступил на шаг, чтобы я могла пройти.

Одет Игнат Михайлович был в красную футболку, шорты цвета хаки (всё это ужасно мятое и явно несвежее) и пляжные шлёпанцы. Тоже мне, крутой работодатель…

Я вошла в дом, захлопнула за собой дверь и огляделась.

Холл был светлый, просторный и грустный. Одинокая кожаная куртка была подвешена за шиворот на крючок, хотя буквально рядом на кронштейне болталось четыре пустых тремпеля. В противоположном углу сиротливо приютился потрёпанный футбольный мяч. На белоснежном пластиковом подоконнике — сероватый налёт невесомой пыли и пустая бутылка из-под пива, тоже припорошенная пылью.

Мерзость и запустение.

Нарисовав пальцем на пыльном подоконнике затейливый вензель, я вздохнула:

— Наш город вряд ли когда-нибудь получит приз ЮНЕСКО за чистоту и красоту. Содержание пыли в воздухе у нас исчисляется тоннами.

— Вот-вот, — подхватил он. — На улице пыль летает, а у меня в доме оседает. Сил уже моих нет бороться с ней! Потому и обратился в эту вашу «Хозяюшку».

— Понятно. Где я могу вручить вам свои верительные грамоты?

— Какие грамоты? — не понял он.

— Документы свои хочу вам показать. Чтобы вы убедились, что я — это я.

— А-а… Ну, пошли на кухню.