"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 205

– Что, проснулся? Сынок. – Она рассмеялась.

– С добрым утром, – ответил Волчок и добавил: – Мамонька.

– Садись за стол, сейчас еще оладушек напеку. Тебе со сметанкой или с медом?

– С медом… можно…

А в трактире за столом сидел Змай. В штанах, но босиком и в нижней рубахе – будто только что встал с постели. Рот у него был набит оладьями, поэтому он кивнул напротив себя, приглашая сесть. Волчок испугался вдруг чего-то, посмотрел по сторонам, но сел, продолжая оглядываться.

– А зря ты это ведро опрокинул, – начал Змай, проглотив оладьи. Даже не поздоровался! – Человек в Особом легионе, да еще и при самом Знатуше, мне бы очень пригодился.

– Откуда ты знаешь про ведро?

– Какая разница? Со змеей, конечно, лучше бы получилось. Шуму было бы гораздо больше. Но ты же о змее не знал, поэтому спасибо.

– Считай, что я спасал Градко. – Волчок вскинул глаза – смерти Градко он вовсе не желал.

– Вряд ли бы он умер от укуса этой змеи. Здоровый мужик. Поболел бы с месяц-другой. А бойцы у Знатуша проверенные, он бы ни на секунду не задержался, успел бы уйти. А не успел – значит, не судьба. На войне как на войне.

– А что, разве колдуны знали, что мы на Змеючьем гребне?

– Конечно знали. С самого начала было понятно, что колдовать придется под прицелом. Мы не ожидали только лазутчиков в лагере, хотя можно было и догадаться. Славуш ведь встретил Огненного Сокола, хорошо его запомнил.

– Славуш? Это лазутчик, которого мы поймали у поворота к замку? – удивился Волчок.

– Ну да. Разведчик. Я не понял только, почему Знатуш позволил ему уйти. Сомневаюсь, что его мог обмануть пятнадцатилетний пацан.

– Ему велел этот… Дертский… То есть не дертский, конечно… Господин Красен.

– Вот как? Чудотворы пожалели юношу? – Змай подался вперед. – Мне это кажется сомнительным…

Значит, все же чудотворы…

– Нет. Наверное, не пожалели, – ответил Волчок. И рассказал про невидимый камень и про то, как господин Красен велел о нем забыть.

Хозяйка трактира, шелестя множеством юбок, подплыла к столу и поставила перед Волчком широкую тарелку с оладьями, щедро смазанными медом.

– Кушай, сынок. Щас еще молочка принесу.

– Эй, а мне можно молочка? – спросил Змай.

– И тебе, и тебе, мое золотце. – Хозяйка поцеловала его в висок. – И молочка, и пирожка с курочкой.

Она уплыла обратно в кухню, а Змай откинулся на спину стула и пробормотал себе под нос:

– Невидимый камень, значит? Никогда бы не подумал… Не говори никому об этом, ладно?

– Что, подаришь мне еще одну книжку? – усмехнулся Волчок.

– А ты хочешь книжку? – засмеялся Змай. – Слушай, а эти… господа… Они с вами в Хстов вернулись или на Змеючьем гребне остались?

– Остались. Я еще удивился: что им там делать, если все колдуны разошлись? – Волчок наворачивал оладьи – горячие и пышные.

– Это тоже интересно… Значит, портал все же действует.

– Какой портал?

– Не обращай внимания. Это я так, о своем. Как идет служба? Не за страх, а за совесть? Весело, я смотрю.

– Я не хочу служить в гвардии, – сказал Волчок и потупился. – Я уйду.

– Погоди. Не руби с плеча. Я составлю тебе протекцию – будешь служить где-нибудь в канцелярии. Писать умеешь?

Волчок покачал головой.

– Научишься. И с хлебным вином кончай.

Змай приподнялся, услышав шлепки босых ног на лестнице, и в трактир вбежала кроха – в той же белой рубашке с оборками, с растрепанными волосами. В руках она прятала свою серебряную подвеску, но даже сквозь плотно сжатые пальцы наружу пробивалось молочно-белое свечение.

– Татка! Татка! Смотри! – то ли с испугом, то ли с радостью крикнула кроха, но тут же осеклась, увидев Волчка, насупилась и попятилась, покрепче прижав подвеску к себе.

Лицо Змая изменилось до неузнаваемости. Он побледнел, рот его приоткрылся, брови встали домиком – показалось, что на глазах его мелькнули слезы.

– Не бойся… – сказал он чужим, дрогнувшим голосом, выходя из-за стола. – Это и есть Волче-сын-Славич, который опрокинул ведро, когда тебя хотели украсть гвардейцы.

