"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 206

– Ничего удивительного, – пожал плечами отец. – Верхний мир нуждается в сбросе отработанной энергии. Им мало того, что добрые духи передают колдунам.

– Если чудотворы считают, что у них накопилось слишком много силы, мы поможем им от нее избавиться, – мрачно добавил Милуш. – Если они считают, что добрые духи отдают недостаточно много энергии, мы можем брать ее и у других духов. Их мир дорого заплатит за наших покалеченных детей.

– Не лезь в бутылку, – возразил Свитко. – Чудотворы могут раздавить твой замок и все твои начинания вместе с ним одной осадой. В конце концов, полученная энергия остается здесь, нашему миру это тоже выгодно. Рано или поздно эта энергия обернется ветром, который принесет в Кину дождь.

– Только за этот дождь наш мир заплатит пролитой кровью, – недобро усмехнулся Милуш, и отец его поддержал:

– Во-первых, это превращает наших детей в скотов, во-вторых, эти дети становятся скотами, чтобы убивать себе подобных – и тоже наших людей, людей нашего мира, а не мира чудотворов.

До трактира «Пескарь и Ерш» добрались поздно ночью, а утром Спаска проснулась и увидела, что у нее на груди светится лунный камень: это было настоящее волшебство, и за волшебством таилось что-то важное. От камня словно исходило тепло (хотя горел он холодным светом), и Спаска обмирала от счастья – от предчувствия счастья. Он будто высветил клочок мира духов, обычно скрытого мраком.

Да, это был волшебный, солнечный мир, чем-то похожий на хрустальный дворец. Впрочем, увидела Спаска совсем немного: огромное прозрачное окно, совсем прозрачное, словно из хрусталя. И в это окно падал солнечный свет, поэтому в комнате было светлей, чем летним днем под открытым небом. Наверное, именно такие большие и светлые комнаты были в хрустальном дворце. На стенах краснели нарисованные маки, а пол застилал пушистый ковер. Там находилось что-то еще, но Спаска плохо разглядела остальное, а если и разглядела, то не могла бы описать это словами. В противоположном от окна углу стояла низкая кровать с резной спинкой, и на кровати лежал мальчик – темноволосый и очень бледный. Лучше бы Спаска не видела этого, потому что сразу стало ясно: мальчик тяжело, смертельно болен. Грудная горячка, от нее многие умирали. Кашель, сначала сухой, а потом кровавый…

Сила выходила из мальчика вместе с толчками кашля, и именно она заставляла светиться колдовской камень. Сила умирающего доброго духа… Волшебство оказалось печальным.

Спаска не ожидала увидеть в трактире гвардейца и сперва испугалась того, что сделала, – назвала отца таткой, показала колдовской камень… Но через секунду вспомнила: это был тот самый гвардеец, который не хотел служить в гвардии, которого из-за нее не взяли в Особый легион. Она еще при первой встрече заметила, что у него добрые и честные глаза. И печальные. И очень хотела встретиться с ним снова, чтобы сказать спасибо.

Но отец, увидев свет лунного камня, неожиданно обрадовался до слез – Спаска и не подозревала, что это маленькое волшебство умирающего доброго духа так поразит его. И она не посмела его разочаровать, рассказать, что́ увидела в мире духов.

Отец тут же велел тетушке Любице одеть Спаску поскорее (как всегда, в одежду мальчика), и они едва ли не бегом отправились к Милушу, который вместе со Свитко и Славушем остановился в местечке побогаче, чем «Пескарь и Ерш».

– Татка, а духи умирают? – спросила Спаска по дороге.

– Да. Реже, чем люди, но умирают.

Она замолчала. И уже не столько смерть мальчика – доброго духа – пугала ее, сколько необходимость рассказать об этом отцу.

Отец поднял Милуша с постели – тот зевал и ругался, сидя на широченной кровати. Тяжелые плотные занавески, расшитые золотыми нитями, не пропускали в его роскошную комнату свет, поэтому камень на груди Спаски светился удивительно ярко. Свитко смотрел на это с удивлением и помалкивал.

– Ну и что? – спросил Милуш с кислым лицом, поглядев на отца.

– Милуш, это может быть только Вечный Бродяга, только он!

Тот не разделял восторга отца:

– Это может быть какой угодно другой сильный дух. Странно только, что он зажег камень на груди у ребенка.

