Сила не по рангу (СИ) - Хай Алекс - Страница 44

— Не уверен, что в моем положении будет разумно делать ставки, — отозвался я. — Возраст-с.

Князь Голицын понимающе улыбнулся.

— Сегодня весь выигрыш идет на благотворительность. Решением ее императорского величества Надежды Федоровны все средства, вырученные со всех игр по случаю праздника, будут отправлены в подшефственный государыне госпиталь-интернат для сирот. Поэтому ставки средние и долгов творить не велено.

Изящный ход. Распространенный, но оттого не менее полезный. Хотите играть и развлекаться — пожалуйста, но пусть от этого будет польза.

— И какая же ставка? — поинтересовался Виктор.

— Десять рублей — начальная.

Не так уж и много. С другой стороны, на десять рублей трое могли неделю кормиться. Не шикуя, конечно, но и не на хлебе с водой. Мы с Виктором переглянулись.

— На благое дело сыграть не стыдно, как считаете, Алексей Иоаннович? — спросил он.

— Тем более в хорошей компании, — улыбнулся я и обратился к советникам. — Господа, для нас это честь.

Голицын, будучи министром императорского двора, тут же распорядился принести еще два стула. Слуги вынесли обитые светлой тканью кресла с высокими спинками. Судя по сложенным карточкам и бочонкам, предыдущий раунд как раз закончился, и нам не требовалось ждать, когда советники доиграют партию.

Нас рассадили так, что по левую руку от меня оказался секретарь — князь Рюмин, а по правую — глава «Четверки», князь Мещерский. Виктор оказался зажат между князем Голицыным и графом Кутайсовым.

Лакеи принесли напитки, и министр императорского двора предложил всем по фужеру игристого.

— Господа, это из моих личных запасов, — сказал он. — В позапрошлом году был весьма интересный урожай.

— Все же вы — поставщик императорского двора… — отозвался Рюмин.

— Слышал, три года назад ваше вино получило «Золотую лозу» на фестивале в Бордо, — внезапно удивил своей осведомленностью Виктор и взял фужер за тонкую ножку. — Представляю, каково было месье Клико, когда жюри единогласно признало вашу винодельню победителем.

Голицын выглядел польщенным. Витя точно угадал его слабость. Я же не зря говорил — у него был талант. Братец нутром чуял, как и к кому следовало подлизаться. Главное — вытащить его в Петербург, а дальше сам пробьется.

— Поражен информированностью вашей светлости, — улыбнулся Голицын. — Однако сегодняшнее вино — особенное. Это последние запасы, и я приберег их для подходящего случая. По счастью, сегодня нас ожидает удивительный праздник.

Он говорил это, не сводя глаз с меня. Понятно, все уже приготовились либо праздновать триумф, либо смаковать мой провал. В любом случае хорошее шампанское будет уместно.

— За цесаревича! — произнес Голицын, и мы подняли бокалы.

Я не мог отказаться от такого подношения, но демонстративно отпил небольшой глоток. Рамки есть рамки, и пусть все это видят.

Тем временем Рюмин, который был секретарем даже во время праздника, принялся мешать карточки с номерами, а затем тщательно встряхнул бархатный мешочек с бочонками.

— Итак, господа, записываем ставки. Десять рублей с игрока за раунд. Счета будут разосланы завтра с указанием банковских реквизитов сиротского госпиталя.

Пока Рюмин проверял всеобщую готовность, Мещерский откровенно скучал. Родственная душа — так же, как и я, он явно не любил всех этих сборищ и торжеств.

— Какой вы находите свою подготовку к сегодняшнему событию? — спросил он вполголоса, заметив на себе мой взгляд.

Я улыбнулся.

— Вашему сиятельству не о чем беспокоиться.

— Юность самоуверенна.

— Предпочитаю слишком поверить в себя и ошибиться, нежели всю жизнь бояться сделать нечто важное, — ответил я.

Мещерский хмыкнул и слегка покачал головой.

— Что ж, надеюсь, сегодня мы все узрим чудо.

— Номер пятнадцать! — Рюмин вытащил из мешочка бочонок и показал всем присутствующим.

Я сверился со своей карточкой и отметил число в одном из рядов. Совпало и у Кутайсова.

— Номер семьдесят!

