Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома - Милушкин Сергей - Страница 4

— Но он… употреблял и…

— Товарищ лейтенант… — я неожиданно сделал шаг вперед и заметил, как полицейский, до того сидевший в расслабленной позе мгновенно напрягся.

— Эй… — раздалось позади.

— Товарищ лейтенант, я зашел проведать своего друга и седьмой школы… и вдруг оказалось, что в его квартире живут совсем другие люди и они утверждают, что жили там всегда. Я десять лет ходил в эту квартиру почти каждый день. У вас же наверняка был друг в школе. Скажите мне, как это возможно?

Лицо лейтенанта вытянулось.

— Как это — другие люди? Не понял. — Он положил ручку, которую вертел в руках на стол, глянул в монитор компьютера и покачал головой.

— Ваш друг что — пропал, получается?

— Да, — нашелся я и победно посмотрел на полицейских в дверях кабинета. — Пропал. Я попытался его найти в соцсетях, позвонить ему, но не нашел.

— Может быть, он переехал?

Я пожал плечами.

— Но тогда бы мне сказали в той квартире, что да, мы ее купили пять или десять лет назад. Но женщина, которая там живет, утверждает, что родилась в этом доме.

— Идите, — бросил лейтенант мнущимся полицейским. — Рапорты писали?

— Нет еще… но…

— И не надо. Все, идите с глаз моих!

Послышался треск половиц и через секунду отделение стихло.

— Как фамилия друга? — спросил лейтенант уставшим голосом.

— Чайковский. Петр Васильевич.

Его пальцы застучали по клавиатуре.

— Адрес…

— Летняя, 24.

— Дата рождения?

Я смутился.

— Семьдесят шестой. Кажется… 15 июля. Да, точно. Ровно посередине.

Лейтенант быстро посмотрел на меня, кивнул и затараторил по клавиатуре. Потом посмотрел на экран — в этот момент вентилятор снова повернулся к нему «лицом» и челка опять на секунду взлетела.

Его тонкие губы сжались. Он снова повернулся ко мне.

— Вы… точно ничего не путаете? Гражданка Антипова Светлана Евгеньевна прописана и проживает в квартире по адресу Летняя, 24 уже 52 года. И… — он помолчал, скользя глазами по экрану и продолжил: — никакого Петра Васильевича там точно никогда не было. У меня новая база, это абсолютно точно. Я могу вам больше сказать… никакого Петра Васильевича с данной датой рождения в нашем городе не существует. И вообще в России, если уж вы надумаете его искать где-то на Крайнем Севере.

Я ошарашенно уставился на полицейского.

— Вот так да…

Вдруг меня пронзила совсем уж дикая мысль — кажется, я даже читал о чем-то подобном у известного фантаста Лукьяненко, когда в квартире главного героя вдруг появилась посторонняя женщина, а его самого словно стерли из реальности. Это, конечно, смахивало совсем уж на бред, но тем не менее, — я с дрожью в голове спросил:

— Я… Антон Андреевич Михайлов, 17 мая 1976 года рождения, проживаю по улице Летняя, 17… Вы… можете проверить, я там действительно проживаю? Или…

На мгновение я подумал, что молодой полицейский после этих слов немедленно отправит меня в обезьянник, а после вызовет психиатрическую бригаду, однако он лишь цокнул языком и принялся вводить буквы, проговаривая их тонкими губами.

— Однако… — проговорил он медленно. — Я сразу подумал, что вы просто выдумщик… так и быть, Антон Андреевич… на первый раз, в силу вашего так сказать, возраста… и учитывая, что ранее вы не задерживались и не привлекались, я вас отпущу… — он отвлекся от монитора и пристально посмотрел на меня. — …но, можете быть уверены, попадетесь еще раз и штрафа за распитие вам не миновать. Хотя тут и мелкое хулиганство, и еще что-нибудь можно придумать при желании.

Я качнулся на расшатанном стуле.

— Значит… проживаю?

— Ну разумеется. И ваши эти друзья, о которых вы спрашиваете, они тоже где-то есть, — молодой полицейский, которого система, видимо, еще не полностью сожрала, как-то сочувственно вздохнул: — ваш школьный товарищ мог эмигрировать, мог умереть, да мало ли еще что… банальная ошибка, неполнота данных, ведь те старые карточки, которые оцифровывались, они тоже терялись. Есть и еще одна версия… у меня лично.

