Корпус обреченных (СИ) - Хай Алекс - Страница 43

— А ну замолчи и не смей думать о плохом. Все будет в порядке, обещаю.

Он устало улыбнулся.

— Ты опять знаешь больше, чем говоришь?

— Ты точно не помрешь, — отозвался я и, крепче взяв его за руку, понизил голос до шепота. — Сможешь ли адаптироваться, пока неизвестно, но Искажение тебя не убьет. Я бы ни за что не стал тобой рисковать.

— Иногда я начинаю бояться тебя, кузен Алексей.

— Нечего бояться, пока мы на одной стороне. А мы здесь всегда на одной стороне — за живых против погибели.

— Увеличьте подачу эфира, Николаев, — велел Сумароков, проверив состояние Андрея. — Сейчас мы погрузим господина Романова в сон, чтобы процесс адаптации проходит немного комфортнее.

Я передал больше силы, пока главный лекарь вязал заклинание глубокого сна. Андрей напоследок улыбнулся мне и провалился в забытье.

Лишь бы я не ошибся. Лишь бы он действительно оказался позитивно чувствительным. Я видел, что Андрею было важно оказаться полезным, и не хотел, чтобы он прошел через эти муки зря. Ведь если Таня оказалась восприимчивой, то, быть может, и другие Романовы могли адаптироваться… Кровь сильна, а у нас в Ордене считалось, что способность адаптироваться к энергии Искажения передается генетически.

Лицо Андрея расслабилось, он задышал ровнее, а его рука сползла с моей на кушетку.

— Теперь только время покажет, — сказал Сумароков, устало отстраняясь. — Сейчас я зарегистрирую ваши сегодняшние показатели. Затем вы должны вернуться на занятия, Николаев. Следующее вливание эфира понадобится через несколько часов. Если понадобитесь, я вас вызову.

— Как пожелаете, ваше высокоблагородие.

— Сами как себя чувствуете?

— Спать хочу, — отозвался я.

— Немудрено. Эксперимент плюс бессонная ночь и нехватка эфира. — Сумароков быстро осмотрел меня и принялся записывать показатели в журнал. — Но держитесь на удивление стойко. Глядя на эти данные, я бы не сказал, что вы вообще сражались ночью…

Я вышел из медсанчасти, на ходу пытаясь привести мысли в порядок. В конце коридора напряженно ждали вестей товарищи — Львов, Одоевский и неожиданно Бэлла Цицианова. На девушке лица не было.

Она шагнула ко мне.

— Алексей… — она замялась. — Катерине стало нехорошо во время завтрака. Её тоже отвели в медпункт. Сейчас её осматривают.

У меня упало сердце. Значит, там, на построении, не показалось. С Кати действительно было что-то не так.

Одной беды было недостаточно? Теперь мне самому захотелось обследовать каждого, кто сражался ночью. Не хватало еще эпидемии заражения.

— Как долго она там? — стараясь сохранять спокойный вид, спросил я.

— Несколько минут, — ответил Одоевский. — Мы хотели дождаться вас и вместе выяснить, что с ней. Как ваш кузен?

Я пожал плечами, подбирая слова. Ребята заслуживали знать правду, но, как бы это объяснить проще? Ведь и сам я до конца не был уверен, что все пройдет успешно.

— Перебрал энергии аномалии. Жизни ничего не угрожает, но, полагаю, несколько дней проведет в палате.

Лева покачал головой.

— Угораздило же в первый день…

— А вы, Алексей? — спросил Одоевский.

— Да мне-то что сделается…

— Вы вместе с Романовым были на передовой. Полагаю, вы поглотили не меньше энергии.

— Тройная доза ртути творит чудеса, — кисло улыбнулся я.

В коридоре повисла напряженная тишина. Я взглянул на часы — четверть часа до начала занятий. Позавтракать не успеем. Проклятье. Нервы и так у всех на пределе, а пустой желудок не добавляет спокойствия.

— Господа курсанты!

Неожиданно в коридоре появился Юсупов с таинственной улыбкой на лице и каким-то бумажным свертком. Как всегда, Феликс был на позитивной волне — хотя бы внешне.

— Ну что, герои, — проговорил он с ухмылкой, — Вы пропустили первый завтрак, но, скажу откровенно, мало потеряли. Не «Медведь». И я уговорил сотрудников на раздаче завернуть вам немного еды. Разбирайте.

