Моя любовь навсегда (СИ) - Мелевич Яна - Страница 22

— Ты не будешь здесь жить, — поджала губы Милана, отбросив раздражающие волосинки с лица. — Когда я давала Насте обещание помочь, твое присутствие в моем доме нами не оговаривалось.

— Но и не запрещалось, — возразил Антон резонно. Темные брови приподнялись, а Милана в ответ шикнула от злости.

Что за ослиное упрямство!

Пальцы сжались в кулаки, в горле запершило и сдавило грудь от желания наорать на кого-нибудь. Или ударить. Однако Милана держалась, мысленно считала цифры от одного до десяти точно мантру, которая позволила бы ей успокоить разбушевавшееся воображение.

Особенно фантазию — ту самую, где на голове Антона оказался горшок из-под драцены. Рисунок с позолотой прекрасно бы гармонировал с цветом модных мужских ботинок. Картина вышла настолько живой, что Милана непроизвольно дернулась к подоконнику. К растению, чьи пучки листьев на концах веток пугливо дрогнули от кровожадности хозяйки.

— Давай поговорим без насилия, — Антон бросился Милане наперерез. Его мощная фигура перегородила путь к цветку, отчего разочарование неприятно кольнуло в груди.

— Пошел вон из моего дома, — почти прорычала она и указала на дверь. — Сейчас же.

— Мы можем без истерик обсудить план?

— Канарейкин, — ярость перетекла в ядовитое шипение. Тон, которым Милана озвучила фамилию Антона, заставил его содрогнуться. — Ты тупой или глухой? Мне достаточно заорать, чтобы через минуту сюда ввалилась охрана. Тебя скрутят, выведут под конвоем и вышвырнут за ворота. Хорошо, если не сядешь за незаконное проникновение и мошенничество. Вряд ли Павла Александровича обрадует еще одна статья к твоему богатому послужному списку!

Она надеялась задеть Антона упоминанием имени отца, однако того не проняло. Он по-прежнему невозмутимо возвышался над ней. Сделай Милана шаг, уперлась бы носом в плечо, как часто делала в прошлом. Далеком и давно позабытом.

На мгновение Милана услышала сложный терпкий аромат, напоминавший сырость и сожженную древесину. Он резко сменился травянистыми нотами, после которых пришла горечь перца. Как и любовь Миланы к Антону, она испортила общие впечатления. Оттолкнула, после чего позволила вдохнуть немного кислорода в горящие огнем легкие.

— Зачем ты пришел, Тони? — спросила она тихо.

Слез не было. Давно оплакана та пародия на отношения.

— За тобой, — без прикрас ответил он и, проведя ладонью по волосам, добавил: — За справедливостью. Не знаю. Что там обычно вещают герои в крутых фильмах?

— А-а-а, — протянула Милана и едко улыбнулась, — тебе теперь только Голубого капитана играть. С твоими-то пристрастиями.

— Больше оскорблений. Мало яда спустила.

Милана захлебнулась словами от гнева, но вместо ожидаемого Антоном крика, она неожиданно прикрыла глаза и вдохнула дважды кислород полной грудью. Губы шевелились, как будто считали цифры или овечек, чтобы угомонить рвущуюся наружу злость. Не ответив на едкое замечание, развернулась и зашагала к двери.

— Ты куда? — крикнул Антон ей в спину.

Подошва мягких домашних туфель скрипнула от резкого торможения. Абсолютно прямая спина и отсутствие какой-либо реакции ему совсем не понравились. Уж лучше бы Милана кричала или била горшки с цветами. Такое поведение давало надежду на то, что последние шансы на прощение не превратились в прах за год обоюдного молчания.

Ответ Миланы почти физически ударил под ребрами, вывернул наизнанку эмоции и подарил мучительную боль. Долгую, ноющую, как незаживающая рана где-то в глубине сердца. Подобная той, что поселилась навечно после смерти Ярослава.

— У меня куча дел, Канарейкин, — ровно сказала Милана не оборачиваясь. — Разберись со службой безопасности, потом посмотрим. Пока ты официально не числишься в штате обслуги, говорить нам не о чем.

Проведи сейчас кто-то ножом по стеклу, вышло бы очень похоже на их беседу. Антон поморщился. Запах лекарств, давно въевшийся в кожу и волосы, заскрежетал на зубах горечью таблеток.

