Вадбольский (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 2

Ещё через несколько шагов рассмотрел через ветви кустов пробитую через лес дорогу, больше похожую на звериную тропу, отчётливо выделяются две колеи, словно проползли две стальные змеи.

Вдали показалась смирная лошадка, терпеливо тянет нагруженную мешками телегу с двумя ездоками. Один всё так же на передке зевает с вожжами в руке, но лошадь и сама явно знает куда идти, справа и слева стены непролазного леса, а второй мужик вольготно раскинулся среди мешков.

Я быстро несколько раз вздохнул, очищая мозг, нужно собраться, вышел из кустов, растянул рот до ушей, Карнеги уверяет, что человек с улыбкой нравится всем, приветливо помахал рукой.

— Драсте! Не лепо ли ни бяше, братие наше?

Мужик с кнутом в испуге замахнулся на лошадь, второй приподнялся, ухватил его за руку.

— Погоди, Тихон. Вдруг молодцу помощь потребна?

Тихон сказал вздрагивающим голосом:

— Посмотри какой лось! Это от него нужна!

Я вслушался в их речь, ИИ в зеттафлопнике мгновенно проанализировал, и я ответил уже свободнее, приноравливаясь к их наречию:

— Заплутал малость. Хотел сократить, но в чаще леший повел то вправо, то влево… То ли шуткует, то ли голодный. Довезете до деревни?

Тихон поглядывал зло и настороженно, второй мужик широко улыбнулся.

— Садись, парень, ты не леший, видно. И не перевертник, я их чую. Меня зовут Макар.

Голос внутри черепа подсказал, что анализ одежды, словарного запаса и устройства повозки дает основание сократить диапазон от века пятнадцатого-семнадцатого нашей эры до начала двадцатого нашей эры.

Я осторожно влез на телегу и сел на мешки сзади. Подо мной поскрипывает, повозка эта из жердей, связаны чем-то непонятным, расшаренная память тут же подсказала, что это лыко, даже не лыко, а веревки из лыка. Из него делают обувь, называемую лаптями, вон у обоих мужиков ни ногах они самые, а само лыко…

«Потом», прервал я мысленно, а мужикам сказал всё с той же дурацкой улыбкой деревенского простака:

— Спасибо, выручили!.. С ярмарки, как вижу?

Тихон продолжал поглядывать всё так же внимательно и, как только теперь я заметил, настороженно.

— Какая ярмарка, — ответил он нарочито ленивым голосом, — так, в соседнее село… У них много холста, у нас посуда. Меняем…

Бартер, сказал я себе, а вслух озвучил одобрительно-похвальное:

— Хорошо получилось!.. Вон сколько ткани.

Он промолчал, а Тихон довольно заулыбался, похвала и койоту приятна, только Макар кивнул, не спуская с меня испытующего взгляда.

— А ты, — поинтересовался он медленным голосом и как-то неспешно растягивая слова, — откуда?.. Не видел тебя ни в Колупаевке, ни в Жабокряковке, а я там всех знаю.

Я ответил как можно легче:

— За ними ещё деревни.

Оба посмотрели с изумлением, а Макар уточнил:

— Ещё дальше?.. Ну, так далече никто не ездачил. Да и зачем?.. Через такие кучугуры? Там волки, ведмеди, лешие, перевертни, а в болотах водяницы…

— Много болот, — согласился я, — Ничего, высохнут.

Ещё как высохнут, мелькнула мысль. Совсем недавно после отступления ледников здесь оставалось сплошное болото, но стало мелеть, выросли первые деревья, начали отвоевывать у великой топи клочки земли, а на них пришли первые поселенцы, начали расширять лес и осушать болота…

А потом доживут до того, что и болота начнут охранять и лелеять, как островки нетронутой гадкими лапами людей жизни непуганых лягушек.

Я хлопнул ладонью по голове, как бы вспомнив, сказал слегка испуганным голосом:

— Я тут споткнулся и головой ударился и, как всегда в таких случаях, всю память отшиб!.. Иду сейчас и думаю, кто я, где я?

Макар хохотнул:

— Ты человек вроде, и находишься в лесу.

Я отмахнулся.

— Это понятно, но на какой планете?

Он посмотрел с недоумением, сдвинул плечами.

— Планида у нас у всех одна: родиться, работать и помереть.

