Магическая практика. Пройти и (не) влюбиться (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 23

– А деньги верну, – упрямо повторила Габи. – Вместе улицу смыли, вместе и…

– Ты считать разучилась или придуриваешься? – рявкнул я, в самом деле разозлившись. – Сколько ты в своей таверне заработаешь? Сколько самой нужно будет хотя бы на еду, бумагу и перья, не говоря уж об одежде? Сколько отправишь родственнице – и что останется после того, как отправишь? Мне проще забыть про эти деньги, чем ждать, пока ты будешь возвращать по медяшке в неделю, а то и в месяц! Я состариться успею!

– Конечно, проще, когда отец еще пришлет! – взвилась она. – Да только не у всех…

– Я не виноват в том, кем родился, и нечего попрекать меня происхождением! – процедил я, сдерживаясь из последних сил.

– Конечно, это же таким, как ты, позволено попрекать других происхождением!

Уж она-то сдерживаться не собиралась. Вскочила – откуда только силы взялись! Подлетела ко мне, сжимая кулачки. Магия искрила вокруг, вот-вот снова шарахнет чем-нибудь боевым, ненормальная!

– Остынь, а то еще что-нибудь подожжешь не хуже той змеюки!

Габи зашипела, тоже не хуже змеюки. Но до чего же она была хороша сейчас – щеки раскраснелись от злости, вся напряженная, как струна, глаза молнии мечут.

– Как подожгу, так и потушу!

– Да уж, видел я, как ты тушишь! Трясу тебя, трясу, а ты ни бе ни ме, пока огонь разгорается вовсю!

Не стоило мне это говорить, и о сорвавшихся словах я тут же пожалел, но было поздно. Габи застыла на миг, а потом сложилась, будто из нее все кости разом выдернули, ткнулась лбом в колени и замерла.

– Эй, ты чего! – испугался я.

Пододвинулся ближе, потормошил ее за плечо.

Она подняла голову, лицо выглядело полубезумным. И заговорила.

Хотя это сложно было назвать разговором – слова словно лились из нее, как ночью лилась с неба порожденная магией вода, превращаясь в грязный мутный поток. Я будто сам слышал вой огня, пожирающего дом, видел, как проваливается крыша, а языки пламени взлетают еще выше. А Габи говорила и говорила – про кошмары, которые снятся ей по ночам, и что, вытащив сестренку из детской, нужно было вернуться в дом за родителями…

Я притянул ее к себе на колени, обнял, баюкая.

– Ты здесь, Габи. Этого больше нет. Ты здесь. Ты сделала все, что могла. Ты спасла сестру, и тебе не в чем…

– Вот они, работнички называется, милуются сидят! – Мастро Скрачопули встал над нами, уперев в бока кулаки.

Габи пискнула, вывернулась из моих рук и умчалась.

Габи

Практика обернулась настоящей катастрофой. Все, что могло пойти не так, – пошло не так.

Может, и справедливо, что ректор собирался выгнать нас с Леоном из Академии, а капитан Ротондо отправил из гарнизона с глаз долой. И мастро Фаббри, назвав нас ходячим бедствием, был не так уж не прав. Пожалуй, что и не стоило трогать змеюку. Жили ведь деревенские все эти годы и горя не знали. Пока не появились маги-недоучки, устроив пожар и наводнение одновременно…

И, хотя все во мне восстает против нормальности происходящего в Кранивилье, клянусь, я больше и пальцем не пошевелю, пусть хоть армия табуретов, оседланных змеептицами, выйдет мне навстречу. Хватит. Наломали дров.

Несколько дней мы с Леоном устраняли последствия охоты на чешуйчатую тварь. Сушили, восстанавливали, спасали то, что еще можно было спасти. И все это под косыми взглядами жителей. Спасибо хоть вслед не плевали и не творили знамение Семи богам при виде нас.

И, будто мало мне было угрызений совести из-за причиненных разрушений, мои противоречивые чувства к Леону так запутались в клубок – не распутать.

Как же он выбесил меня, высокомерно отказавшись от моих скромных доходов. Состарится он, видите ли, дожидаясь, пока я расплачу́сь! Хотелось стукнуть этого хлыща по макушке… А вместо этого…

Вместо этого – помогите мне Семеро! – я оказалась в его объятиях! Дернул же меня кадрис за язык признаться в гибели родителей. Слова выплеснулись, как вскипевшая в котелке вода. Я замерла, готовая к вежливому сочувствию и совсем не готовая к тому, что получила.

