"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 156

– У нас не было времени поговорить наедине. Я должен сказать тебе. Ты чудотвор, Войта, ты нужен Славлене, ты великий ученый, и твои труды послужат укреплению нашей власти. Но если бы ты знал, чего мне стоило заткнуть рты тем, кто считал тебя предателем, заслуживающим если не смерти, то презрения!

– Я не просил тебя затыкать им рты, – поморщился Войта.

– За тебя поручились не только мы с Оченом, но и ректор Йерген. Смотри, оправдай его доверие! Докажи, что ты предан Славлене!

– Пошел ты… – фыркнул Войта, оттолкнул Достославлена и направился домой.

Наутро Войта хотел пойти в свой дом, посмотреть, насколько он запущен, можно ли в доме жить, а в лаборатории работать. Лаборатория волновала его больше всего остального, подготовка же к работе вместо работы выводила Войту из себя.

Оба родителя собирались поглазеть на пленных мрачунов, которых на телеге повезут вокруг крепости, для чего заранее запасались гнилыми овощами и мочеными яблоками. Гнилых овощей нашлось не много, зато яблок в тот год было хоть отбавляй. Понятно, славленцы закидали бы мрачунов камнями с гораздо большей радостью, но камни бросать запретили несколько раз оглашенным предписанием. Это же предписание рекомендовало нечудотворам не приближаться к мрачунам, способным поразить нечудотвора энергетическим ударом. Всем уже было известно, что именно эти мрачуны готовили убийство славленских ученых, – родители, например, поверили в это безоговорочно.

На предложение отца пойти вместе с ними Войта ответил, что за последние пять лет вдоволь насмотрелся на мрачунов, а моченые яблоки – немного не то оружие, которое ему пристало использовать. Он не стал говорить отцу, что пленные мрачуны лишь козлы отпущения, в любом случае они были мрачунами и ненавидели их здесь независимо от степени их личной вины, а только за принадлежность к клану. Так же как в Храсте презирали чудотворов.

Дом Войты стоял неподалеку от отцовского, нужно было лишь перейти мост через Сажицу, но именно через этот мост ему навстречу и двигалась шумная процессия, чтобы, перебравшись через ров, вернуться в крепость. Толпа выла злобно и радостно, мрачунов не только спрятали в крепкую клетку, но и окружили вооруженной стражей, не подпускавшей людей близко к телеге (иначе бы и клетка мрачунов не спасла). Широкие поручни моста облепили ребятишки, заранее заняв место повыше, перед мостом процессию ждали те, кто не успел присоединиться к ней раньше, и сужение пути давало им возможность увидеть мрачунов в непосредственной близости.

Войта не ощущал такого желания и с тоской думал, что простоит на этом месте не меньше четверти часа, пока все желающие сопроводить мрачунов до крепости просочатся через мост. Стражники расчищали себе дорогу криками и угрожающими выпадами пик, конный глашатай, уже слегка охрипший, кричал о подлом убийстве чудотворов, возница пощелкивал кнутом не только по спине лошади, но и по сторонам, осаживая тех, кто пробился к телеге сквозь заслон стражи.

Одним из мрачунов в клетке был Глаголен. В дорогом тонком исподнем (сплошь перепачканном гнилыми овощами, мочеными яблоками и кровью) и босиком. Ошейник с короткой цепью не позволял ему сесть или хотя бы отвернуться. На груди у него вместо дорогого медальона на золотой цепочке висела тряпичная ладанка на кожаном шнурке. Видимо, не все овощи были достаточно гнилыми, а не все яблоки – мочеными, потому что лицо Глаголена заплывало синяками, а из рассеченной брови, из носа и распухших губ текла кровь. Впрочем, взгляд его оставался гордым, спокойным и даже равнодушным, как и положено взгляду человека знатного происхождения. Вторым мрачуном был подхалим хищного ректора, выглядевший не лучше Глаголена, но гордого взгляда сохранить не сумевший.

Сначала Войта остолбенел и раскрыл рот, ощущая слабость в коленях. Потом задохнулся и хватал воздух ртом, сжимая и разжимая кулаки. В этот миг на него и обратился гордый взгляд Глаголена – шевельнулись удивленно брови, и разбитые губы тронула невеселая усмешка.

