"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 135

Нет, не ненависть. Что-то другое шелохнулось внутри (и внутри ли?). Что-то другое, чему нет названия. Чего не было у Зимича до того, как он в одиночку убил змея. Шелохнулось, поднялось вдруг во весь рост и крикнуло что было силы: изменится! Чудотворы руками лепят будущее для своего мира; может быть, грязными руками, но будущее ложится под них, а не они под него.

Изменится! Если его изменять…

– Ты иди в дом, я сейчас, – сказал Зимич плачущей Стёжке.

Она послушалась, кивнула сквозь слезы. А он не стал дожидаться, пока она поднимется на крыльцо, – шагнул к неразведенному костру, разворачивая плечи. Полушубок снова упал в снег. Чудотворы видят межмирье и даже способны в него проникать. Так же как колдуны. Змею не нужны окольные пути – змей видит другой мир напрямую, сквозь вязкую, чуть мутноватую перепонку. Змей легко обращается с пространством, он осязает узкие проходы и короткие пути из мира в мир. И безумный старик, со стоном повернувшийся лицом к стене и повыше натянувший одеяло, не только услышит голос змея – он запомнит каждое слово. И – рано или поздно – эти слова изменят будущее.

Пусть будет костер. Он не нужен змею, но человека вдохновляет огонь. Что помешает сказочнику сочинить сказку? Чудотворы выдумывают будущее – почему бы не заглянуть туда чуть дальше, чем они? Не для этого ли им нужен был змей – диктовать откровения?

Сухие дрова вспыхнули бездымно, занялись в минуту, затрещали. И словно в ответ с реки дунул ветер – пронзительный, зимний. Огонь завыл, захлопал горячими языками, то ложась под порывы ветра, то выпрямляясь в полный рост. И ненависть всколыхнулась, поднялась, захлестывая дыхание, но не холодила кровь, напротив, жгла – словно вместо сердца в груди лежал раскаленный уголь.

Безумный старик с коротким «ах» отбросил подушку и сел рывком, опустив на пол худые ступни, испещренные выпуклыми синими венами. Глаза его расширились от испуга, он подался назад, к изголовью, прикрылся рукой, потянул к себе одеяло. И мелко трясся возле уха кончик его ночного колпака.

Ветер шумел мохнатыми кронами сосен, гнул высокие ели, взвывал, шныряя по лесу, свистел под оконными рамами – и гудел вместе с ним высокий огонь, рвался вслед за ветром, плевался искрами. Ненависть толкала: ну же! Все, что требуется, – это найти слова!

Зимич глотнул ветра (страшно, страшно снова смотреть туда, куда заглядывал змей: не глазами – телом заглядывал!), опустил веки, вспоминая мозаику – кожу Времен. И слова нашлись, на удивление быстро. Злые, отчаянные слова, продиктованные ненавистью. Они жгли глотку, и Зимич выплеснул их в лицо безумному старику:

Вывернется.

Наизнанку вывернется

Ваша земля…

Да, так и будет. Мир чудотворов рано или поздно ответит за все. И ужасен будет его конец.

Петля

И ужасом выбеленная висельница –

Будущее для

Мира цветущего и освещенного,

Мира ученого,

Мира, грядущего

В пропасть,

Чтобы пропасть.

В пасть

Выблядка

Из росомашьего брюха.

Врага –

Или могущественного духа…

Безумный старик дрожал всем телом и кивал. Он не забудет ни единого слова. И слова эти тоже назовут откровением, они тоже будут выбиты в камне, чтобы мир чудотворов не забывал о том, что за все надо платить. И он будет дрожать в ожидании восьмиглавого чудовища, которое рано или поздно явится к ним. Явится, чтобы защитить крохотную беззащитную жизнь того, кто уничтожит их мир.

Крылья нетопыря

Взрежут непрочный щит.

Вздыбится, затрещит

Твердь.

Смерть

Смерчами в мир помчит.

Вызмеится

Пепельная пурга

И землю утопит в прахе.

Хлынет огонь в леса –

В страхе

Дрогнут творящие чудеса…

Слезы потекли по щекам, их сдувал ветер и сушил огонь. И Зимич думал, что сейчас задохнется. Безумный старик тоже беззвучно плакал, продолжая быстро кивать.

Выгнется

Огненная дуга

Меж когтей росомахи,

Махом

Длани распорет грань

Отродье лесного зверя!

В двери

Вырвется

То, что рвется, –

Полутысячелетняя дань

Вернется.

Ветер не стихал, начиналась метель, а огонь вдруг опал сам по себе. Зимич стоял, опустив голову, а у его ног на угольях весело и покорно играли синеватые язычки пламени.

Стёжка незаметно подошла сзади и накинула ему на плечи длинный тулуп, согретый на печке. Зимич растерянно кивнул ей – он только-только снова начал чувствовать холод.

– Пойдем в дом, – всхлипнув, сказала она. – Холодно. Страшно.

Да. Теперь можно идти в дом: думать, как после этого жить.

Войта Воен Северский по прозвищу Белоглазый – магистр славленской школы экстатических практик, доктор математики, заложивший начала теории пределов, дифференциального исчисления, векторной алгебры и анализа, основоположник герметичной магнитодинамики (см. статью «Уравнения Воена»), открывший закон сильных взаимодействий, изобретатель магнитомеханического генератора, автор важнейших экспериментальных работ в области прикладного мистицизма.

В. В. родился в 132 году до н.э.с. в Славлене, в семье наемника, в 9 лет поступил в Славленскую начальную школу, которую окончил с отличием, в 114 г. до н.э.с. стал одним из первых выпускников славленской школы экстатических практик с ученой степенью бакалавра, в 108 г. до н.э.с. защитил работу по магнитодинамике, за которую ему была присвоена ученая степень магистра. Был близким другом и однокурсником А. Очена (см. статью «Айда Очен Северский»), их совместная научная работа позволила объединить основы ортодоксального и прикладного мистицизма.

[Большой Северский энциклопедический словарь для старших школьников. Славлена: Издательство Славленского университета, 420 г. от н.э.с. С. 286.]

Осень 102 года до н.э.с.

Стрела догнала Войту на излете, застряла повыше локтя, не прошла навылет… Пустячная рана, если не загниет. Но даже от такого пустяка повело голову, сбилось дыхание, появилась дрожь в коленях. Шум со стрельбой поднялся, когда Войта уже спустился со стены замка и переплыл через ров: его случайно заметил кто-то из стражи – на сжатом поле даже в темноте осенней ночи можно разглядеть беглого невольника в светлой рубахе. И понятно было, что теперь догонят, что бежать смысла нет, но Войта был слишком упрям, чтобы остановиться. Слышал, как далеко за спиной опускают мост, слышал ржание и фырканье множества коней, мягкий стук копыт, но уже у подножья холмов, где конным не проехать. За узкой грядой каменистых холмов – непроходимые леса, там его не найдут и с собаками…

Войта обломил древко стрелы, чтобы не тревожить рану лишний раз.

Острые камни и ледяной дождь… Слишком трудно, с босыми-то ногами. Слишком медленно. Рука совсем онемела, пальцы ничего не чувствуют, ничего, а рану жжет, так жжет… Холодно. Погоня ушла в сторону, в обход, – и забрезжила надежда: не найдут, не успеют!