"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 47

А потом Стёжка вышла на крыльцо и позвала его. Он испугался — так громко прозвучал ее голос в тишине. И вдруг понял, что продрог до костей, уже давно ничего не чувствует и думает о хозяине и его книге, а не о Стёжке.

— Стойко, ты что… Ты же… ты же ноги отморозишь…

Он кивнул и поднялся. Глупо как-то получилось.

На кухне горела лампа, а Стёжка давно оделась и заплела косу.

— Ты же заболеешь, — она шмыгнула носом, — зачем?

— Извини. Я не хотел тебя обидеть, но… ты еще девочка совсем, я не должен был… Извини.

— У тебя ноги синие. А если отморозил?

— Отойдут.

— Растереть?

— Нет! — Зимич едва не отшатнулся.

— Тогда ложись под одеяло, а я тебе в ноги теплый камень положу, хорошо?

Промерзшие ступни отходили долго и мучительно. Зимич зажимал рот краем одеяла и ни о чем не думал.

Айда Очен вернулся на следующее утро, когда Зимич еще спал. И не было ничего удивительного в том, что, проснувшись, он застал хозяина дома на кухне с книгой о чудовищах Исподнего мира в руках.

— Прочитал? — спросил Айда с легкой улыбкой на губах.

— А то, — проворчал Зимич.

— Ну и как тебе?

— Хорошая книга. Достойна университетской библиотеки.

— Спасибо. Мне приятно, — хозяин повертел книгу в руках, как будто видел ее первый раз в жизни.

— Хотелось бы познакомиться с продолжением. О том, как управлять змеем, не приручая его.

— Ну, это пока рукописи, я соберу их в книгу не скоро. Да и уточнить хотелось кое-что.

— Да ну? Поупражняться? На своем змее? — Зимич уперся руками в стол и посмотрел на сидящего хозяина сверху вниз.

— А почему нет? — невозмутимо улыбнулся тот.

Улыбка эта и обескуражила, и вывела Зимича из себя. Он оттолкнулся руками от стола и направился к выходу.

— Глупый! — крикнул хозяин ему в спину.

Зимич не оглянулся, надевая валенки.

— Глупый, — снисходительно повторил хозяин.

Зимич вышел в сени, когда услышал, что хозяин идет за ним. Но ждать не стал, направился на двор.

— Дурак! — крикнул хозяин вслед. — Это бессмертие! Могущество! Я сделаю тебя богом этого мира!

Зимич оглянулся:

— Я не хочу быть богом.

Он сказал это не подумав. Но что толку в бессмертии и могуществе, если ты перестаешь быть самим собой, если превращаешься в отвратительную безмозглую тварь? Которая настолько глупа, что ее нельзя даже приручить. И дело не только в этом: Зимич не хотел, чтобы им управляли помимо его воли. Совершали «манипуляции, полезные для хозяев». Он не хотел иметь хозяев.

Темный бог Исподнего мира серым ужом обвился вокруг толстой ветки ольхи, склоненной над глубокой балкой. Маленькая змеиная головка не знала логики: мудрость змеи состоит не в том, чтобы просчитывать действия на сто шагов вперед, — ее мудрость чувственна и безотчетна. Темный бог тронул воздух языком и медленно повернул голову: от ручья на дне балки тянуло сыростью, земля давно отдала дневное тепло туману, тот остыл и росой осыпался в траву.

Вибрация человеческих шагов беспокоила ужа, но не пугала, даже если они подбирались слишком близко. Глаза его различали только движение и видели светлые пятна с ярко выступающими конечностями, странные обрывки очертаний, но тепло, излучаемое живыми телами, дополняло образы. Притягательное тепло. Змеи любят тепло, но только если оно неподвижно.

Когда шаги приблизились настолько, что начали болью отдаваться в израненном змеином теле, уж соскользнул с ветки и неслышно ушел на дно балки, к воде. Мелкий ручеек подхватил его, смывая с кожи кровь и пыль, прохлада обволокла со всех сторон, но темный бог передумал быть ужом и поплыл по ручью с быстрой водой маленькой серебряной плотвичкой. Мир наполнился гулом и бульканьем ручья, сузился и потемнел. Плотва не имеет и сотой доли змеиной мудрости, глупая рыбка просто живет. Но она лучше чувствует ток воды и быстрей найдет путь к той реке, на берегу которой горел белый свет лунного камня.

