Красная королева (СИ) - Ром Полина - Страница 95

— Дамы, оставьте нас одних! — фрейлины, шурша юбками, торопливо кланялись и покидали комнату. Сын встал, уступая мне место, и я попросила: — Алехандро, принеси, пожалуйста, стул для себя.

Некоторое время мы сидели молча, не глядя друг на друга. Первой, как я и ожидала, не выдержала дочь:

— Мама… Сегодня я слышала разговор… Это отвратительно! Как они смеют⁈

— Такие сплетни, моя девочка, действительно отвратительны.

— Значит, все это вранье⁈ — на лице Элиссон проступило четко видимое облегчение. Она выглядела как человек, скинувший с плеч неподъемную ношу.

На секунду возникла пауза: я поняла, что дала дочери ложную надежду, и сейчас не знала, как подойти к теме беседы. Меня практически спас Алехандр, который, заулыбавшись, выпалил:

— Вот видишь! Все это просто дурацкие сплетни, наша мама совсем не такая. И ты это отлично знаешь! Она регент королевства и чтит память отца. Наш отец был великим человеком, все об этом знают!

Проводить с девочкой-подростком и двенадцатилетним мальчишкой беседы на тему морали — штука безумно сложная. Мне стало страшно, что я не смогу объяснить, что чувствую и понимаю сама. Однако ждать, пока дворцовые сплетники сделают за меня работу, не забыв дать оценку моему поведению, я тоже не могла.

— Элиссон, детка, ты гораздо старше брата. Расскажи мне, пожалуйста, что ты помнишь об отце.

Минуты текли, а растерянное выражение с лица дочери все не сходило. Алехандро, первое время ждавший от сестры каких-то слов и интересных рассказов, вдруг тоже задумался и затих. А я терпеливо ждала, не желая влиять на их оценку и подправлять воспоминания.

— Отец… король, он был очень высокого роста, — неуверенно проговорила, наконец, Элиссон и растерянно посмотрела на меня.

Похоже, до сих пор она не озадачивалась подобным вопросом и просто помнила, что ее отец умер и он был королем.

— Девочка моя, тебе скоро семнадцать. Его королевское величество Ангердо скончался, когда тебе было восемь с половиной. Ты была уже достаточно большая для того, чтобы помнить не тольтко его рост.

— Я и помню! Он был очень большой и высокий… и вокруг всегда было много людей… и…

— Какие-то разговоры короля с тобой, подарки, совместные поездки? — подсказала я направление.

Подождав еще несколько минут и поняв, что ничего другого Элиссон не скажет, я обратилась с тем же вопросом к Алехандро.

— Малыш, а что ты помнишь про отца?

Сын заговорил медленно, старательно подбирая слова и складывая воедино крохи воспоминаний:

— Король… Я помню, как он держит меня на руках… И мне немного страшно: он делает мне больно. Не специально, нет, не подумай так — просто слишком крепко держит. Он обещает какой-то подарок, и все вокруг улыбаются мне и много говорят… Еще я помню, как он приезжал в школу и посадил меня на коня перед собой. Это было так здорово! И все вокруг радовались! И целый строй учеников смотрел на нас. Все нас приветствовали и смотрели на папу и отдавали честь королю. А еще он дарил мне разное. Один раз, помнишь, мама, маленькую саблю. Кстати, а где она сейчас?

— Тебе было всего пять лет, Алекс. А сабля была из хорошей стали и острая, хоть и крошечная. Как ты понимаешь, оставлять такую игрушку маленькому ребенку нельзя. Ты два или три дня носил ножны от нее на поясе, потом запнулся за них и упал. Больше не захотел носить. И ее отправили в сокровищницу.

— О! Я вспомнил, вспомнил! Какой же тогда я был маленький! И еще я разбил тогда коленку…

— Да, тогда ты разбил коленку.