— Какая? — я с надеждой посмотрел на изнывающего от жары паренька в форме.

— На третьем курсе универа нам говорили, что в случае отсутствия данных в картотеке помимо причин, которые я вам изложил, может быть еще одна, правда встречается она крайне редко. Карточку изъяли.

— Изъяли?! — не понял я. — Как это — изъяли? Кто изъял?

Лейтенант усмехнулся, но как-то невесело. За окном пронеслась ватага первоклашек, они спорили от каком-то «скибиди» и в этот момент я почувствовал себя глубоким стариком.

— Изымают по разным причинам. Гостайна, госбезопасность, программа охраны свидетелей, пункт семь…

— Пункт семь?

— Я точно также как и вы переспросил профессора, когда он читал нам лекцию про картотеки. Потом я узнал, что обычно этот пункт семь опускают, но некоторые осведомленные лекторы продолжают информировать студентов о его существовании.

— Что это значит? — я заерзал на стуле, чувствуя, как внутри что-то екнуло. Мне вдруг стало тоже очень жарко, даже душно, хотя в джунглях Амазонки я настолько привык к постоянной жаре, что уже давно перестал обращать на нее внимание.

Лейтенант клацнул еще по паре клавиш, его лицо приняло мальчишески-удивленное выражение.

— Так и есть… пункт семь… — произнес он, покусывая изгрызенный колпачок шариковой ручки. — Впервые такое вижу, я думал… это просто такой… прикол, что ли… — Он растерянно взглянул на меня. — Значит… ваш друг…

— Что?! — не выдержал я.

— Он был на самом деле, то есть, существовал, но… теперь его нет. Я сам не знаю, что это значит, когда я спросил профессора после лекции, он сказал, что это выходит за пределы его компетенции и вряд ли нам встретится в реальной жизни, а потому нечего забивать себе голову. Но… — лейтенант помолчал, потом будто нехотя продолжил, — если хотите… если конечно… я могу попытаться узнать, что это значит.

По моей спине несмотря на жару пробежали мурашки. Хотел ли я этого? Может быть, лучше не лезть туда, куда не просят? Я вдруг увидел перед собой толстого улыбчивого Петьку, моего лучшего друга детства, услышал его заливистый смех и подумал: «А кто еще может сделать это для друга, если не я?»

— Да, — медленно ответил я и мое «да» повисло в знойной жаре неуютного кабинета.

После затянувшейся паузы — паузы, во время которой на лице лейтенанта отражались вполне понятные чувства — от отрицания, до борьбы и гнева, в том числе и желание просто послать меня три буквы (потому что так безопаснее для него самого и его карьеры), в конце концов победило любопытство.

— Ладно. Оставьте свой телефон, я узнаю, что смогу и позвоню.

Я продиктовал номер.

— За сроки не обещаю. Скорее всего, завтра, сегодня вряд ли. Ну а вам, гражданин… Антон Михайлов… я советую завязывать с выпивкой.

Я кивнул, поднялся со стула.

— Буду ждать. Спасибо вам.

В дверях я обернулся и посмотрел на лейтенанта. Тот с задумчивым видом сидел перед монитором, постукивая ручкой по столу.

Если бы я знал, что больше никогда не увижу этого молодого, искреннего и любопытного паренька, я бы никогда не ушел из отделения. Но тогда я даже не догадывался об этом. Я вышел из райотдела и тут же погрузился в стоячие волны аномальной сентябрьской жары. К райотделу подкатил «Бобик». Вышедший водила открыл заднюю дверь. Изнутри, матюкаясь, вывалился пьяный мужик. Он горланил песню Гуфа «Спонсор твоих проблем»:

«Я не уве-е-ерен, что-о-о таких можно спасти…»

— Иди, иди, — подтолкнул его взмокший от жары сержант. — И тебя спасем, и всех спасем, не сомневайся.

Быстрым шагом я пересек улицу и постарался как можно быстрее исчезнуть из поля зрения полицейских (от греха подальше), — для чего обогнул книжный магазин, забитый школьниками и их мамашами, спустился по длинной лестнице к парку Горького, но в сам парк заходить не стал — слишком уж шумно там было, а мне требовалось тихое уединенное место, чтобы подумать. К тому же, мне начало казаться, что за мной кто-то следит.