Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса - Делягин Михаил Геннадьевич - Страница 17

Автор многочисленных памфлетов и доносов о недостатках в работе Монетного двора, исключительно богатый (и, соответственно, влиятельный) Уильям Чалонер убедил специально созданную по его жалобам и предложениям комиссию палаты общин заставить Монетный двор выдать ему все инструменты, используемые для чеканки денег (что было величайшим государственным секретом), причём комиссия высоко оценила предложенные им усовершенствования. Из-за умело и энергично распускавшихся им слухов «комендант Тауэра лорд Лукас не раз и не два врывался в Минт [Монетный двор] …где безуспешно искал бывшего короля Якова II» [28].

В результате столь успешных и дерзких диверсий Чалонер привлек пристальное внимание Ньютона. Тщательнейшее изучение личности и прошлого Чалонера, проведенное Ньютоном на безукоризненной научной основе, позволило изобличить этого талантливого инженера как выдающегося мошенника – крупнейшего фальшивомонетчика не только того времени, но и во всей истории Англии (за исключением разве что Наполеона и Гитлера, и то лишь возможно, – при том, что те отнюдь не являлись, как Чалонер, английскими частными лицами).

Используя своё значительное политическое влияние, Чалонер отчаянно защищался и сам атаковал Ньютона (последнему даже пришлось доказывать неправомерность его обвинений перед парламентской комиссией), однако, хоть и со второй попытки после неудачной симуляции сумасшествия он был осужден, и его отчаянные мольбы не только о помиловании, но и о замене способа казни были проигнорированы.

«За государственную измену полагалась самая страшная из известных – “приятная” смерть, поистине дьявольское изобретение… Приговор гласил: “Вернуть его… в Ньюгейт, оттуда влачить по земле через всё лондонское Сити в Тайнберн, там повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, снять с петли, пока он ещё не умер, оскопить, вспороть живот, вырвать и сжечь внутренности. Зачем четвертовать его и прибить по одной четверти тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на лондонском Мосту”» [28]. Существенно, что по настоянию Ньютона на виселице Чалонеру ещё и повесили на грудь медные матрицы, которыми он подделывал весьма популярные тогда лотерейные билеты [39].

Переселение в Тауэр, где со времен Эдуарда I и вплоть до начала XIX века располагался Монетный двор[41], позволило работать почти круглосуточно (тогда Ньютон спал не более 4 часов в день). Помимо обеспечения дисциплины, великий ученый дотошно вникал во все технологические и организационные тонкости производства. Совершенствование технологий, открытие пяти временных монетных дворов в других городах и даже строительство передвижных машин для чеканки денег, оперативно удовлетворявших потребность в них «на месте» в районах наиболее острого дефицита, позволило в кратчайшие сроки нарастить выпуск денег почти в десять раз. Интенсивность организованных Ньютоном работ была такова, что «лошади подыхали, не выдерживая бешеного ритма» [28].

Установленные им порядки оказались настолько эффективными, что английское государство в целом достигло установленного им уровня контроля и управляемости, по имеющимся оценкам, лишь в середине XIX века! В Монетном же дворе введенные им правила, несмотря на коренное изменение технологий, сохранялись, по крайней мере, частично, на протяжении почти четверти тысячелетия. Весьма знаменательным представляется тот факт, что, когда в 1936 году архивы, связанные с управлением Ньютоном Монетным двором (обнаруженные в 20-х годах XX века), попытались выставить на аукцион в Лондоне, они были немедленно полностью засекречены: оказалось, что содержащиеся в них сведения о правилах работы Монетного двора как минимум частично сохранили актуальность и потому могли помочь немецкой разведке.

Ньютон спас Англию менее чем за два года, ликвидировав катастрофический дефицит монет уже к концу 1697 года[42]. Однако в результате этого выдающегося достижения созданный им лучший в мире и намного опередивший своё время Монетный двор стал попросту не нужен: огромные (и крайне дорогостоящие) производственные мощности лишились загрузки. (Нельзя исключить, что пять посещений Петром I лондонского Монетного двора в 1698 году во время его Великого посольства в сопровождении шотландца Якова Брюса с английской точки зрения являлись попыткой заинтересовать его возможностью чеканкой на нём российских монет, то есть были, по сути дела, маркетинговой акцией. Тем не менее никаких данных о встрече Петра с Ньютоном, – кроме короткой записки Ньютону о намерении царя встретиться с ним, – нет ни в английских, ни в российских источниках. Это позволяет предположить, что либо они при своей очевидной для нас бесплодности остались величайшей тайной обеих сторон, либо Ньютон, тогда ещё формально не назначенный руководителем Монетного двора, всеми силами старался избежать контакта с Петром I, – вероятно, опасаясь интриг [54, 138a]).

Блистательным выходом из положения стала масштабная чеканка серебряных монет для международных торговых компаний прежде всего Ост-Индской, именно в то время остро нуждавшейся в их большом количестве (так как тогдашней Англии, как и Европе в целом, было попросту нечего предложить технологически развитым Китаю и Индии, кроме драгоценных металлов: промышленные изделия европейцев были для этих рынков слишком грубыми и примитивными[43]). Незначительные заказы такого рода Монетный двор выполнял и раньше, – однако Ньютон, чтобы спасти его и обеспечить постоянный приток заказов, добился установления цены серебра почти на 10 % ниже среднеевропейской.

Сугубо конъюнктурная поначалу (по-видимому) политика, вызванная стремлением просто поддержать загрузку мощностей и спасти кровью и потом налаженное производство (не говоря уже, разумеется, о головокружительных личных доходах, которые тем не менее, скорее всего, были лишь второстепенным стимулом), исключительно удачно вписала Англию в тогдашнее мировое разделение труда. Уже в 1699 году это было в полной мере осознано как самим великим ученым, так и его учеником – канцлером казначейства Монтегю – и стало основой финансовой стратегии Англии.

Индия, Китай и в целом страны Востока в то время торговали с Европой в основном за наличное серебро, бывшее (благодаря наибольшей распространенности из всех драгметаллов) главной мировой валютой. Для прорыва на сказочно прибыльные для европейцев рынки Востока и закреплении на них, для установления контроля за торговыми путями необходимо было щедро платить серебром. Поэтому несколько компаний-монополистов, сосредоточивших ко времени Великой перечеканки в своих руках основную часть мирового торгового капитала, испытывали постоянную нужду в серебре, особенно в высококачественной монете.

Монетный двор Ньютона, удовлетворяя их жажду (да ещё и по льготной цене, да ещё и быстро, и да ещё и практически в любых объемах), тем самым надежно привязывал их к английской экономике. Крайне существенно, что за практически гарантированную поставку монет на льготных условиях эти компании стали предоставлять Англии также практически гарантированные кредиты и займы – и также на льготных условиях. Именно этот доступ к практически неограниченному финансированию обеспечил исключительно быстрый рост её хозяйства (дополнительным фактором относительной дешевизны кредита стало поддержание дешевизны серебра).

Интересно, что аналогичный принцип вывоза серебра в торговле с Востоком до того использовался Венецией, Антверпеном и Амстердамом, пусть и в сравнительно небольших масштабах [6]. Таким образом, Ньютон использовал (или заново открыл) старый опыт венецианских банкиров, перенесших свою активность через Голландию в Англию, в принципиально новых условиях: когда мощные торговые компании, наличие свободных капиталов в Европе и уникальный баланс сил в английской политике позволили ему превратить государственный долг в мотор форсированного экономического развития.