На этот раз у меня было мимо, зато Виктору, Мещерскому и Голицыну повезло.

— Номер пятьдесят…

Лото считалось азартной игрой, и многие действительно питали к ней страсть. Мне же было скучновато, но не упускать же возможность влиться в общество. Тем временем вернулся великий князь Федор Николаевич. Заглянув в шатер и увидев нас за делом, он вышел и отправился вместе с моим отцом и еще несколькими гостями в тир, где предлагалось проверить себя в стрельбе из лука.

Если честно, лук был мне по душе куда больше лото. Но и советников следовало уважить.

— Номер девяносто! — провозгласил Рюмин.

Я снова закрыл число в ряду на карточке. Так прошло еще минут пятнадцать. Свободных чисел оставалось все меньше, и, наконец, когда Рюмин объявил семьдесят восьмой номер, Кутайсов закрыл последнее число в своем ряду и откинулся на спинку стула.

— Закрыто, господа.

— У меня тоже, — удивленно произнес Виктор. — Вот, второй сверху ряд…

— Итак, у нас двое победителей, — Рюмин сделал пометку в блокноте. — Быть может. Пора немного размяться? Что скажете, господа?

Я был готов сорваться с места в любой момент. Поиграли — и хватит. Еще предстояло перезнакомиться с кучей народу. Но моим планам не было суждено исполниться так быстро.

За тканевыми стенами шатра началась какая-то суета. Люди сновали туда-сюда, переговаривались…

— Их величества пожаловали, — сказал Кутайсов и поднялся. — Сейчас будет речь.

Мы оставили карточки и поспешили выйти на улицу. Вокруг действительно происходил некоторый хаос — люди выстраивались по рангу и старшинству в два ряда, ожидая появления императорской семьи.

Это было красивое шествие. Выйдя из дворца, император и императрица вместе со свитой медленно двигались в сторону наших шатров. Здесь, на поляне. Уже было приготовлено подобие сцены с троном и креслами.

Я встретился глазами с отцом, затем нашел в толпе матушку и Таню. Сестренка была бледной и выглядела утомленной, но стойко держалась. Матушка же чувствовала себя как рыба в воде, и от нее исходило спокойствие. Значит, у женской части семьи все было под контролем.

— Дорогу их императорским величествам Николаю Петровичу и Надежде Федоровне и его императорскому высочеству великому князю Петру Николаевичу! Дорогу ее императорскому величеству вдовствующей императрице Екатерине Алексеевне!

А вот это уже было интересно. Бабушка явилась!

После роковой трагедии вдовствующая императрица, казалось, была окончательно сломлена. Сперва смерть мужа, затем через несколько лет — гибель наследника и внуков. Екатерина Алексеевна и до этого считалась натурой чувствительной и творческой, но после трагедии врачи выражали серьезные опасения за ее психологическое здоровье.

Она полностью потеряла интерес к происходящему вокруг, отдалилась от Двора, а затем и вовсе переехала в глушь. Никто не ожидал, что дама, ранее не пропускавшая ни одного бала и тратившая бюджеты целых районов на драгоценности, решит искать пристанище… в Староладожском Свято-Успенском женском монастыре на берегу Волхова. Вдовствующая императрица не приняла постриг, но постоянно жила при обители и крайне редко оттуда уезжала.

Тем интереснее, что бабушка все-таки решилась приехать в Петербург, хотя торжество было не самым важным.

— Екатерина Алексеевна! — по толпе прокатился восхищенный вздох.

Прежде бабушка была по нраву не всем придворным — требовательная, не любившая ждать, резавшая правду-матку в лицо. Но после того, как на нее свалилось столько несчастий, конфликты забылись, и сейчас бабушка считалась едва ли не святой. Мало кто из знати мог выдержать монастырскую аскезу, а вдовствующая императрица, судя по сведениям о ее быте, вела такой же быт, как и остальные монахини.

Поэтому сейчас все внимание было приковано к ней — невысокой и сухой пожилой даме, сохранившей, впрочем, царственную осанку. Несмотря на летний зной, она была одета в темное полностью закрытое старомодное платье, а из украшений на ней были только скромные жемчужные серьги и крестик. Но выглядела она невероятно хорошо для почти что восьмидесяти лет — я бы дал ей не больше шестидесяти. Видимо, провинциальный воздух и правда шел на пользу.