Снова воцарилась пауза, и я с интересом рассматривала детей, понимая, как натужно они пытаются вспомнить хоть что-то еще об отце. Дождавшись, пока под моим взглядом Элиссон неуверенно пожмет плечами, показывая, что все ее воспоминания исчерпаны, я заговорила:

— Вы сами подняли эту тему. Я думала, что расскажу вам о короле немного позднее, когда вы подрастете и сможете более здраво оценивать его. Но, к сожалению, некоторые неприятные вещи вам придется узнать сейчас. Меня не удивляет, что никто из вас не смог вспомнить о своем отце практически ничего. К сожалению, его королевскому величеству Ангердо не было никакого дела до детей. До вас, мои дорогие. Как, впрочем, и до меня. Нас связывал с вашим отцом династический брак. Это не самое приятное воспоминание для меня, но тобой, Элиссон, он не интересовался вообще никогда. Если ты хочешь, я дам тебе разрешение заглянуть в архивы, где хранятся все письма, записки и бумаги, которые диктовал или писал твой отец. Уверена, что, прочитав их, посторонний человек никогда даже не догадается, что у короля была дочь — там нет упоминаний о тебе. Только в финансовых отчетах есть стоимость содержания принцессы Элиссон и ее двора. Мне стоило огромных трудов и конфликтов и с вашей покойной бабушкой, и с отцом, чтобы получить возможность просто видеть вас. Тебя, — я кивнула Элиссон, — до трех лет мне позволяли видеть один раз в неделю на несколько минут. Ты жила среди фрейлин и нянек, которым в высшей степени было на тебя наплевать. Они просто составляли твой двор. Но единственный человек, кто хоть немного жалел забытого ребенка — это твоя кормилица.

Пауза была глубока. Я не торопила детей, давая им время на осознание. Элиссон вдруг спросила:

— Мама, а помнишь, как я плакала, потому что мне в глаза попало мыло? Я была тогда совсем маленькая…

— Да, детка. Тебе только-только исполнилось четыре года…

Для меня это был тот самый момент, когда я приняла малышку в свое сердце. Но сказать об этом, раскрыв тайну собственного попаданства в Луарон и тело настоящей Элен, я не могла. Потому просто кивнула и подтвердила еще раз:

— Конечно помню, моя девочка. Именно после этого случая я начала бороться с дворцовым этикетом, с правилами, навязанными королевой-матерью, и с капризами собственного мужа. Я считала, что вы должны расти рядом со мной, а не с чужими вам людьми.

То, что дети были шокированы, я видела. Но пока еще они не были готовы признать за мной право на какую-то личную жизнь. В их глазах я была прежде всего мамой, а уж потом регентом и королевой. А в понимании почти любого ребенка до определенного возраста: мама — его личная собственность, давать свободу которой очень тяжело. Кроме того, врать детям я не хотела. Поэтому продолжила свой рассказ.

— Ты, Алекс, был наследником отца. Именно так он к тебе и относился — как к наследнику, чему-то обязательному в жизни мужчины, но не как к своему ребенку, которого нужно любить. Никогда, ни одного раза он не поинтересовался, что приносит тебе радость, чем тебе нравится заниматься, что ты хочешь. Зато он желал, чтобы ты всегда великолепно выглядел, был одет дороже всех и вызывал восхищение придворных.

Алекс помолчал и спросил:

— Как Креп? Я им всегда восхищался. Он был огромный и очень красивый, только капризный. Помнишь, как он гарцевал, и король чуть не упал с него? Им все тогда восхищались, но кормили и чистили его конюхи.

— Да, как Креп. Удивительно, что ты помнишь любимого королевского коня, но почти не сохранил в памяти лица короля.

— Почти не сохранил… — задумчиво подтвердил сын. — Я только помню, что у него были длинные волосы, завитые в такие спиральки, — Алекс покрутил пальцем, изобразив в воздухе что-то вроде штопора. — Я однажды потянул за такую, а он рассердился и отдал меня какой-то женщине, от которой очень сильно пахло духами. Очень противно было, мама…

— Да, я помню этот момент. Фаворитка вашего отца, графиня Лисапета Оранская, всегда сильно душилась.

— Фаворитка⁈ — мне показалось, что Элиссон шокирована этим известием.

— Вы уже достаточно взрослые, чтобы знать. У вашего отца была не одна фаворитка. И здесь, в Сольгетто, растет еще одна дочь короля Ангердо. Ее родила уже после смерти короля некая Этель Блайт.

Алекс молчал, не глядя мне в глаза. Элиссон машинально теребила в пальцах тонкую кружевную отделку платья, уже почти оторвав кусочек. Пожалуй, на сегодня я вывалила на детей информации даже с избытком. Мне было жаль, что пришлось это сделать, но раньше у меня не было ни повода, ни возможности. И я понимала, что они испытывают стресс и некий ступор.