Ядовитый воздух свободы - Блейк Анна - Страница 52

— И чем все-таки занимался комплекс? — продолжил допрос Грин.

— Не могу рассказать в деталях. Вам нужно знать лишь то, что в нем были задействованы все секторы и множество ученых. На него выделили достаточно денег. Нам удалось сделать ряд открытий, но они оказались настолько ошеломляющими, что в серийную разработку не прошли. Мне поручили перенаправить усилия ученых в нечто, более соответствующее времени.

— И вы начали разрабатывать оружие.

— Скорее, мы начали разрабатывать средства сдерживания.

— Оружие, — кивнул Грин.

Нахман, кажется, разозлился.

— Почему вы спросили про одного из моих подчиненных, детектив?

Детектив с Арабеллой переглянулись, и та медленно кивнула.

— Доктор Нахман, скелет, который мы обнаружили в стене лаборатории, принадлежит Констанции Берне. Это доказано, мы провели анализ ДНК. Доктор Берне никуда не сбегала. Вероятнее всего, ее убили. Пожалуйста, расскажите все, что помните о ней. Как вы познакомились, когда в последний раз виделись. Что она вам говорила? Кто вас спрашивал о ней?

Нахман, кажется, не слышал. Он откинулся на спинку кресла и смотрел на Грина так, как будто видел демона, поднявшегося из ада.

— Извините.

Ученый встал, подошел к столу и налил себе стакан воды. Он замер лицом к окну и пил воду мелкими глотками. Аксель видел, как дрожит тонкая изящная рука. Даже плечи поникли. Новости явно его шокировали. Что связывало его с Констанцией Берне? Что-то очень серьезное и настолько сильное, что Нахман пронес в себе эту связь сквозь десятилетия.

— Повторите, пожалуйста, еще раз, — не оборачиваясь, сказал доктор.

— В вашей лаборатории в стене была ниша, — негромко начал Аксель. — Во время проведения реставрационных работ хрупкая фальшстена рухнула. Рабочие увидели скелет. На вызов явилась комиссар Магдалена Тейн. При скелете был металлический бейдж с именем ученого. Мы провели анализ ДНК. Результат и имя на бейдже указывают на то, что скелет принадлежит доктору Констанции Берне. Я здесь из-за ее сына.

Нахман медленно обернулся. Стич молчала, но Грин видел, как она сканирует пространство, впитывая, как и он сам, мельчайшие проявления эмоций. Арнольд вернулся в кресло. Сел, сжимая в руках стакан, в котором осталось немного воды. Ученый выглядел потрясенным. На лице проступил возраст. Усталость. Слабое место найдено. Но почему?

— В последний раз я видел Констанцию в конце апреля шестьдесят седьмого года, — изменившимся голосом заговорил он. — Мы повздорили. Я хотел ее найти и поговорить, думал, остынет. Констанция имела привычку исчезать на несколько дней, если что-то шло не так. Но когда она не появилась, я начал беспокоиться. А потом нашел письмо, в котором она говорила, что уходит.

— И что вы сделали? — спросила Стич тихим мягким голосом, будто стараясь передать ему немного уверенности и покоя.

— Начал искать. Через все доступные мне на тот момент каналы. Она будто сквозь землю провалилась.

— Но вы сказали, что она сбежала, почему вы решили, что Констанция покинула Спутник-7? — проговорил Аксель.

Нахман будто нехотя перевел взгляд с агента на него. Поставил стакан на стол, взял чашку с недопитым кофе.

— А что я мог подумать? Тем более она оставила письмо.

— Спутник-7 — закрытый город, в котором ведутся опасные разработки. Разве из него так просто убежать?

— Поверьте, бесследно раствориться в нем еще сложнее, — грустно улыбнулся Арнольд. — Когда поиски в городе закончились ничем, я подумал, что она уехала. Даже в то время можно было подкупить любого. Она бы нашла способ. Доктор Берне была умной женщиной. Нетривиальной.

Нахман пригубил кофе. Все последовали его примеру. Аксель почувствовал на языке горьковатый привкус напитка и подумал, что, наверное, Нахман получил такой же удар, как и он сам. Интуиция подсказывала, что связь между ученым и погибшей исследовательницей носила не рабочий характер. Он явно ее любил. И явно любит до сих пор. И, не простив предательства, демонизировал ее. А теперь появление двух служителей закона разбило иллюзию, в которой он жил тридцать пять лет. Арнольд выстраивал вокруг себя плотный кокон из лжи и защит. А сейчас кокон разрушился. В одно мгновение.

