Ложь и правда о советской экономике - Спицын Евгений Юрьевич - Страница 86

Если в целом говорить о темпах экономического развития страны в этот период, то, по оценкам авторитетных экономистов[636], они по-прежнему оставались довольно высокими. Однако экономические достижения уже не были столь впечатляющими, как в V-й пятилетке. Но самое главное состояло все же в другом: прервался переход к интенсивной экономике, начавшийся в предыдущей пятилетке. Уже в первые три года VI-й пятилетки наметились и серьезные сбои в развитии промышленного производства, в частности резко замедлился ввод новых мощностей в машиностроении, а значит, и рост парка металлорежущего и кузнечно-прессового оборудования. Если в V-й пятилетке парк токарных, фрезерных, расточных, шлифовальных, комбинированных и иных станков ежегодно увеличивался в среднем на 125 тыс. шт., то за три года VI-й пятилетки — только на 70 тыс. шт. Однако самым тревожным оказался спад в темпах роста производительности труда в промышленных отраслях, который, по оценкам известного американского экономиста Г. У. Наттера, упал в два раза — с 6% в V-й пятилетке, до 3% в VI-й пятилетке[637]. То же самое касалось и темпов снижения себестоимости продукции, которая в годовом исчислении упала с 4–5% до 2,5–3%. Вместе с тем надо признать, что многие советские экономисты, в частности профессор С. А. Хейнман очень критически относились к этим оценкам заокеанского коллеги, утверждая, что Г. У. Наттер был типичным «статистическим манипулятором», сознательно дававшим ложные расчеты, пытаясь доказать экономические преимущества российского имперского периода перед советским[638].

Причины такого положения вещей носили многофакторный характер, но, как утверждают целый ряд ученых (А. В. Пыжиков, А. В. Сушков, Г. И. Ханин, А. С. Галушка[639]), самые негативные последствия для развития советской экономики имели два важ ных институциональных изменения, происшедших после смерти И. В. Сталина. Во-первых, в системе всех органов управления, отвечавших за экономику страны, невероятно возросла роль партийного аппарата в центре и на местах, особенно после разгрома «антипартийной группы». Причем, помимо неизбежной подмены государственных органов партийными структурами, произошло резкое и общее ухудшение качества руководства в связи с тем, что профессиональный состав партийных органов был куда более слабым и безответственным, чем государственных. Кроме того, в результате разгрома «антипартийной группы» были отстранены от хозяйственного руководства такие крупные и опытнейшие руководители советской экономики сталинской эпохи, как В. М. Молотов, Л. М. Каганович, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров, Б. Л. Ванников и А. С. Елян, а ряд из них — А. П. Завенягин, В. А. Малышев, И. А. Лихачев и И. Ф. Тевосян — умерли в самом расцвете сил от непомерно тяжелой работы и болезней. Пришедшие им на смену руководители, конечно, были их «учениками», однако гораздо менее авторитетными, жесткими и энергичными, чем их «учителя».

Во-вторых, произошло резкое понижение роли всех контрольных органов, прежде всего госбезопасности. В условиях сталинской (мобилизационной) модели экономики взаимоконтролирующие органы, играя роль «суррогатной демократии», давали возможность высшему политическому руководству иметь вполне объективную информацию о положении дел в стране. И с этой точки зрения наличие двух центральных контролирующих друг друга органов власти — партии и госбезопасности — имело позитивное значение. Однако после расправы над Л. П. Берией органы госбезопасности были тут же лишены контрольных функций по отношению к другим органам власти, прежде всего партийному аппарату, что сразу породило безнаказанность и злоупотребление властью со стороны многих партийных бонз. Именно поэтому целый ряд авторов (А. А. Зиновьев, Г. X. Попов, Г. И. Ханин[640]) расценивали ослабление роли госбезопасности в системе всех органов власти страны как важнейшую причину последующего краха всей советской системы. Ликвидация системы разумных и оправданных репрессий в отношении высших должностных лиц и ее существенное ослабление в отношении всех номенклатурных работников, руководителей предприятий, учреждений и организаций неизбежно породили «всеобщую систему безответственности за ход жизни в стране».

Одновременно последовали новые удары по контрольным органам страны: очередная реформа Госплана СССР и назначение в мае 1957 года на пост его главы такого, как выразился Г. И. Ханин, «полного ничтожества», вообще не имевшего реального опыта практической руководящей хозяйственной работы, как И. И. Кузьмин, с мнением которого не считались не только все союзные министры, но даже председатели многих совнархозов; отставка В. М. Молотова с поста руководителя Мингосконтроля СССР в конце июня 1957 года, а затем и ликвидация самого этого министерства в конце августа того же года и т.д.

