Берегись вурдалака - Абаринова-Кожухова Елизавета - Страница 21
- Предыдущая
- 21/40
- Следующая
— Надо же, а я и не подумала, — сокрушенно развела руками Ольга. — Что бы я без вас делала!
— Совсем пропали бы, — Григорий Алексеевич шутливо погладил невесту по голове.
А ди-джей Гроб продолжал вещать:
— Речь, как я сказал, о другом — о коррупции, пронизавшей весь наш город сверху донизу. Под верхом я имею в виду нашего мэра и его, извините за выражение, камарилью. Они чувствуют, что их время вот-вот пройдет, и поэтому воруют уже по-черному, без оглядки на закон и уж тем боле на такой пустячок, как общественное мнение. Как мы знаем, через несколько месяцев состоятся муниципальные выборы, и у нынешних «отцов города» нет ни малейших шансов удержаться у власти. Вернее, не было, пока был жив Иван Владимирыч Шушаков. Конечно, и он был далеко не безупречен в смысле законности и правопорядка, но только покойный олигарх, с его миллионами и пиар-ресурсами, мог на выборах составить конкуренцию нынешнему вору. Простите, мэру.
— Что за чушь! — не выдержала Ольга. — Папа ни разу и не заикался, что хочет стать мэром!
— А не потому ли господин Шушаков так скоропостижно скончался незадолго до начала предвыборной кампании? — продолжал «поливать» неугомонный Гроб. — Не в этом ли направлении следует покопаться нашей славной милиции? Впрочем, к нам поступил телефонный звонок. Алло, мы вас слушаем, вы в прямом эфире. Пожалуйста, представьтесь.
— Меня зовут профэссор Каширский, — зажурчал в динамиках приятный бархатистый голос. — Я психотэрапэут и ученый широкого, можно сказать, энциклопедического склада…
— Как он сказал — Каширский? — удивленно переспросил Григорий Алексеевич.
— А что, вы с ним знакомы?
— Да нет, просто где-то слышал. Или даже читал в «Науке и жизни». Только там его, кажется, звали как-то чуть по-другому…
— Слушая ваши передачи, я пришел к выводу, что в них непропорционально высока концентрация темной энэргии, выплескивающейся в виде так называемой «чернухи», — наукообразно вещал профессор Каширский, — и в качестве своего рода противоядия хотел бы попотчевать уважаемых радиослушателей своими целебными устаноуками.
— Одну минуточку, господин Каширский, — с трудом перебил психотэрапэута-энциклопедиста ди-джей Гроб. — Большое вам спасибо, но, к сожалению, подобные сеансы не совсем вписываются в формат нашей передачи. Однако на радио «FM Голубая волна» есть немало программ, куда вас охотно пригласят. Не могли бы вы перезвонить мне после двенадцати?
— Непремэнно позвоню, — охотно отозвался Каширский. — Как говорится, почту за честь.
— А мы продолжаем нашу передачу «Предполуночный кошмар». То есть, пардон, «Предполуночный эфир». Это была оговорка по Фрейду. А если бы я сказал «Предполуночный дозор», то это была бы оговорка по Лукьянеко. Ха-ха, шутка. И специально для наших дорогих слушателей мы зашпулим ваш любимый шлягер «И целуй меня везде, восемнадцать мне уже», после чего продолжим ковыряться в наших общественных язвах.
Однако с первыми аккордами бессмертного шедевра вокально-инструментального искусства Ольга Ивановна решительно выключила радио: любимое занятие ди-джея Гроба ее совершенно не привлекало, а вот слова песни она готова была осуществить прямо здесь и сейчас, вместе с Григорием Алексеевичем, хотя возраст новоявленной банкирши давно миновал число, указанное в шлягере.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
РАЗМЫШЛЕНИЯ К ИНФОРМАЦИИ
— Татьяна Борисовна… Семен Петрович… Там, там… — запричитала баронесса.
— Подождите, Хеленочка, сейчас позовем хозяина, — перебила ее Татьяна Петровна, но тут по скрипучей деревянной лестнице со второго этажа собственной персоной спустился Иван Покровский. На нем был все тот же старенький свитер, а в руках он держал гусиное перо и мелко исписанный лист бумаги.
