Земля заката (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич - Страница 51

Услышав это, Мастерсон хмыкнул и замолчал. Он не любил такой тип людей, но в данном случае парень был прав. Жизнь на каждом шагу нас тыкает в неравенство. Любое соревнование обнажает то, как мир несправедлив даже в том, что один родился здоровым и красивым, а другой болезненным и страшным.

Но молчание было нарушено гулом голосов. Начался спор. Он не мог поверить своим ушам, настолько незначительным казался повод. Но так уж работает демократия.

С разных концов зала донеслись слова в поддержку эскиза и с критикой оного. Сама мисс Форрестер в прениях участия не принимала и защищать свой проект не пыталась, сидела ровно и смотрела прямо перед собой. А Элиот не мог вмешиваться.

Наконец, проект был принят с доработками. Эмблему перерисовали, факел заменили на свечу.

Всю остальную символику приняли без возражений.

Мастерсон поблагодарил профессора, поблагодарил толстяка-критика (и даже не пошутил, что тот будет съеден одним из первых), поблагодарил мисс Форрестер, чуть подмигнув ей, и не преминул похвалить всех за работу во время спасательной операции.

«Которая теперь потеряла всякий смысл, как и дурацкая ракета, которая приземлялась точно на океанскую баржу», – подумал Изобретатель.

И провозгласил (а как ещё это назвать?):

– Итак! Символика утверждена. А значит, на сегодня все вопросы рассмотрены, заседание окончено. Завтра вы узнаете точную дату отправки и все детали. Всем спасибо!

Стук в дверь заставил его замолчать, а всех – обернуться. После короткой заминки двое охранников у входа впустили человека в черном комбинезоне. Он был мрачен, как жнец с косой. Хотя по происхождению роль Агасфера подошла бы Хаиму Лейберу больше.

– Мистер Мастерсон… срочное сообщение.

– Пройдёмте в мой кабинет.

– У нас были устаревшие данные, сэр – с порога произнёс израильтянин, когда они остались втроем вместе с шефом и главой СБ Бреммером. – Только что я разговаривал по телефону с информатором из офицеров. Чума уже здесь. Среди сотрудников, не среди беженцев! В лазарете базы есть первый умерший от «простуды». В карантинном блоке еще двадцать пять предположительно инфицированных. Тесты не дают точной информации.

Элиот, конечно, знал, что для анализа используется тест на родственный возбудитель. Всё, что удалось найти.

– А что генерал Коллинз?..

– Скрывал, чтобы не создавать паники. Сегодня заболело восемь заключённых в карцере. Там их не меньше пяти десятков: нарушители, как из персонала, так и из зарегистрированных.

– Их держат на строгом карантине? Покидал ли кто-нибудь карцер за последние дни? – задал вопрос Бреммер.

– Да, вчера отпустили нескольких. Камеры переполнены. Вроде бы у выпущенных не было симптомов, и они не контактировали с заболевшими. С нами они тоже не контактировали.

– Чёрта с два, – Элиот Мастерсон поднялся, стараясь придать своему лицу невозмутимость, как у героев Клинта Иствуда. Хотя всё это казалось кошмарным сном, который никак не прекращался. И с каждым витком делался всё ужаснее. – Надо сваливать. Иначе можно залезать в чёрные мешки и застегиваться на «молнию». Хотя не знаю, удобно ли застегивать её изнутри… Я свяжусь с Рудольфом, пусть заправляют все машины и начинают погрузку.

Через несколько секунд Изобретатель отдавал распоряжения по сети, а через пару минут баварец уже шёл быстрым шагом по бетонированной дорожке в сторону гаражных боксов, в наглухо застегнутой куртке с капюшоном и в респираторе, чтобы лично проконтролировать начало работ. Это было видно по камере наблюдения.

– А вы займитесь датчиками, – сказал Элиот начальнику СБ, когда израильтянин тоже вышел. – Лично!

Об этой маленькой вещи должны были знать только они двое. По распоряжению Мастерсона в жилых помещениях были установлены датчики температуры, которые покажут появление у сотрудников первых симптомов любой простуды. И с высокой вероятностью температура выше 39 по Цельсию означает ту «простуду», самую страшную. Если так случится, что кто-то заразится, его придётся оставить здесь. Кто бы это ни был. Даже он сам.