Аксель не хотел бы оказаться на месте Нахмана.

— Доктор Нахман, расскажите об исследованиях Констанции. Возможно, это приблизит нас к разгадке, — попросила Арабелла. — Важна каждая мелочь. С кем она общалась, как себя вела, как проявляла в последнее время. Все, что вы помните.

Нахман явно заколебался.

— С этого проекта секретность сняли, — наконец проговорил он. — Ни одна из разработок сейчас не используется.

— Вы будто сами себя уговариваете, — подбодрила его агент.

— Поймите меня правильно, господа, — поставив чашку на стол и выпрямившись, сказал ученый. — Я всю жизнь взаимодействую с секретными технологиями, за малейшую информацию о которых в этом мире убивают. Все продается и покупается, но ученые работают во все времена. Я знаю, что Лера проверила ваши документы, у меня на столе лежат ваши досье, и я понимаю, что вы действительно те, за кого себя выдаете. Но почему полицейские так уверены, что стоит им посветить значком и все тут же кинутся отвечать на вопросы? Знаете, сколько случаев было, когда ответ полицейскому влек за собой целую цепь трагических событий?

— Знаете, какая цепь трагических событий начинает плестись, когда тот, кто обладает информацией, предпочитает ее скрывать? — ответила вопросом на вопрос Арабелла. — Гибнут люди. Но самое важное здесь не это. Мой опыт показывает: в девяноста восьми случаях из ста полиция и Агентство получают доступ к нужной информации. Просто позже. Дольше. Дороже.

Нахман медленно вздохнул. Прикрыл глаза.

— Прошло тридцать пять лет.

— И вы помните каждый из них, каждый день, каждое мгновение, не так ли? — приглушенно спросил Грин. — Ведь все это время вы пытались понять, что случилось с ней. Почему она так поступила, что вы сказали или сделали не так.

На мгновение Акселю показалось, что зеленые глаза Нахмана посветлели от жгучей боли, но доктор взял себя в руки. Опять. Как его сердце выдерживает такой самоконтроль?

— Совместно с Барронами она разработала соединение, которое, попадая в организм человека, блокировало его способность испытывать чувства. Разработка получила название «Алекситимия» и легла в основу многих проектов, которые должны были дать человечеству идеальных солдат.

— Но?..

— Но бесчувствие военным не понравилось. Потому что отсутствие чувств — это не отсутствие сострадания. Люди ничего не чувствовали и теряли способность говорить о себе. В психологии существует такое понятие, сейчас его активно изучают. Но Констанции удалось выделить… соединение. Вирус, если хотите. Да. Тогда это казалось прорывом. Но Констанция исчезла раньше, чем смогла довести исследование до конца, стабилизировать его. Добиться сочетания тех черт, которых ждали от нас заказчики.

— Ее могли убить из-за этого открытия? — спросила Стич.

Нахман перевел на нее сосредоточенный взгляд.

— Не думаю. Тогда бы убили всех. Но пропала только она. К тому же это не первое ее достижение.

— У нее было много завистников, наверное, — протянула Арабелла.

Взгляд ученого прояснился.

— Как у любого из тех, кого я брал в лабораторию. Но пропала только она.

Аксель допил кофе, убрал чашку и, поставив локти на колени, немного наклонился вперед.

— То есть вы настаиваете на том, что работа ни при чем? — спросил он у ученого.

В кабинете наступила тишина. Нахман смотрел на детектива так, будто он сморозил чушь. Арабелла сохраняла нейтралитет, откинувшись на спинку кресла и позволив мужчинам продолжить диалог. А Грин чувствовал себя на удивление спокойно.

— Я не сотрудник полиции, чтобы делать выводы, детектив Грин. Я предполагаю, что работа ни при чем, иначе помимо Констанции пропал бы кто-нибудь еще. Или кто-то поднялся бы, продолжив ее проекты. Но этого не произошло. Естественно, я переговорил со всеми, кто с ней работал. И не только я переговорил, так скажем. Констанция просто растворилась в воздухе.