Мартышка для чемпиона (СИ) - Алекс Коваль - Страница 40

Правда, «вторая половинка» моих порывов на «другое» утром не оценила.

При мыслях о Царице настроение резко едет вниз. На телефоне до сих пор ни одного пропущенного звонка или сообщения от абонента «коза» с сердечком. Ей реально настолько на меня по херу?

Вздохнув, запускаю в рот последнюю ложку борща, оставшегося в тарелке. Та тут же пропадает у меня из рук. Тарелка. Со словами родительницы:

— Добавки, сынок?

— Лучше чай.

— Правильно. Наливай. Вот только заварила смородиновые листья. Полезно весной, в период вирусов и авитаминоза — вещь просто незаменимая.

Наливаю. Щедро плескаю себе заварки и кипятка в свою старую, любимую, покоцанную кружку, которая «живет» у родителей еще со времен старших классов школы. Ставлю чайник обратно на подставку и высовываю нос из-за маминого плеча. Заглядываю на сковородку, где, лаская слух, в масле шкворчат два последних пирожка. Убойная доза холестерина и нокаутирующий по поджелудочной.

Хмыкаю:

— Какая добавка, мне в себя еще тазик пирожков запихать надо.

— Никаких тазиков, — нравоучительно ворчит мать, — один и самый маленький.

— Это потому что я у вас в семье не самый любимый ребенок, да?

— Ты у нас единственный ребенок, шалопай! — получаю полотенцем по руке, когда лезу в тарелку с румяными, поджаренными пирожками. — А маленький, потому что у тебя режим!

— Эй, я же обещал завтра все отработать!

— Ага, отработает он. Нет у меня веры тебе, Сенечка. Щеки отъешь, кубики жирком заплывут, и я точно внуков не дождусь! Кому ты такой кабанчик нужен будешь? Матери разве что. Нет, я тебя, конечно, пламенно люблю, но мысль о потенциальных внуках уже люблю больше.

— Ну, мам, ты серьезно? — ворчу обиженно и, улучив момент, когда родительница хватается за деревянные лопатки, таки урываю один пирожок с тарелки, тут же отскакивая в дальний угол кухни, получая многострадальным полотенцем уже по заднице. Прилетает, кстати, ощутимо.

— Арсений!

— Тш-ш-ш! — шикаю. — Не кричи, папу разбудим. Ему завтра на работу рано вставать.

Мама поджимает губы и нарочито недовольно машет головой. А у самой уголки губ подрагивают в улыбке. Да и я улыбаюсь, как дятел! Прям как на двадцать лет назад провалился, чес слово! В те редкие летние вечера, когда не было сборов, игр и тренировок, когда я был простым, пробующим жизнь на вкус пацаном. Свободным подростком, который мог со своей компанией таскаться полночи по дворам. А под утро меня дома непременно встречала мать. Ворчала сначала. Ругалась. А потом вела на кухню и откармливала, как поросенка на убой. Главное, чтобы тихо, чтобы батя не услышал. Всю жизнь на заводе работая, подъем у него всегда был ранний. Да и мужик он у меня суровый.

Вообще, я уже давно зарабатываю достаточно, чтобы оба родителя могли сидеть дома и жить, ровным счетом ни в чем себе не отказывая. Квартиру, например, могли бы поближе к центру купить. И ко мне. Да и квадратурой побольше. Но мои предки — консервативные люди. Все, что они мне позволили, это оплатить евроремонт в нашей старой доброй «трешке», купить машину и раз в год возить их в отпуск на моря. По первости я на такую непреклонную позицию отца и матери обижался. Мол, что я, не в состоянии что ли с лихвой отплатить им за те годы, что пришлось ужимать себя во всем, только бы смочь оплатить сыну дорогостоящие тренировки? А хоккейная амуниция? Вы видели, сколько стоит качественная форма? Космических сумм, которые в свое время приходилось собирать буквально по полгода.

Но становясь старше, я стал все больше понимать их нежелание «сидеть у кого-то на шее». Тем более у собственного ребенка. Когда у тебя есть финансовая возможность, ты можешь сделать своим родителям жизнь чуточку легче и проще. Помочь, когда требуется эта помощь. Привнести в нее ярких красок и новых впечатлений. Но ты не обязан полностью взваливать их жизнь на собственные плечи. Добро, оно должно идти от сердца. Но никак не из корыстных побуждений.

Так, о чем мы там говорили?

А, «кубики», точняк.