Леон усадил меня к себе на колени, покачивая, успокаивая, как утешала в детстве мама, когда я разбивала коленку или ссорилась с подругами. Его ладонь гладила мое плечо, а другой он бессознательно убирал с моих мокрых щек прилипшие пряди. Каждое его прикосновение к моей коже обжигало, точно раскаленный уголь, растворялось жаром в крови и стекало куда-то вниз живота.

В этом двусмысленном положении нас застукал мастро Скрачопулли. Как же стыдно!

Я даже не знала, была ли поддержка Леона искренней или он, пользуясь моментом, решил добавить еще один охотничий трофей в список своих побед. Потом и друзьям расскажет. Вот, мол, заучка-то пала к его ногам, как все остальные. Такая же девица-тупица, стоило только подобрать ключик!

Невыносимо было думать о его объятиях. Нет. Все. Лучше держаться от Леона подальше, чем я и занималась последующие дни.

– Нам надо разделиться, – сухо объявила я. – Спасибо, что учишь бытовым заклинаниям, но по отдельности мы успеем больше.

Леон озадаченно изогнул бровь, в глазах вспыхнул вопрос, но так и остался незаданным. Леон равнодушно пожал плечами:

– Как знаешь.

Четыре дня я избегала встречаться с ним взглядами и, завидев издалека, сворачивала на соседнюю улицу. Однажды, восстанавливая изгородь дома семьи Нерино, я распрямилась, чтобы убрать выбившиеся из косы пряди, и увидела, что напротив, у ворот мастро Грассо, стоит Леон и неотрывно смотрит на меня. Он заметил, что я на него гляжу, и кривенько ухмыльнулся.

Что, ушла добыча из рук, да, Фальконте?

Но почему же теперь по ночам кроме бушующего пламени мне снилось, как Леон прижимает меня к груди, заслоняя от опасности?

«Уйди, уйди из моих мыслей!» – раздраженно шептала я и переворачивалась на другой бок.

Несносный Фальконте и во сне издевался надо мной: являлся и являлся. Лучше бы мне привычные кошмары снились, чем сновидения, после которых внизу живота все горело отнюдь не болезненным огнем. Гадство!

Постепенно жители Кранивильи оттаяли. Внакладе они не остались: что смогли исправить – мы исправили, а за остальное Леон щедро расплатился.

Он на полную катушку включил обаяние, так что и недели не прошло, как бабульки стали расплываться в ответных улыбках. Я собственными ушами слышала, как бабка Сала, стоя у колодца, беседовала с бабкой Миной:

– Ну что с них взять! Дети же неразумные! Натворили делов, конечно, так сами и починили. Это в академиях виноваты – не научат толком и давай на практику посылать. Леон хороший парнишка-то.

Тут же, в очереди за водой, с ведром стояла старшая дочь мастро Грассо и задумчиво наматывала на палец прядь чернильно-черных волос. Она заметила меня, улыбнулась и обхватила за руку, как старую приятельницу.

– Габи… Ты ведь Габи, верно? Слушай, у Леона есть девушка в Академии?

«У него их миллион! – чуть было не ляпнула я с необъяснимой досадой. – По-моему, он сам со счета сбился!»

Почему я злюсь?

– Леон, знаешь, ни с кем подолгу не встречается. А что?

– Да хочу с ним в праздник Солнцеверта через костер прыгать, – призналась она, и ее щеки слегка зарделись.

Я выросла в городе и о празднике Солцеверта только слышала. Знала, что девушки на рассвете умываются росой и собирают цветы, а потом плетут венки и пускают их по реке, чтобы узнать будущую судьбу. Выходит, еще и через костры прыгают.

– Прыгайте, мне-то что.

– Наверное, многие с Леоном прыгнуть захотят… – задумчиво протянула девица.

Охота им пятки подпалить – пожалуйста.

– А ты не будешь? – Она, прищурившись, поглядела на меня, и, могу побожиться, в зеленых глазах мелькнуло нечто, похожее на ревность.

– Нет уж, обойдусь! – фыркнула я.

Арабелла – я вспомнила имя старшей дочери мастро Грассо – успокоилась и снова взяла меня под руку.

– Пойдем с нами на праздник. На зорьке в лес отправимся, цветы соберем. Венки сплетем. А уж вечером-то как весело будет! Угощения, танцы, костры!