Что за бред я несу, хотя показалось, что так надо, все так говорят, но тогда я должен быть в теле малолетнего принца, герцога или хотя бы барона, который будет спасать и восстанавливать род…

Опять какая-то ересь, я в своем теле, а всё, что происходит, мне и так кристально понятно. Одно только кажется верным только приблизительно, мне должно быть обязательно шестнадцать лет. Не знаю почему, но это как одна из фундаментальных основ вселенной.

Наверное, с мальца меньше спрос, чем со взрослого. Если так, то надо чуточку подкорректировать внешность, для человека второй половины двадцать первого века это легко, хотя потребует время, потому лучше начать прямо сейчас…

Мужики дремали всю дорогу, Макар приподнялся на локте, когда впереди показались приземистые домишки из серых бревен, за ними сараи, пара колодцев и неухоженные огороды.

Страшно-то как, мелькнула мысль. Они же совершенно оторваны от мира. Никто не наблюдает, не безопасит. Могут убить, и никто не прокрутит запись, чтобы выяснить степень вины. Здесь вообще невероятный мир, где ещё не все преступления раскрываются!

Дорога вилюжит через деревню, домики сторожат дорогу по обе стороны, вдали ещё и двухэтажное здание, очень старое, вот-вот развалится, но перед ним настоящие ворота, хотя забор по обе стороны от старости рухнул.

Тихон указал кнутовищем.

— Там наш барин… Хороший человек…

Лицо его омрачилось, а взгляд потемнел.

— С ним в порядке? — спросил я осторожно, хотя уровень порядка видно по забору и самому зданию.

Он покачал головой.

— Нет… Но всё равно иди. Как бы ты не рядился, но из благородных, вижу. А барин любил, когда к нему заходили в гости.

Я спросил в лоб:

— А ты заходишь?

Он криво улыбнулся, дескать, ну и шуточки у тебя, странник.

— Он барин, а я… мужик.

Макар за моей спиной сказал «тпру», из ворот вышла дородная женщина из тех, что коня на скаку, деловито ухватила за узду. Тихон слез с телеги и пошел открывать ворота.

Я спрыгнул, все при деле, потому даже прощаться не стал, быстрым шагом на подрагивающих от волнения ногах отправился в сторону особняка, что уже и не особняк, а памятник старины глубокой.

Вообще-то надо бы трепетать или как-то волнительствовать, но какое-то дурацкое веселье, словно смотрю интерактивное кино. Нервничаю так, видать. У всех нервность разная.

Где-то семнадцатый-восемнадцатый век, подсказала глубинная память, хотя здание, судя по его состоянию, могло быть построено ещё в шестнадцатом.

Я подошел к воротам, вежливо постучал, а потом обогнул и направился прямо к зданию.

Двор перед домом пуст, лишь остатки каменной оградки и что-то вроде разрушенного фонтана, от которого не осталось даже бассейна, только пара гранитных глыб, напоминающих гигантских жаб с раскрошенными мордами.

Каменные ступеньки обвалились и осыпались, зимой по таким опасно спускаться, перила тоже выщерблены временем, запустение полное.

Двери вверху медленно отворились, вышел старик, высокий, костлявый, спина сутулая, лицо в таких морщинах, что назвал бы его не старым, а древним, похожим на кору дуба. что сошел со страниц сказок про бабу-ягу и Кощея Бессмертного.

Рубаха и портки из одинаково грубого полотна, ноги в лаптях, вообще-то удобная вещь, всегда точно по ноге, хоть и недолговечная. Портки перехвачены таким же кушаком из неотбеленного полотна.

— Драсте, — сказал я дружелюбно, — я проездом в ваших краях. Хочу поприветствовать здешнего хозяина, а там пойду дальше.

Он смерил меня недоверчивым взглядом.

— Проездом? Издалека, похоже, ваш проезд… барин. Сейчас доложу хозяину.

Он медленно повернулся и пошел обратно, едва передвигая ноги. Я подумал, что никто даже не сомневается, что могу быть не барином, что во мне не так?.. Может быть, слишком прямая спина, нет во мне готовности кланяться?

Милый женский голосок Алисы прощебетал в меня в мозгу:

— Босс, это тебе как-то не видно, но в этой эпохе все кому-то да кланяются. Ничего, вот возьмем власть, все люди будут нам кланяться на каждом шаге!