– Да нет же! – Отец расхаживал по полутемной комнате. – Посмотри, как дрожит свет! Так зажигает лунные камни только неопытный, совсем молодой колдун.

– Вечному Бродяге, если он, конечно, жив, сейчас около восьми лет. Он не может зажечь камень, он еще не видит межмирья!

– Он чувствует границу миров! – отрезал отец.

– Змай, тебе просто очень хочется так думать. А между тем твои умозаключения писаны вилами на воде. Я бы на твоем месте подумал о другом: почему дух, кем бы он ни был, выбрал камень девочки, а не мой и не Свитко. Я тоже сильный колдун, и мой добрый дух мне не уступает.

– Подумай, как колдун выбирает себе доброго духа. – Отец снова взял камень в руки и пристально на него посмотрел. – Или как дух выбирает колдуна. Ведь после нескольких опытов они безошибочно находят друг друга и иногда не расстаются до самой смерти. Как ты выбирал своего духа?

– Это всегда происходит интуитивно, это чутье чужого потенциала. Это, если хочешь знать, высшая сила, что держит мир в равновесии.

– Так почему же ты не допускаешь мысли, что эта высшая сила направляет Вечного Бродягу?

– Не надо так буквально понимать мои слова о высшей силе. Это не Предвечный, который берет нас за руки и ведет навстречу друг другу. Я нашел своего доброго духа после пяти лет восхождений в верхний мир. А ты, Свитко?

Тот пожал плечами:

– Я уже не помню. Но не меньше трех лет прошло, это точно.

– Ну, о высших силах я знаю не меньше твоего. – Отец взглянул на Милуша исподлобья.

– Поэтому меня и удивляют твои легкомысленные выводы. Сила равновесия – она не сводит нас вместе, она порождает нас. Так с чего ты взял, что можешь взять на себя ее задачи? Что у тебя это получится не хуже, чем у нее?

Спаска могла бы объяснить Милушу почему. Потому что эта сила стоит за плечами отца, потому что он – ее орудие. Но ее никто не спрашивал.

– Вечный Бродяга – тоже мое… порождение. В некотором роде.

– Ну, про девочку я бы сказал более определенно. – Милуш даже не улыбнулся. – Все же есть разница между порождением мыслью и…

Он покосился на Спаску и осекся.

Ей не хотелось, чтобы радость отца сменилась разочарованием. Но, наверное, это было важно, раз они так горячо спорили.

– Это действительно мальчик, – сказала она. – Примерно лет восьми. Он умирает от грудной горячки.

– Где? Где ты видела его? – Отец присел перед ней на корточки и посмотрел снизу вверх, схватив за руку.

– В комнате… – ответила Спаска.

– А где была эта комната, в каком доме? Что ты видела рядом?

– Там было очень светлое, прозрачное окно. Очень большое. И маки.

– Маки? Во дворе? В поле?

– На стенках. Нарисованные. И еще ненастоящая лошадь, маленькая, с собаку размером.

– Пони?

– Я не знаю. Она стояла на гнутой доске.

– О, добрые духи! – Отец поднялся. – Это деревянная лошадка, игрушка. Десятки тысяч мальчиков верхнего мира имеют деревянных лошадок. Кроха, а снаружи? Не в комнате, а в окне ты что-нибудь видела?

Она покачала головой. Отец нисколько не огорчился от того, что мальчик умирает.

– Какой он был?

– Очень бледный. Он кашлял. У него кровать с резной спинкой, я могу нарисовать…

– Я не смогу обойти все детские в Славлене даже за сто лет… Ну хоть что-нибудь! Дерево, наружная стена, балкон?

– Я была внутри… – Спаска подумала, что напрасно поспешила покинуть комнату мальчика. – Я стояла спиной к окну. Он умирает…

– В Славлене редко умирают от грудной горячки, кроха. И, судя по всему, мальчик живет в обеспеченной семье. Резная спинка, лошадка, большое окно…

– Прозрачное, – добавила Спаска.

– Там все окна прозрачные… – задумчиво произнес отец. – Нужен мрачун. Мрачун почувствует излучение энергии и определит место. Послушай, ты же видела, что окно прозрачное, что за ним было? Что ты видела за этой прозрачностью?