Ему вдруг вспомнилась больница — ее стерильно-белые стены, между которыми мелькала бесконечная череда равнодушных лиц медицинского персонала. Люди сменяли друг друга, а Антон не утруждался запоминанием имен тех, кто олицетворял собой безнадежность после разрушенных ожиданий.

Тогда он считал, что лучше бы умер в той комнате. Сейчас, что следовало просить прощения раньше. Год назад. Или пять.

Чего, собственно, Антон хотел? Старался, вот и получил сполна заслуженное бумерангом промеж глаз. Ему всю жизнь теперь гоняться за теми, кто ушел по его вине. Иногда за призраками, а порой и за живыми людьми.

— Я люблю тебя. Очень, — вымученно произнес он самую желанную фразу всех глупых романтиков.

Для нее одной. Милана же повернула голову и посмотрела, как на пустое место. Очередную деталь в доме, красивую вещицу, приобретенную Илоной для удовлетворения чувства прекрасного. Смешок, сорвавшийся с губ, змеей обвил шею Антона и сдавил горло от нехватки воздуха.

— Забавно, правда? Мы поменялись местами. Разница лишь в том, что я тебя больше не люблю.

Антон остался один посреди гостиной, среди цветов и декоративных безделушек. Пустых и никому не нужных. Устало выдохнув, он потер грудь там, где образовалась ноющая боль и сосущая пустота.

— Хорошо тебе. Сидишь — ни забот, ни хлопот, — покосившись на драцену, Антон ударил по кончикам упругих листьев. Их шелест почему-то вызвал улыбку.

— По психическому анализу личности я бы охарактеризовал ваше состояние как подавленное, — оживился Базик. — Зафиксирован недостаток серотонина в коре головного мозга.

Булькнул датчик на смарт-часах, и перед Антоном появилось цифровое изображение компьютера.

— Еще год, и начнешь писать диссертацию по теме «Изменение гормонального фона человека под воздействием внешних факторов», — вяло отозвался он, на что Базик ответил:

— Данная работа написана Кубасовым Романом Петровичем, аспирантом медицинского университета…

— Базик, — Антон поднял руку, — я тебя понял.

— Мне позвонить на горячую линию?

— Зачем?

— Общение со специалистом предотвращает риск нанесения самоповреждений в момент сильного переживания, — доверительно сообщил Базик. — Но я могу включить вам расслабляющую музыку и видео с котиками.

— Почему котики-то? — насмешливо поинтересовался Антон, потирая пальцами переносицу. Уголки губ непроизвольно дрогнули.

— Последние исследования показали, что любые видеоматериалы с котиками усиливают выработку эндорфина и дарят хорошее настроение.

— Хорошо, уговорил. Давай котов. Только выйдем из дома.

— И щеночков?

— Включи мне тогда корги, хоть издали полюбуюсь.

Из гостиной Антон вышел пусть не в приподнятом настроении, но вполне понимающим, куда ему двигаться дальше.

Вперед. Исключительно по прямой линии, никуда не сворачивая и не пасуя перед трудностями, что неизменно возникают на пути к счастью.

Любовь любовью, а проблемы никуда не делись. Марат Донской оставался у власти, его соратники вовсю строили планы и подсовывали палки.

Оставался еще Вадим. Статус заключенного не мешал засранцу продвигаться в средствах массовой информации как жертва произвола властей. Все больше людей выступали на его стороне, видя в нем несчастного мальчика с тяжелым детством и разрушенной психикой.

Народ обожал всех убогих, униженных и оскорбленных почем зря.

Тщательно отслеживая камеры, Антон намеренно двигался чуть медленнее, чтобы запущенный вирус успевал обрабатывать видео на мониторах охраны дома Боярышниковых.

Путем захвата движений установленная программа «Кардинал» изменяла матрицу лица и создавала симуляцию другого человека. Работало, конечно, исключительно с камерами, но этого пока оказалось достаточно. Остальное зависело от скудных актерских навыков Антона и сплоченных усилий его команды.

Пересекая очередную комнату, он внезапно услышал крики. Кто-то с улицы громко ругался, вопли слышались даже сквозь плотно закрытые ставни. Постепенно голоса переместились к главному входу, куда направлялся Антон минутой ранее: поспешив к дверям, он вышел в холл и обогнул лестницу, ведущую на второй этаж дома.