Контрольные цифры Директив развития народного хозяйства страны на 1959–1965 годы, утвержденные XXI съездом КПСС в начале февраля 1959 года, предусматривали коренное изменение характера советской экономики. Теперь высшее руководство страны, прежде всего лично Н. С. Хрущев, рассматривало семилетку как важный этап в достижении превосходства советской экономики над американской, причем не только по объему ВВП, но и по производству товаров на душу населения к началу 1970-х годов. С этой целью намечалось сохранить высокие темпы экономического роста, направить просто огромные капитальные вложения на реконструкцию и техническое перевооружение многих промышленных предприятий, что дало бы возможность увеличить общие объемы роста экономики на 80%, а промышленности и того больше — на целых 200%. Для обеспечения такого колоссального роста производства предусматривалось уделить особое внимание строительной отрасли и особо продукции машиностроения, которую планировалось нарастить на те же 200%, то есть не менее 13–14% в год. Понятно, что решить столь грандиозную задачу одним увеличением численности занятых было нереально, поэтому ставка вновь была сделана на рост производительности труда и другие меры повышения эффективности производства, например через снижение удельных расходов в черной металлургии на 25% в год[641].

Конечно, как утверждает профессор Г. И. Ханин, «при старой организации производства в машиностроении это было немыслимо». Поэтому намечалась коренная перестройка организационной структуры, где главный упор делался на преодоление традиционных дефектов советского машиностроения, в том числе его натурализации. С этой целью намечалось осуществить небывалую по своим масштабам программу организации производства изделий общемашиностроительного назначения на специальных заводах и цехах, на чем особо настаивали крупные советские экономисты, в частности профессор С. А. Хейман. Например, для производства литья и штамповок намечалось построить 75–80 специализированных заводов и цехов, способных покрыть все потребности советского машиностроения в литье и поковках.

Между тем анализ распределения капитальных вложений в промышленное производство показывает, что они резко возросли только в две отрасли, в основном нацеленные на военные нужды: в цветную металлургию (особенно в производство редкоземельных металлов) и оборонное машиностроение. Как показывают фундаментальные исследования Н. С. Симонова, И. В. Быстровой, Г. Е. Рябова, Ю. В. Яременко и А. Р. Белоусова, валовая продукция оборонного назначения в 1958–1960 годах выросла в промышленности с 3,88 до 7,43 млрд. руб., то есть почти в 2 раза, доля расходов на военно-промышленный комплекс — с 13 до 18–20%, а на приобретение ракетной техники вообще с 9 до 40%[642]. Что же касается остальных секторов машиностроения, то здесь общие объемы инвестиций были значительно ниже. Например, на приборостроение (в том числе создание счетных и математических машин) они увеличились только в 4,5–4,7 раза, на химическое оборудование — примерно в 3 раза, а на технологическое оборудование для литейной промышленности и типизацию изделий — лишь в 2,3–2,4 раза, что явно противоречило грандиозным планам по строительству специализированных литейных заводов и цехов. В итоге, как уверяют ряд авторов (Р. А. Белоусов, Г. И. Ханин, С. Н. Хрущев), нереальность семилетнего плана, по сути, стала очевидна еще до начала его реализации[643]. А поскольку в оборонных отраслях утвержденные планы производства не подлежали пересмотру, то первыми жертвами дефицита госбюджета стали сельское хозяйство, жилищное строительство и программы по специализации и кооперированию производства. На сельском хозяйстве это сказалось уже в конце 1950-х годов, когда после быстрого роста в предыдущее пятилетие он полностью прекратился и уже через год начался импорт зерновых культур, отвлекавших огромные валютные ресурсы страны от закупок новой техники и технологий. В целом же план семилетки был обоснован значительно хуже, чем планы V-й и даже VI-й пятилеток. Это понимал и сам Н. С. Хрущев, который сразу после окончания партийного съезда инициировал очередную реформу Госплана СССР, вновь разделив его на два органа — Государственный научно-экономический совет (Госэкономсовет) Совета Министров СССР, на который теперь возлагались задачи перспективного и долгосрочного планирования и разработка проблемных вопросов развития всего народного хозяйства страны, и новый Госплан Совета Министров СССР, который должен был заниматься текущим планированием и оперативным управлением экономикой.