Люди и руины - Эвола Юлиус - Страница 46

Укажем еще два примера применения тактики разбавления. Первый относится к общественно-экономической области и связан со всеми «национальными» и социал-реформистскими разновидностями марксизма; это тот же яд, только разбавленный. То же самое можно сказать и о различных «социал-демократических» теориях, подобных, как мы видели, Троянскому коню, которого обманом протаскивают в крепость для ее дальнейшего захвата, осуществляемого не посредством прямого нападения, а путем внутреннего, естественного и логического развития. Второй пример из области культуры. Мы уже говорили о том значении, которое в общих рамках мировой подрывной деятельности имеют психоаналитические теории. Среди людей, еще способных здраво рассуждать, наиболее грубые формы этой лженауки, соответствующие чистому или «ортодоксальному» фрейдизму, начали вызывать резкое отвержение. Тогда вновь прибегли к тактике разбавления посредством разработки и распространения «одухотворенного» психоанализа для людей с более тонким вкусом. В результате те, кто совершенно не приемлет Фрейда и его последователей, сдает свои позиции, к примеру, перед Юнгом, не замечая, что речь идет о том же переворачивании, имеющем даже более опасный характер, так как благодаря своей утонченности оно оказывает более пагубное влияние в духовной области, нежели фрейдистская разновидность.

Следующая тактика состоит в смешении принципа с его носителями. С различных точек зрения упадок традиционных институтов начинался с вырождения его представителей. Но действительное разложение и разрушение стало возможным лишь тогда, когда принципы стали путать с людьми, что также стало оружием в оккультной войне. Когда представители данного принципа оказываются его недостойными, тайные силы делают все, чтобы переложить вину непосредственно на сам принцип как таковой и только на него. Вместо того, чтобы просто указать на непригодность данных людей быть носителями данного принципа и потребовать их замены достойными, что выправило бы положение, утверждают, что ложен, извращен или отжил свое сам принцип, настаивая на необходимости его смены другим. Эта тактика использовалась почти во всех революциях как одно из наиболее действенных средств. Первоочередной задачей является внушить всем, что внутрисистемный кризис является кризисом самой системы. Примеры подобного рода столь общедоступны, что едва ли имеет смысл особо на них останавливаться. Нападение на монархию и аристократию шло именно таким путем. Марксизм прибегнул к той же уловке, использовав злоупотребления капитализма в качестве предлога для атаки на частную экономику и провозглашения коллективистской экономики. А сколько примеров тому в духовной области! Разве Реформация Лютера не использовала испорченность представителей римской церкви в качестве предлога, чтобы поставить под вопрос сам принцип авторитета и целый ряд основополагающих идей католической традиции, перейдя с личностей на принципы?

Наконец, укажем последнее средство тайной войны, связанное с довольно особой областью: а именно вытесняющее внедрение. Его применяют, когда организация духовного или, в более широком смысле, традиционного типа доходит до такого упадка, что ее представители почти полностью утрачивают знание истинной внутренней сути, некогда составлявшей основу ее авторитета и престижа. Жизнь подобной организации можно сравнить с автоматической жизнью существа, находящегося в сомнамбулическом состоянии, или живого тела, лишенного души. В центре образуется своего рода духовная «пустота», заполняемая посредством внедрения чужими, подрывными силами, которые, не меняя ничего внешне, заставляют эту организацию служить совершенно иным, если не прямо противоположным изначально свойственным ей целям. В некоторых случаях эти внедрившиеся элементы начинают разрушать подконтрольную им организацию, например, создавая исподволь поводы для скандала, способные вызвать негативную реакцию; в этом частном случае они действуют совместно с внешними силами, используя также ранее упомянутую тактику смешения принципа с его носителями.

Знание этих приемов позволяет пролить свет на многие события как вчерашнего, так и нынешнего дня. Так, например, говоря о масонстве, следует постоянно помнить, что его развитие как подрывной силы связано именно с применением указанной тактики вытеснения и переворачивания внутри древнейших организаций, от которых в современном масонстве сохранились лишь немногие структуры, символы и иерархии, тогда как действующие в них ныне руководящие влияния уже с давних пор имеют совершенно иную природу.

