"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 124

Полоумным? Как некий Танграус, которому диктуют безвкусные стихи Драго Достославлена с предсказанием чьих-то смертей… И смерти эти воспоследуют?

Так для чего же чудотворам нужна широкая река любви – неизвестной эманации, уходящей через границу миров? Что делается в том неизвестном мире, мире духов, куда ходят колдуны? Конечно, Ловче прав, это не имеет значения. Но… «Может быть, ты захочешь стать змаем не от злости, а от любопытства. Только чтобы одним глазком взглянуть на тот мир»…

Что толку глядеть на тот мир, если после этого не будет возможности никому о нем рассказать? Разве что могущественной богине…

Больше недели Зимич не выходил из трактира в надежде на вызов во дворец Правосудия, но никому он не понадобился, никто за ним не посылал. А в первый день весны утром по всему городу громогласно объявили о грядущей казни ученых-заговорщиков, назначенной на будущее воскресенье.

Даже хозяин трактира притих и подавал завтрак чуть ли не молча. Только иногда бормотал себе под нос фразу – словно пробовал ее на вкус: «Я люблю чудотворов. Я – люблю – чудотворов. Я… люблю… чудотворов?»

Хстов содрогнулся от этого известия. И хотя глашатаи расписывали в красках будущее покушение на Государя, выглядело обвинение малоубедительно: в глазах толпы ученые не очень-то походили на убийц и разбойников. Да и число заговорщиков впечатляло: девятнадцать человек приговорили к сожжению, одиннадцать – к отсечению головы, двадцать шесть – к повешению, больше пятидесяти – к бичеванию.

Едва ли не на всех площадях города начинали строить помосты, казнь обещала стать грандиозным зрелищем. Гвардейцы Храма наводнили улицы, высматривая ропщущих, шпионы беззастенчиво шныряли по кабакам и пивным, нисколько не скрывая того, что они шпионы. Надзирающие в храмах произносили пламенные речи, потрясая кулаками, и, конечно, им верили, но как-то отчасти: очень трудно выдать за правду совсем уж откровенную ложь.

– А знаешь, – сказал Ловче, когда Зимич вышел из храма и рассказал о том, что там происходит, – твой чудотвор не соврал: это и вправду придумали сами Надзирающие, без участия чудотворов. Слишком уж убого и неубедительно выглядит вся эта катавасия. Лучше бы они обвинили ученых в том, что те – пособники Зла, это было бы больше похоже на правду. Но без покушения они бы не добились поддержки Государя…

– Как думаешь, это может оттолкнуть людей от Храма?

– Не знаю. Но уважения к храмовникам не прибавит точно.

– Может быть… может, поднять бунт, а? – Зимич и сам не верил в то, что говорит.

– Ничего не получится. Времени мало. Посмотри, их шпионы не ставят целью кого-то арестовать, они просто мешают вести ненужные разговоры. Мы вдвоем ничего не изменим. Я не сомневаюсь: кроме глашатаев и Надзирающих, у них есть немало наемников, которые сейчас распускают слухи по рынкам и кабакам. К воскресенью половина города будет думать, что так и должно быть, а вторая половина перепугается так, что не то что бунта – даже ропота не будет.

– А если кроме нас двоих найдутся и другие?

– Кто? Давай поспорим, твой знакомый студент из рода Белой Совы скажет тебе: так им и надо. К тому же он еще мальчишка, денег у него нет и слушать его никто не будет. Нет, Зимич, ничего не выйдет. Ты и так сделал больше чем достаточно. И есть надежда, что Государь все же помилует кого-нибудь.

– В том-то и дело: кого-нибудь, – поморщился Зимич.

– Я бы на месте Государя помиловал всех. Это вызвало бы народное ликование, а он это любит. Но кто знает, достанет ли сейчас на это его власти? И нужен ли такой выход Надзирающим? Государь, получается, добрый и справедливый, а Надзирающие – злые и жестокие? Они на это не пойдут.

– Я никогда не прощу себе… – Зимич помотал головой. – Я…

– Чего ты себе не простишь? Что не стал унижаться перед чудотворами? Этого?

– Не знаю… Наверное, стоило себя переломить. Пусть бы я был подлецом, но они остались бы в живых. Ведь это гораздо важней – чтобы они остались в живых.