Посмеиваясь, я приземляю свою пятую точку в уголок, у холодильника, куда со своими габаритами уже едва помещаюсь, и с улыбкой наблюдаю, как мать суетится у плиты. Активно работая челюстями, бубню с набитым ртом:

— И воофще, чевовека надо не фа кубики люфить, ма.

— Арсений, тебя волки что ли воспитывали? — закатывает глаза родильница, оглядываясь.

— Сорян, — затыкаюсь, делая глоток чая, прогревающего до самой кончиков ушей.

Почему же сразу волки? Обезьяны. Точнее одна, конкретная, вредная Обезьянка.

Болтать с едой во рту — это во мне влияние Марты сказывается.

И воровать еду из чужих тарелок, кстати, тоже.

— Так кто ж спорит-то, — продолжает матушка, — что любить надо не за внешние данные. Но не зря же говорят: встречают по одежке, а провожают по уму. Иногда, пока под килограммами жира найдешь за что еще, кроме кубиков, любить, все детородное отсохнуть успевает.

Я фыркаю в кружку, едва не пуская чай носом. Закашливаюсь. Мне же не одному кажется, что вопрос наличия у меня детей стал для матери уже не просто «идеей фикс», а прям-таки смыслом жизни? Это у всех парней так? Или только мне несказанно «повезло»?

— Кстати, о внуках, которых ты мне обещал! — резко меняется матушкин тон.

— Что? — включаю дурака. — С ними что-то не так?

— А что, есть такая вероятность?

— Ты у меня сейчас это серьезно спрашиваешь?

— Вы же регулярно проходите все эти ваши медицинские комиссии. Арсений, — присаживается напротив меня с кружкой чая мама, — если у тебя есть какие-то проблемы, ты просто обязан мне рассказать. Я же мать!

Вы тоже представили, да, какой бы это был занимательный разговор?

Хвала богам, нет, проблем в этом плане не имеем. Хоть завтра иди и пачками «стругай».

— Спокойно, ма, все с твоими потенциальными внуками физически в полном порядке.

— А психологически? — щурит свои голубые глаза ма.

Я нервно растираю ладонью затылок. Вздыхаю. Делаю еще один глоток чая. Стараясь отпить побольше и заткнуть свой рот на подольше, ибо желание обсудить с мамой произошедшее сегодня с Мартой — просто запредельное. Оно буквально вертится на кончике языка и, в оконцовке, слетает на выдохе быстрее, чем я этот самый язык успеваю прикусить:

— А психологически: потенциальная мать твоих потенциальных внуков меня сегодня совсем не потенциально бортанула. Да, полагаю, в этом плане у меня есть некоторые проблемки.

Ну вот, сказал…

Фуф!

Вроде жизнь не остановилась.

Фонари за окном светят.

Часы на стене преступно громко тикают.

И сердце все еще бьется.

Мать, правда, огромными глазами по пять копеек смотрит на меня. Явно пытается оценить: насколько все серьезно, если я какую-то женщину рискнул в разговоре с ней назвать «потенциальной матерью внуков». И, не сразу, но, видимо, приходит к мнению, что более чем. Ибо за все тридцать пять лет я рассказывал ей что-то о своей женщине всего лишь раз. Потому и действует дальше предельно осторожно. Как божий одуванчик лапки свои на столе складывает и улыбается, с истинно женским кокетством хлопает ресницами, интересуясь:

— Сенечка, а подробности будут?

Я хитро щурюсь, бросая взгляд на вероломно спрятанную от меня тарелку со стряпней, нагло заявляя:

— Меняю подробности на еще один пирожок.

— Сеня, — цокает Ирина Гиоргиевна. — Шалопай! — ворчит, но без лишних раздумий подскакивает со стула и водружает у меня перед носом огромное блюдо пышных красавчиков, от которых еще тянется тепло раскаленной сковородки. — Ешь. Не мне же потом доктора будут уши надирать, когда у тебя одышка появится!

— Я тоже люблю тебя, мам, — улыбаюсь, хватая пирожок, пока матушка не передумала. Откусив, наслаждаюсь минутной заминкой, прикидывая: с чего лучше начать и чем свой рассказ закончить. Желательно так, чтобы мамин мир не перевернулся с ног на голову, когда она узнает, что в двадцать первом веке люди бывает трахаются просто так. По дружбе. Не имея мыслей и желания заделать детей. Ну, изначально не имея, как оказалось.