Стул с грохотом повалился на пол – Змай задел его, но даже не заметил.

Девочка взглянула на Волчка посмелей. И в этот миг Волчок подумал, что правильно сделал. Стоило опрокинуть ведро только для того, чтобы это чудное дитя его не боялось. Змай же опустился перед дочерью на одно колено и обеими руками разжал ее пальцы.

На праздник четырех четверок в замок прибыли и гости из Кины – закутанные в плащи, со смуглыми, сухими лицами. Отец сказал, что смуглой кожа делается от солнца. Приехали они к Милушу, прослышав о том, что он умеет лечить колдунов от яда желтых лучей. Они привезли с собой парня лет четырнадцати, но Милуш, едва взглянув на него, сказал, что его болезнь с желтыми лучами никак не связана.

Больной из Кины вообще не был колдуном. Никто из его родственников тоже не был колдуном. Он родился в маленькой деревеньке, и семья его была такой бедной, что мальчика продали торговцу детьми из большого города. Что с ним было дальше, никто не знает, но неожиданно он вернулся в деревню. Он вернулся колдуном. Нет, не деревенским колдуном, которого слушают даже старики, который лечит болезни и читает книги. Единственное, чему он научился, – нести силу из Верхнего мира. То, чему научиться нельзя, с чем можно только родиться. Но даже это он делал не так, как колдуны: он не умел поднимать ветров и гнать облака, он выплескивал силу комками, которые были подобны пушечным ядрам, и эти ядра разили всех, кто оказывался рядом. Прежде чем его односельчане позвали колдуна из соседней деревни, парень убил трех своих братьев.

И при этом он был совсем, совершенно, полностью безумен. Он не умел говорить, с трудом удерживал равновесие и при ходьбе широко и неловко расставлял ноги, взгляд его ничего не выражал и не мог удержаться на собеседнике, зато легко и надолго проникал в межмирье. Он с удовольствием ел сырое мясо или дождевых червей, не умел пользоваться ложкой, пускал слюну и не вытирал нос.

Милуш, только взглянув на него, сказал, что это не следствие падучей, которая может разрушить разум. Колдун, отравленный желтыми лучами, становится безумным и умирает, если не выходит в межмирье, а здесь дело обстоит иначе: безумие позволяет парню выходить в межмирье.

Отец же, услышав рассказ о комках силы, сравнил их с «ударами чудотвора». Он многое знал о чудотворах, и Спаска тогда не задумывалась, откуда он это знает. Взрослые в ее окружении знали не только больше нее, но и больше других. Например, Милуш – о ядовитых желтых лучах, а Свитко – о травах.

Никто сразу и не понял, что́ кроется за сравнением отца, и даже подумывали о том, что нужно убить безумца, пока он не покалечил кого-нибудь в замке. И тогда отец объяснил: удар чудотвора – это оружие. И мальчик этот все равно что пушка, которая хороша на крепостной стене, но бессмысленна и опасна в трактире. После этого отец сразу засобирался в Кину, не желая дожидаться, пока Милуш исследует неведомую и грозную способность безумца. Однако Милуш все же уговорил его немного повременить: добираться до Кины нужно было не меньше месяца, а то и больше, а ждать – всего недели две-три.

Спаска и не надеялась поехать вместе с отцом, но в этот раз он решил взять ее с собой. Милуш сказал, что отец сумасшедший, а не просто легкомысленный и безответственный. Но отпустил с ними Славуша. Свитко ехал в Кину лечиться от чахотки, Милуш же вызвался их проводить – у него были дела в Хстове.

Еще до отъезда Милуш понял, что сделало кинского мальчика и безумцем, и колдуном: для пробуждения способностей колдуна был поврежден его мозг, и Милуш сказал, что в Кине нет и не может быть лекарей, которые столь хорошо изучили строение мозга колдунов. И даже если бы изучили, никогда не додумались бы, как это сделать, не вскрывая черепную коробку.

– Если быть точным, – объяснял Милуш, – этот мальчик не колдун, а чудотвор. И неизвестные лекари изучали строение мозга не колдунов, а чудотворов. И я делаю вывод, что знание это пришло из мира чудотворов. В отличие от колдуна, который может принять энергию только от доброго духа, и чудотворы, и эти покалеченные дети собирают свободную энергию, уже преобразованную добрыми духами, но по тем или иным причинам не посланную в наш мир. Кроме того, энергию эту могут выбрасывать в пространство и обычные люди, как это происходит в наших Храмах.