Вода не отрезвила Йоку, но смыла с руки кровь — он долго тер кисть травой и песком, словно надеясь содрать кожу, запомнившую страшное прикосновение. Пока не почувствовал боль в сломанных пальцах, такую сильную, что невозможно было терпеть. И одновременно с этим ему показалось, что наверху, над самой его головой, кто-то стоит. Стоит и не дышит.

И тысяча бесплотных призраков не смогла напугать его так, как мысль о мертвом чудотворе, поднявшемся на ноги. Йока читал о естественном страхе человека перед всем, что связано со смертью. Может быть, поэтому призраки так любили занимать мертвые тела, пользуясь этим страхом? Йока сжался в комок и прильнул к крутому берегу между кривых тонких стволов ольхи. То, что до́ма, рядом с солнечным камнем в настольной лампе, казалось интересным испытанием, на деле обернулось тошнотворным ужасом. Он промок и продрог, но трясся вовсе не от холода: он не мог даже пошевелиться, лишь прижимался к деревьям тесней и тесней.

У страха глаза велики, и Йока слышал шаги над головой и шорох форменной куртки чудотвора. Может быть, это воображение играло с ним злые шутки, а может, кто-то из живых чудотворов на самом деле ходил по берегу, заглядывая в Гадючью балку.

Йоке не хватило сил презирать самого себя, и только одна мысль немного радовала: как хорошо, что никто его не видит!

Издали до него долетали голоса чудотворов. Йока так и не узнал, чем закончился бой с чудовищем, но почему-то не сомневался: монстр повержен. Перекличка чудотворов, доносившаяся со стороны Тайничной башни, не казалась ни тревожной, ни боевой. Скорее победной. И света прожекторов в небе тоже не было видно. Но смелости не прибавили и голоса чудотворов — слишком большое расстояние отделяло их от Йоки, не меньше тысячи локтей. Если не больше. От того, что где-то горят солнечные камни и ходят живые люди, становилось еще тоскливей; Йока чувствовал себя попавшим в западню, из которой нет выхода.

Он сидел под берегом очень долго, боясь пошевелиться: мышцы одеревенели, острая боль в сломанных пальцах сменилась выматывающей ломотой. Ужас постепенно притуплялся, вместе со всеми остальными чувствами. Ему мечталось о теплом одеяле в белой мягкой постели, о тусклом ночнике в углу комнаты, но желания шевелиться не было. Он задремал, но не сладко, как обычно засыпал дома, — скорей, забылся сном, больше похожим на отупение. Ему снилась девочка, выходящая из полосатых обоев с маками. Только на этот раз тело ее обрело плоть и цвет: русые волосы и синие глаза, бледные щеки, белая прямая рубаха с ярко-красной вышивкой…

Йоку разбудило солнце, которое заглянуло в Гадючью балку и играло косыми лучиками на лице. Он несколько минут пытался понять, где находится, как здесь оказался, почему ломит все тело, почему так замерзли ноги. А вспомнив, очень удивился своим ночным страхам. Что на него нашло? Наваждение развеялось стремительно, словно его никогда не бывало: солнечный свет обладает волшебным свойством рассеивать не только тьму.

Он так и не увидел, что стало с чудовищем! Он не увидел, победили чудотворы или нет! В победе их он не сомневался, но как он теперь расскажет о ней ребятам?

Кряхтя, словно старик, Йока потянулся и осторожно поднялся на одеревеневшие ноги: тело плохо слушалось, он с трудом перепрыгнул через ручей и взобрался на противоположный берег.

Солнце поднялось невысоко, было часов восемь утра — в это время в школе начиналась пробежка. Интересно, дома его уже хватились? Йока поежился и зашагал вдоль берега Гадючьей балки, надеясь поскорей согреться. Ничего ему больше не хотелось, только добраться до дома и залезть под одеяло. И если бы ему в постель принесли горячего чая, а лучше сладкого теплого морса, он бы нисколечко не возражал.

Никаких следов ночного боя на Буйном поле не осталось, и Йока, оглядываясь по сторонам, думал, не приснилось ли ему все происшедшее в кошмаре. Очень уж его приключения напоминали сон: начинается интересно, а потом заканчивается чем-нибудь ужасным.