Мы ограничились отдельными примерами, уделив больше внимания принципам, в надежде, что это не помешает внимательному читателю найти им возможное применение в самых различных областях, поскольку нет ни одной области, где тем или иным образом, в прошлом или в настоящем, не велась бы тайная война. Однако важнейшей областью применения тайного оружия является внутренний мир, мышление. Именно здесь требуется наибольшая осторожность, умение распознавать тончайшие влияния, при помощи которых в сложных обстоятельствах нам пытаются внушить определенные идеи и реакции. Если мы овладеем этой наукой, наш противник, даже если мы и не сумеем точно вычислить его во внешнем мире, мало помалу будет обнаруживать все новые, непреодолимые преграды на своем пути.

Повторим еще раз: все вышесказанное не является ни философскими спекуляциями, ни отвлеченными фантазиями, но имеет серьезное и вполне положительное значение. Мы убеждены, что ни один вождь или воин традиции, вступивший в бой с подрывными силами, не может считаться зрелым человеком, способным удовлетворительно решить стоящую перед ним задачу, предварительно не развив в себе способности, позволяющие постичь мир скрытых причин, дабы суметь дать бой неприятелю и на этой территории. Будем помнить миф «мудрецов» из Протоколов: для них люди, воспринимающие лишь «факты», подобны тупой скотине. Нельзя рассчитывать на спасение, если среди глав нового движения не окажется людей, способных вести материальный бой, используя также и тайное знание, которое в этом случае будет служить не темным силам, а светлому принципу традиционной духовности.

В одной из предыдущих глав мы упоминали о роли, которую сыграл антигерманский предрассудок в «патриотической» концепции итальянской истории, попавшей под влияние масонской и демо-либеральной идеологии. Этот предрассудок распространен также в области культуры, особенно среди интеллектуалов, лелеющих миф латинства. По их мнению, мы являемся «латинским» и средиземноморским народом, поэтому наши естественные склонности, наше избирательное сродство влечет нас к нациям латинской культуры, тогда как от германского мира нас отделяют почти неодолимые духовные преграды. Говорят, что итальянец и немец никогда не смогут понять друг друга, а наши латинские цивилизация и мышление прямо противоположны германским. Некоторые примешивают к этому и религиозный фактор, противопоставляя протестантизм, исповедуемый германскими народами, католичеству латинских стран, намеренно умалчивая о том, что рейнская область Германии, Бавария и Австрия также исповедуют католичество.

Подобные воззрения основаны на неком недоразумении, во многом порожденном, с одной стороны, избитыми и поверхностными представлениями, а с другой — инстинктивной неприязнью, вызванной неоднородностью расового состава итальянского народа. Поэтому данный вопрос имеет довольно важное значение для представителей консервативно-революционного движения.

Первый вопрос заключается в следующем: что именно понимается под «латинским»? Что, собственно говоря, имеют в виду, используя это выражение?

Как уже было сказано, в Италии миф «латинства» является любимым дитятей определенных интеллектуально-литературных кругов. И это не случайно. Действительно, о так называемом «латинстве» можно вести речь исключительно в рамках литературы и искусства, иначе говоря, культуры в наиболее поверхностном и расплывчатом смысле этого слова. В прочих же случаях уместнее говорить о «романском элементе», так как дело касается остатков поздней классической цивилизации, сохранившихся среди народов, некогда включенных в орбиту Римской Империи, усвоивших латинский язык и сохранивших некие устои, свойственные этой цивилизации. На самом деле упомянутое «латинство» скорее похоже на внешний слой штукатурки, скрывающей глубинные — как этнические, так и духовные — различия, которые нередко вступают в открытое противоборство. В любом случае нам важно показать, что «общее латинское наследие», безусловно, нельзя считать римским. Все приукрашенные гуманизмом «латинские» черты, проявляющиеся в самых различных областях, от обычаев до отдельных норм юридического права, имеют отношение исключительно к миру, остававшемуся «римским» лишь на словах, по отношению к которому древний, героический, патрицианский Рим не мог питать иного чувства, кроме презрения.