"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 272

Йера не долго думал, прежде чем отправить профессору телеграмму с просьбой об аудиенции, да и объяснение этой встрече напрашивалось само собой: Йока. Однако ответа он ждал напрасно, профессор не стал утруждать себя даже отказом.

Но еще до того, как Йера понял, что ответа не получит, в памяти всплыл молоденький длинноволосый журналист в костюме, из которого вырос: «Правда ли, что чудотворы больше не могут удерживать свод?» Слух, несомненно, был нелеп, подобные сплетни партия консерваторов плодила десятками, особенно накануне выборов, и, теоретически, за их распространение можно было угодить за решетку, но к ним мало кто прислушивался, так же как никто всерьез не принимал утки желтой прессы о белках-людоедах или призраках в человеческом обличье. Чудотворы не трудились эти слухи опровергнуть, что служило наилучшим доказательством их нелепости.

Что будет, если потребовать от чудотворов прямого ответа на этот вопрос? Йера не сомневался, ответ будет лаконичным: «Нет, неправда». А если сделать официальный запрос в Тайничную башню с требованием представить аргументированный отчет? Скорей всего, чудотворы официально и аргументированно пошлют Думу куда-нибудь подальше, ссылаясь на герметичность прикладного мистицизма. Надежность свода не есть предмет для обсуждения законодательной властью. Но…

Идея созрела в несколько минут: проверка Магнитогородской каторжной тюрьмы. Встреча с этим парнем, странное прозвище которого Йера никак не мог запомнить. Представители обеих партий в этой комиссии и как будто случайное включение в нее двух-трех специалистов по естествознанию. Неожиданность – вот залог успешной работы подобных инспекций, и Йера отправился в Славлену, телеграммой вызвав в Думу секретаря и одного из своих помощников.

Там он и узнал о неудавшемся аресте Важана «и его клики» (до Светлой Рощи дневные газеты еще не дошли). Первые полосы напечатали огромный портрет профессора и разоблачили его участие в раскрытом недавно заговоре мрачунов, авторитетные эксперты подтверждали, что он является автором того самого «манифеста», которым Славлену напугали двенадцать дней назад, нашлись свидетели, которые обвиняли его в мрачении; под удар попал и ректор университета, пригревший под крылом такого опасного человека, допустил его до преподавания не только студентам, но и детям, ученикам Классической академической школы.

В газетах ни одним словом не был упомянут Йока Йелен.

После этого не могло быть и речи о возвращении Важана к преподаванию. Даже если бы ему удалось доказать свою невиновность (в чем Йера сомневался), на нем бы навсегда осталось несмываемое пятно. Да, когда-то, когда Йера был еще школьником, профессор уже оказывался под арестом, и закончилось это грандиозным скандалом, о котором среди правоведов до сих пор ходили самые невероятные слухи. Чудотворы не только отказались от обвинений, но и принесли публичные извинения, всячески заверив общественность в своей ошибке. И если теперь они не побоялись эту ошибку повторить, то за этим стоят веские причины. Или… чудотворам нечего терять? Ведь обвинение профессора Важана равносильно обвинению лидера консервативной партии, попахивает грязными политическими играми, а не защитой общества от мрачунов.

И к вечеру «правые» газеты ответили на вызов чудотворов, разразившись многостраничной филиппикой. И коллеги, и товарищи по партии, и студенты – все в один голос вступились за пожилого профессора истории, и Йера только качал головой: теперь он знал, насколько трудно опубликовать на страницах газет то, что не должно быть опубликовано. Значит, в выступлениях на стороне Важана чудотворы не видят ничего крамольного? Или, напротив, собирают компромат на тех, кто осмелился с ними не согласиться?