– Не бери на себя ответственность за все несправедливости мира. Иначе когда-нибудь ты не сможешь изменить то, что на самом деле можешь изменить. Если бы ученые не каялись таким дружным хором, еще неизвестно, чем бы все это закончилось.

– Знаешь, Ловче, ты очень умный. И я когда-нибудь последую твоему совету. Но сегодня я… попробую еще раз. Вдруг это как раз то, что я могу изменить?

– Что, пойдешь кланяться чудотворам? – Ловче усмехнулся.

– Не кланяться. Убеждать. Требовать. Она говорит, что любит меня, – вот и пусть сделает это для меня…

Неправда, он не хотел ее видеть. И по ночам ему снилась Бисерка, а не Дивна Оченка. Неправда, он вовсе не искал возможности ее оправдать. Он… в самом деле ненавидел ее, как и ее отца, как и Драго Достославлена. Он убеждал и требовал, но не просил.

Она согласилась неожиданно легко, словно для нее это не составляло никакого труда.

– Конечно. – Она улыбалась лихорадочной, натянутой улыбкой. – Я не чудовище, которым ты меня теперь считаешь. Я ведь тоже знакома с этими людьми и знаю, что они ни в чем не виноваты. Не думаю, что спасти их будет сложно.

Могущественная богиня? Она говорила так, словно это было в ее власти, а не только во власти чудотворов-мужчин. И Зимич в который раз подумал, что она гораздо старше, чем кажется.

Он хотел уйти и несколько раз порывался это сделать, но к крыльцу подъехала карета, и он услышал громкий голос Драго Достославлена под окном – не хотелось столкнуться с ними на лестнице. А потом она (она – это Дивна Оченка) зачем-то старалась его задержать, задавала какие-то глупые вопросы, что-то обещала и обещала. В окно смотрел закат, в особняке еще не зажгли свечей, и сумерки только-только начали робко выглядывать из углов, когда она сказала:

– Ты хотел знать о планах чудотворов? Тогда поспеши – сейчас самое время послушать, о чем они говорят. В Зеленой зале… Я отвлеку прислугу. А если чего-то не поймешь, возвращайся, я объясню.

Зимич ушел от нее в надежде скорей покинуть это место, а не что-то узнать. Но прислуги внизу и вправду не было видно, а из Зеленой залы доносились громкие голоса и дружный смех. Трое чудотворов из Славлены, которых должен был встретить Айда Очен?

Наверное, кто-то неплотно прикрыл дверь, потому что до Зимича донеслось отчетливое:

– …И вот просыпается старик Танграус рано утром, хочет изречь очередное пророчество – и никак не может вспомнить первую строчку!

Словам ответил дружный хохот.

– Один из «учеников» ему шепчет, потихоньку так, на ухо: «Белая дверь распахнется…» Танграус хлопает глазами и то ли не слышит, то ли не понимает. Тогда начинает и второй «ученик»: «Белая дверь распахнется навстречу…» В общем, все двенадцать учеников хором начинают декламировать пророчество, а Танграус за ними его рассеянно повторяет!

Они снова расхохотались. Зимич огляделся по сторонам. А что, собственно, он теряет? Ему ведь уже доводилось подслушивать разговор чудотворов… И, конечно, это была низость: вспыхнули щеки (как и тогда, в избушке Айды Очена), и испарина появилась на лбу. Зимич прижался к круглой колонне, обозначившей переднюю, и сглотнул от волнения.

– Я вам скажу, два моих последних опуса вышли намного лучше предыдущих, – это был самодовольный голос Драго. – Вы, наверное, их еще не слышали. Уверен, первый из них уже разносят из уст в уста. А второй подведет черту под пророчествами Танграуса, я бы даже назвал их откровениями, – не правда ли, это звучит серьезней, солидней…

– Драго, не тяни.

Может быть, прав Ловче, и не зря Зимичу так захотелось оказаться в особняке именно в этот день и час? Может быть, существует на свете судьба, предопределенность, некая высшая справедливость? Зимич обливался по́том и с ужасом прислушивался, не идет ли кто в его сторону, – а Драго Достославлен декламировал свои безвкусные вирши, и внутри становилось все холодней по мере того, как до Зимича доходил их смысл.