Корпус обреченных (СИ) - Хай Алекс - Страница 50

— Будет нормально выполнять свои задачи — будут ему милости. Их раздаю не я, а Шереметева.

— Да, но именно ты встал у него на пути. Это нам с Левой и, например, Гагариной, в целом наплевать, как сложится карьера. У нас и так все в шоколаде. Но здесь много и тех, для кого карьера — вопрос жизни и смерти…

Мы как раз спустились по лестнице на первый этаж и должны были проходить через холл в столовую.

— Чего это они там столпились? — Лева приподнялся на носках, выглядывая из-за голов более рослых товарищей. — Что-то новое вывесили?

Возле информационных стендов и правда царило оживление. Курсанты, взволнованно переговариваясь, столпились возле досок, на которых вывешивали расписание. Издалека я не мог разглядеть, что именно привлекло их внимание.

— Что там творится? — Юсупов нахмурился, прищурив глаза, чтобы попытаться разглядеть причину оживления.

— Не знаю, — ответил я, ускоряя шаг. — Давай проверим. Еще успеем.

Мы протиснулись через толпу, прорываясь к центру этой суматохи. Как только я оказался ближе, то на миг застыл от удивления.

На всех информационных стендах была намалевана огромная надпись красной краской:

«НИКОЛАЕВ — ПРЕДАТЕЛЬ И УБИЙЦА РОМАНОВЫХ».

Толпа вокруг информационных стендов замерла, уставившись на эту кричащую надпись. Люди вокруг обсуждали, тыкали пальцами, шептались.

— Что за черт? — выдохнул Львов, ошарашенно глядя на малеванные буквы.

— Боже… — Юсупов покачал головой, его лицо побледнело. — Это серьезная провокация.

Я спокойно взирал на эти художества, но внутри меня поднималась волна гнева. И ведь кто-то не испугался пойти против Черного Алмаза.

— Ты это видел? — кто-то из курсантов обратился к своему соседу, кивая в мою сторону. — Он и правда тут, Николаев.

— Смотрите, это он! — в толпе раздались нервные смешки.

Львов подошел ко мне ближе и тихо сказал:

— Алексей, не реагируй. Это провокация.

— Разумеется, — отозвался я.

— Они явно хотели устроить представление, — добавил Юсупов, сжав кулаки. — Нужно найти, кто это сделал.

— Это точно Безбородко, — процедил Лева. — Он не смог тебя обойти на собрании, так теперь решил очернить меня перед всеми.

Я пока не стал ничего утверждать. Безбородко не скрывал своей неприязни ко мне, но он не казался мне идиотом. Идти против меня так открыто? Он что, бессмертный? Или кто-то узнал о нашем конфликте и решил этим воспользоваться?

— В любом случае, — Лева посмотрел мне в глаза, стараясь говорить спокойно и рассудительно. — Нам сейчас нужно держаться спокойно и не поддаваться на провокации. Твоя задача — сохранить авторитет.

— Не переживай, я не доставлю этому провокатору удовольствия. Мы разберемся с этим позже. Сейчас нужно идти на построение.

И все же. Предатель. Убийца Романовых. Это была явная отсылка на прошлое моей семьи. Ведь некоторые в свете до сих пор придерживались мнения, что мой отец действительно был виноват в гибели императора. А сейчас кое-кто решил напомнить об этом через мою связь с заражением Андрея.

Удачный момент.

Я заметил, как несколько человек повернули головы в мою сторону и замерли. Я чувствовал их обжигающий интерес и недоверие. Кто-то шептался, кто-то шептался и бросал на меня колкие взгляды.

— Чего он так смотрит? — раздался хриплый голос за спиной. — Может, и правда виноват?

— Так в чем он виноват?

— Что-то случилось с князем Андреем?

— Да никто не знает, что с ним на самом деле случилось! — сказал какой-то паренек с гранатовым перстнем. — Руководство ведь ничего не говорит! Может Николаев и правда в чем-то замешан…

Я холодно улыбнулся и спокойно встретил взгляд этого парня.

— Ваша фамилия, господин.

— Козлов! — с вызовом ответил курсант.

— Господин Козлов, умерьте пыл, пожалуйста. Иначе рискуете опоздать на построение.

Но толпа возле стендов уже зацепилась за это и начала роптать.