Вот она – реальная власть, абсолютная власть… И Конституция, и Совет министров, и Дума – все это лишь иллюзия власти, это символы, вроде царской фамилии и царского дворца, это бутафория. Театр марионеток, разыгрывающих клоунаду на потеху публике. И он, Йера, – жалкая марионетка, которая может двигаться только в отведенных ей рамках, но за ними не сумеет ступить и шагу. Почему? Да потому что весь мир принадлежит чудотворам, полностью от них зависит. А кто платит, тот и заказывает музыку…

Страшно было думать об этом, неприятно, – мир, еще месяц назад незыблемый, прочный, уютный, раскачивался и грозил опрокинуться: никогда еще Йера не считал чудотворов своими противниками, пусть и политическими. Никогда он не боялся действовать в открытую, зная, что закон на его стороне. Ему казалось, что честность – залог уверенности в себе и в жизни, а теперь вдруг все обернулось иначе.

Нет, он не боялся отставки, опалы, даже ареста – он боялся, что не сумеет добиться своего, что будет трепыхаться в отведенных ему рамках без цели и смысла, марионеткой в чужих руках, пешкой в чужой игре.

И на следующее утро комиссия из двенадцати человек (пяти депутатов, пяти специалистов и двух представителей прессы) все же выехала в Магнитный, на границу свода, и имела при этом самые широкие полномочия.

За свод комиссию не пустили. Вежливо, аргументированно, ссылаясь на жесткие правила безопасности, неблагоприятную погоду и угрозу со стороны заключенных для людей, не обладающих способностями чудотворов. И, конечно, готовы были отправить в Славлену магнитовоз нынче же вечером, чтобы думской комиссии не пришлось ночевать в скромных гостиницах Магнитного. Это предложение Йера отверг так решительно, что чудотворам пришлось забрать его назад, но отказаться от банкета по случаю прибытия высоких гостей оказалось сложней, это задело бы не столько чудотворов, сколько городские власти.

Встретиться со Стриженым Песочником не получилось тоже, он якобы находился в изоляторе, у него подозревали скарлатину, а карантин в тюрьме соблюдали очень строго. Поговорить же с заключенными-мрачунами об условиях их содержания комиссии не возбранялось, вот только банкет был назначен на семь вечера, а из-за свода заключенные возвращались в восемь. Йера сказал, что банкет придется или отложить, или на время прервать, после чего чудотворы и пошли на компромисс – предложили встретиться с заключенными утром, во время завтрака, и отложить их выезд за свод на полчаса или даже час. Йера прекрасно понимал, на что сделан расчет: в семь утра после банкета комиссия будет мало расположена к серьезным расспросам.

Впрочем, содержание остальных заключенных не вызвало у комиссии нареканий, даже наоборот: Магнитогородская каторжная тюрьма могла служить образцом для всех остальных. Йере случалось бывать не только в следственных изоляторах, но и в местах заключения; здесь его поразили чистые бараки с десятиместными спальнями, современное (и сияющее) оборудование кухни, гигиеничные душевые, умывальные и туалеты, библиотека и клуб, просторная сушилка для одежды, работающая без перебоев прачечная. Все это нельзя было привести в столь ослепительный порядок за несколько часов, ведь о появлении комиссии еще утром никто не знал. Проверка финансов также прошла удовлетворительно, с одной маленькой, но существенной деталью: весь доход от использования труда заключенных поступал в государственную казну, а вот расходы на содержание тюрьмы пополнялись поступлениями из Тайничной башни…

И снова Йере в голову пришла мысль: «использовать». В этой тюрьме чудотворы каким-то образом используют заключенных-мрачунов и даже несут расходы на их содержание. Создают условия. Для чего? И чтобы ответить на этот вопрос, надо как минимум поставить под сомнение основной постулат теоретического мистицизма…

Не только тюрьма, но и весь Магнитный производил впечатление образцового городка; непривычно плохая погода и близость каторжной тюрьмы его не портили. И люди в нем показались Йере приветливыми.

Первый летний день, солнечный и долгий, только-только начал клониться к закату, когда пришло время расположиться в гостинице и подготовиться к банкету. Кстати, гостиница была хоть и скромной, но уютной и чистой, о радушии же и говорить не пришлось: прислуга сбивалась с ног, желая угодить высоким гостям. И видно было, что стараются они не за страх, а за совесть.