С этими словами он положил на подоконник свою ношу и развернул бумагу.

— Бутерброды! Пришлось, знаете ли, поуговаривать…

Я не мог не улыбнуться. Молодчина он все-таки, этот Феликс. Из всех алмазников — самый недооцененный. От него, казалось, не ждали ничего путного даже в руководстве Спецкорпуса, а парень тем временем пока что проявлял достойные качества.

— Спасибо, Феликс, — проговорил я, принимая один из бутербродов. Он даже не выглядел особенно аппетитно, но сейчас я был готов съесть что угодно.

— Считай, это мой долг перед вами, — добавляет Юсупов с привычным сарказмом. — Не каждый день спасаем учебное заведение, верно?

— Да уж, — мрачно улыбнулся Одоевский, принимая свой паёк. — Но надеюсь, завтра это в расписании не стоит. Я был бы рад хотя бы иногда высыпаться.

— Высыпаться? — ухмыльнулся Феликс. — Боюсь, это вы адресом ошиблись, господин курсант. Или в Пажеском корпусе были иные порядки?

— Ну, в первую же ночь на нас не нападали заколдованные кабаны…

Мы принялись жевать прямо в коридоре, облокачиваясь на стены. Я просто плюхнулся на пятую точку и ел, сидя на полу. Вкус бутерброда еле ощущался — все словно сгорало прямо в пищеводе. Спасибо Юсупову, тот взял с запасом, и только после третьего бутерброда я начал ощущать, что ко мне начали возвращаться силы.

Тишину неожиданно нарушил звуковой сигнал, раздавшийся над нашими головами,

— Вот и оно, — произносит Львов, поднимаясь на ноги и накидывая сумку на плечо. — Пора на занятия. Пять минут до лекции.

Бэлла бросила тревожный взгляд в сторону дверей медпункта, где осталась Катерина, и я почувствовал её внутреннюю борьбу: уйти сейчас или дождаться новостей. Но в этот момент дверь кабинета распахнулась.

На пороге стояла курсант Романова. Бледная, словно полупрозрачная. И без того худенькая, девушка сейчас казалась и вовсе хрупкой, словно фарфоровая статуэтка.

— Катя! — Бэлла тут же бросилась к ней. — Как ты? Что сказали лекари?

Катерина увидела меня, и, не говоря ни слова, молча приподняла брови, спрашивая об Андрее. Беспокоилась. Пусть и дальняя, но все же родня. Да и кузен всегда ей симпатизировал. Я едва заметно кивнул, сообщая, что с Андреем все было в порядке.

— Так что сказали? — спросил я.

— У меня две новости, господа одногруппники. Хорошая и плохая.

То, что Кати вообще показалась перед нами на своих ногах, уже было хорошо. Ее состояние всяко было лучше, чем у Андрея.

— Какие новости? — спросила Бэлла.

— Хорошая новость — у меня нет передозировки силой аномалии, — улыбнулась Катерина, хотя её голос звучал слабее, чем обычно. — У меня пограничное состояние выгорания. Слишком много эфира потратила ночью во время сражения.

Все, кто стоял в коридоре, с облегчением вздохнули. И все же радоваться рано. Эфирное выгорание — штука серьёзная. Вовремя не поймаешь истощение или проигнорируешь симптомы — можешь погибнуть.

— Что говорят врачи? — спросил Одоевский, подойдя ближе. Я заметил, что он частенько заглядывался на девушку, а сейчас и вовсе не на шутку заволновался.

Катерина пожала плечами, небрежно убрав выбившиеся из строгой прически волосы.

— Показано неделю отдыхать и магию использовать по минимуму, а лучше и вовсе не использовать. Ну, и эфир пополнять естественными способами. Ничего серьёзного, хотя отдых явно не помешает.

Бэлла приобняла Катю за плечи, но та отстранилась с усталой улыбкой — не хотела показывать слабость.

— Главное — ртуть сработала, и у тебя нет передозировки аномальной силой, — сказал я. — Отдохни как следует. Сейчас не время геройствовать.

Она усмехнулась, хотя было видно, что даже эта усмешка далась ей с трудом.

— Я не собираюсь. Просто немного перестаралась. Буду учиться на собственных ошибках.

— Как и все мы, — добавил Юсупов. — Но ты хотя бы можешь теперь официально полежать в казарме.

— О нет, дорогой Феликс. От занятий меня не освободили. Так что всем нам нужно поторопиться на лекцию.