— Пусть расскажет, что случилось!

— Пусть объяснится.

— Да вы что, с ума сошли? — громко выкрикнул Львов, резко обернувшись к толпе. — Вы на самом деле поверили этой дешевой провокации?

— Спокойно, лева, — я отстранил его и жестом велел не горячиться. — Руководство дает столько информации, сколько считает нужным. Если у господ курсантов есть вопросы, пусть задают их кураторам.

Юсупов тоже попытался вмешаться.

— Господа! Давайте сохранять здравомыслие. Кто-то хочет посеять раздор и сумятицу в наших рядах. Вам мало проблем с аномалиями и тяжелой учебы?

Но как бы они ни старались успокоить окружающих, шепотки, наполненные подозрением и тревогой, продолжали циркулировать среди курсантов. Именно этого провокатор и добивался. А еще этот загадочный подлец хотел вывести меня на эмоции и заставить оправдываться.

Хрен там плавал.

— Надо немедленно сообщить Ланскому, — сказал я. — Расписание закрасили. Ни черта не видно.

— Я позову офицера, — кивнул Львов, хотя и его взгляд выдавал его раздражение и гнев. — Сию же минуту.

Мы уже собирались уходить, и я встретился взглядами с Безбородко. Его глаза блестели, губы были сложены в презрительную ухмылку. Он смотрел на меня с насмешкой, словно видел перед собой уже побежденного врага.

— Господа! Пора на построение! — закричала Катерина. — Осталась минута до сбора!

Толпа начала рассеиваться. Кто-то все еще косился на меня, кто-то обсуждал происходящее, но многие кивали, понимая, что разумнее будет разобраться в этом вопросе официально.

Но не успели мы разойтись, как двери холла распахнулись, и на пороге появился Ланской в сопровождении двух сержантов. Его хмурое лицо, обычно сохранявшее спокойствие и невозмутимость, сейчас выражало недовольство и раздражение.

Баранов тоже походил на грозовую тучу: глаза прищурены, руки сложены за спиной, а из-под фуражки сверкали глаза, полные желания задать кому-нибудь по первое число.

— Что здесь происходит? — прогремел майор и окинул взглядом собравшихся.

Те, кто не успел уйти во двор, притихли и вжали головы в плечи. Толпа расступилась, открывая перед куратором надпись на стенде. Ланской скользнул взглядом по буквам, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Но его глаза, тем не менее, стали холоднее.

— Кто это сделал? — спокойно спросил майор. Его голос был тихим, но от этого звучал еще более угрожающе.

— Никто не знает, товарищ майор, — произнес Юсупов, отрываясь от стены и подходя ближе к собравшимся. — Полагаю, намалевали совсем недавно, раз никто из ваших людей не увидел это безобразие раньше.

Ланской сложил руки за спиной и обвел всех взглядом, не останавливаясь ни на ком конкретно. Его присутствие внезапно стало давить, как тяжелое одеяло.

— Курсанты, вперед на построение! — велел он. — Баранов, разберитесь со стендом. Пусть вывесят новые листы.

Он развернулся и направился к выходу из холла. Сержант махнул рукой, подгоняя курсантов, словно овец на выпас.

— Быстрее, на построение! — рявкнул он. — Шевелитесь!

Толпа учащихся, все еще переговариваясь и переглядываясь, начала расползаться к выходу на улицу. Мои знакомые с тревогой смотрели на меня, но еще больше боялись реакции Ланского. Было очевидно, что куратор не оставит этот инцидент просто так.

— Курс, построиться! — рявкнул Баранов.

Мы построились на плацу в ровные шеренги и выпрямились под пристальным взглядом майора. Ланской стоял перед нами, руки по-прежнему сложены за спиной, лицо непроницаемое. Слева от него стоял хмурый Баранов. Ясное дело — ему-то наверняка тоже прилетит за недосмотр.

— Господа курсанты, — начал Ланской, его голос гулко отразился от замковых стен, и по двору поползло напряжение. — Кто-то из вас нарушил порядок и попытался посеять раздор в коллективе путем обвинений в адрес одного из ваших товарищей, провокаций и порчи казенного имущества. Это недопустимо. Спецкорпус — не место для интриг. Это кузница кадров. У нас есть только один враг, и этот враг общий. Аномалии.