— Вы живы?! — хором удивились баронесса и Чаликова. Иван же Покровский ничуть не удивился:
— Извините, что покинул вас в самый разгар поминок. Тут на меня, знаете ли, снизошло вдохновение — вот послушайте. — И господин Покровский с чувством зачитал:
— O нет, не дорожи любовью мертвеца,
Прошедшего свой век нелегкий до конца
Достойной поступью велением Творца.
Что есть любовь и жизнь? — один лишь прах и тлен,
Чреда ненужных чувств, да низкой страсти плен…
— Значит, это были не вы! — догадалась Чаликова. — Ах, извините, что перебила.
— Да ничего страшного. — Покровский свернул листок в трубочку и сунул перо за ухо. — В каком смысле не я?
— Не вы лежите с пулей в голове на краю кладбища, — пояснила Хелен фон Ачкасофф.
— A, так это, наверное, призрак бедной Аннушки, — сообразил помещик.
Драматические обстоятельства, при которых впервые встретились сыщик-любитель Василий Щепочкин и московская журналистка Надежда Заметельская, были отчасти схожи с теми приключениями, что столкнули нос к носу литературных персонажей Василия Дубова и Надежду Чаликову. Правда, произошло это не в «фэнтезийном» «Холме демонов», а в детективно-приключенческом романе «Искусство наступать на швабру». В книге между главными героями сразу возникли доверие и симпатия, даже нечто большее. Справедливости ради нужно отметить, что госпожа автор, увлекшись приключенческой канвой, отодвинула (и, может быть, напрасно) лирическую линию их отношений далеко на периферию своего повествования.
Но то в художественном произведении, а в жизни, как известно, все бывает куда сложнее и неоднозначнее. Нет, конечно же, мы не будем бросаться в другую крайность и объяснять союз Щепочкина и Надежды лишь общим интересом к «Клубу князя Григория» и, чего греха таить, не совсем правовым деянием, которому были обязаны своею встречей. Но и сказать, что между ними сразу что-то вспыхнуло, или, более того, проскочила какая-то искорка, мы тоже не сможем, ибо в таком случае сильно погрешили бы против истины.
Что ж, как говорится, неволей мил не будешь. Хуже другое — согласившись объединить усилия, Щепочкин и Заметельская отнюдь не во всем доверяли друг другу. Василий полагал, что Надежду, как репортершу, интересуют прежде всего «жареные факты», и лишь потом поиски истины, а Надежда отчего-то подозревала, что Щепочкин работает на конкурирующую, но тоже преступную группировку. Разумеется, все эти предубеждения друг против друга не имели под собой никаких оснований, но разговор Надежды и Василия напоминал беседу двух дипломатов, когда каждый стремится что-то выведать у другого, не сказав ничего по сути дела.
Беседа проходила в небольшой кофеюшне поблизости от городского управления милиции — в обеденный перерыв к сыщику и журналистке должен был присоединиться инспектор Рыжиков. Зная о заинтересованности как Щепочкина, так и Заметельской, Георгий Максимыч обещал поделиться с ними кое-какой информацией «не для широкой публики».
— Господа, я явился, чтобы сообщить вам пренеприятнейшую новость — дело о возможном убийстве банкира Шушакова закрыто за отсутствием состава преступления, — заявил Рыжиков, едва появившись в кафе и приземлившись за столик. — И новость номер два: я признаю, что недооценивал всю эту историю с так называемыми князем Григорием, бароном Альбертом и прочей бесовщиной, и теперь решил заняться ею лично и вплотную.
— По какой статье будет возбуждено уголовное дело? — будничным тоном спросила Надя.
Рыжиков вздохнул:
— Видите ли, дорогая моя Надежда Федоровна, с возбуждением дела пока что придется повременить — нет формальных оснований связывать работу клуба с преступными намерениями и, тем более, преступными деяниями.
— А нападение на Мишу Сидорова? — перебил Щепочкин.
— Да, теперь я могу определенно сказать, что он действительно собирал материалы о клубе, — понизив голос до почти конспиративного, сообщил инспектор то, что Василию и так было хорошо известно. — Однако дело осложняется тем, что вчера вечером потерпевший Михаил Сидоров бесследно исчез.
- Предыдущая
- 21/40
- Следующая