****

Когда часть Европы и половина Северной Америки сгорели в ядерном пламени, казалось, что хуже быть не может. Когда появились первые заболевшие, Европейский Кризисный Центр не сразу понял, с чем имеет дело. Повсюду горели пожары, сотни тысяч тел лежали под завалами. Поезда встали, дороги были запружены машинами, заторы тянулись на многие километры.

Нет, эти проблемы потом никуда не делись. Просто уцелевшие с ними смирились. Да и самих уцелевших в Северной Европе скоро стало меньше, а значит, меньше стало и проблем.

Почти с первых дней катастрофы с разных сторон стали поступать сообщения об острой респираторной инфекции, которая косила людей как траву. Аналитическая группа пришла к выводу, что только прекращение авиаперелётов уменьшило скорость распространения Чумы. Или, «простуды». Но болезнь шла вперёд, медленно, но верно. Была даже версия, что она начала распространяться ДО начала войны. И очагов было много, очень много. Болезнь выводила людей из строя, а летальность в отсутствии лечения приближалась к девяноста процентам. Карантин был введён по всей территории, где сохранялась власть, но даже он мало помогал, потому что власть сохранялась только в анклавах-островках вокруг военных и полицейских контингентов, а со всех сторон беспорядочно перемещались людские массы. Тем, кто успел удалиться от мегаполисов, повезло больше.

К концу сентября боевые действия главной войны уже стихли. В прибалтийских государствах, в Украине, в Калининградской области России – там, где войска НАТО соприкасались с уцелевшими российскими соединениями, очаговые стычки еще продолжались. Но в основном никто не стрелял, кроме мародеров. Не потому, что кто-то победил. Просто управление войсками было потеряно у обеих сторон.

А в Западной Европе бушевала эпидемия, «простуда» распространялась, как лавина. Косила и тех, кто носил военную форму – любую, и мирных жителей – всех без разбора.

Зафиксировано было тридцать шесть очагов – все в городах с населением свыше трехсот тысяч человек – в Германии, а ещё в Голландии, Бельгии, Дании, Швеции, Польше... А сколько остались неустановленными, никто не знал. Телевидение продержалось только до тридцатого августа, да и то мало где.

По подсчетам аналитической группы Кризисного Штаба до сорока процентов населения стран Европейского Союза должно было погибнуть именно из-за пандемии в течение трех месяцев. Не говоря про возможные последствия голода и морозов.

Про Северную и Южную Америку данных не было. По Азии и Африке процент заболевших был ниже, но в абсолютных величинах – потери тоже будут огромны. Плюс небывалое в истории похолодание – впервые со времен Ледникового периода.

Только на территориях, где мегатоннаж взорванных боеголовок был велик, вирус проиграл конкуренцию другим видам смерти.

Всё происходило по принципу домино. Конфликт Японии и Китая развивался по нарастающей и закончился второй крупномасштабной войной. Связь с Тайванем прервалась. Токио подвергся массированной химической атаке, а вскоре на Японские острова были высажены парашютно-десантные дивизии КНР, вслед за чем произошла и высадка с моря. А потом и туда пришло Всесожжение. Оказалось, что у японцев таки было ядерное оружие (Элиот об этом знал) и ценой своей гибели и опустошения островов они нанесли агрессору тяжелый урон. Знал Изобретатель и о том, что, несмотря на колоссальные потери в материковом Китае (больше, чем в России и США вместе взятых), силы КНР не уничтожены полностью, китайское руководство затаилось и выжидает.

На Ближнем Востоке прокатилась новая война, которую уже называли второй войной Судного дня. Теперь она называлась так не потому, что началась в еврейский религиозный праздник, а потому, что стороны вели её на полное уничтожение, по принципу après moi la deluge. После нас – хоть потоп. С самого начала у руководителей нового Союза Арабских государств были подозрения что, припёртые к стенке, израильтяне не остановятся перед применением ядерного оружия. Но они понадеялись на авось. На кураж, на панику врага и свой стремительный рывок. И на помощь Всевышнего, конечно.