Войта, не подумав, для чего это делает, рванулся к телеге через заслон стражи, но в первый раз его подвинули назад довольно мягко, а на второй – толкнули древком пики в грудь, едва не уронив под ноги толпе. Не только бесполезно – бессмысленно было предпринимать третью попытку, но упорства Войте хватало с лихвой, потому он крепко получил по зубам и таки растянулся на дороге. Только по счастливой случайности никто на него не наступил. Глаголен следил за ним чуть прищуренными глазами, будто напоминая: упрямство – мудрость осла.

Телега проехала вперед, мимо Войты, за нею с улюлюканьем торопилась толпа, наверстывая потерянное на мосту время. Войта сел и обхватил колени руками, глядя вслед процессии, – наверное, следовало подумать, прежде чем что-то предпринимать.

– Доктор Глаголен – величайший ум Обитаемого мира, – убеждал Войта ректора школы экстатических практик. – Мои работы по магнитодинамике опираются на его научные труды.

– И что? – ректор Йерген наклонил голову набок, будто говорил с наивным ребенком.

– Вы же ученый, а не политик. Неужели вы не понимаете, насколько недальновидно уничтожить ученого ради политических амбиций?

– Ты считаешь, что справедливое возмездие за смерть твоих соратников, тоже, между прочим, подающих надежды ученых, – это удовлетворение политических амбиций?

– Вы сами верите в то, что говорите? Очевидно, привезенные Достославленом мрачуны не имеют никакого отношения к убийству чудотворов.

– Доктор Глаголен еще вчера дал признательные показания о своем участии в заговоре. – Ректор удовлетворенно осклабился.

Войта растерялся на секунду, но потом сообразил, что мудростью осла Глаголен никогда не отличался, а получение от него признания было лишь вопросом времени.

– Чего стоят признания под угрозой пыток? Я могу засвидетельствовать, что ни в каком заговоре Глаголен не участвовал. Ему это не требовалось.

– Войта, я ценю тебя и понимаю, насколько ты нужен Славлене. Но есть принципы, которые стоят выше практической пользы…

– Принципы? Пока я видел только беспринципность. Глаголен может сделать магнитодинамику всеобщей наукой, несмотря на запреты мрачунов. Ему хватит на это сил и средств. Он может обесценить способности чудотворов, выдвинув альтернативой природный магнетизм. Вот поэтому Достославлен привез его сюда, а вовсе не ради справедливого возмездия и ваших сучьих принципов!

Только выпалив все это единым духом, Войта понял, как сильно только что Глаголену навредил.

– А ты не думал, что Достославлен прав? – ректор Йерген прищурился и смерил Войту взглядом.

– Значит, речь все же идет о практической пользе, а не о принципах вовсе?

– Какая разница? Я ведь пекусь не о собственном богатстве, не о пользе лично для себя. Разве ты не готов был положить жизнь за Славлену?

– Положить жизнь и совершить подлость – не одно и то же, – проворчал Войта.

– А разве мрачуны не подлость совершили, расстреляв чудотворов, прибывших к ним поделиться знаниями? Войта, я понимаю твое желание помочь своему благодетелю. Это нормальное желание честного человека с развитым чувством долга. Но разве долг перед Славленой, перед чудотворами не превыше этого? Не овладев искусством обмана, мы никогда не победим мрачунов. Против обмана можно действовать только обманом, против подлости – подлостью…

Благодетелю? Войта с трудом сдержал желание затолкать это слово ректору в глотку и вышел вон, не дослушав его тирады об овладении искусством обмана.

Благодетелю! Войта прокатил желваки по скулам. Никогда он не считал Глаголена благодетелем. И вовсе не «развитое чувство долга» им двигало. Дело даже не в совместной работе, не в уважении к научным трудам – Глаголен стал ему другом и вел себя как друг, наставник, а не благодетель или покровитель.

Разговор с начальником стражи вышел еще хуже – тот сначала спросил, почему в зале совета убили всех чудотворов, кроме Войты, а потом пригрозил, что Войта запросто составит компанию пленным мрачунам, если и дальше будет «мутить воду». И добавил, что Войта на свободе милостью ректора школы чудотворов и только из-за важности своих научных изысканий для Славлены.