Красная королева (СИ) - Ром Полина - Страница 70

— Вот для того, чтобы он не чувствовал себя победителем, для того, чтобы из него народ не слепил национального героя, вам и понадобится это, — я кивком головы указала на несколько листков бумаги, которые герцог де Сюзор по-прежнему держал в руке.

— Что ж, не стану спорить, ваше величество. Я уже имел возможность убедится, что вы мудры не по годам.

— Лучше ответьте мне, герцог, что у нас с монопольными объектами?

— О, тут все замечательно, моя королева. Объемы мы наращивали медленно, и этими же деньгами выплатили владельцам все, что должны. Сейчас есть возможность уже к весне получить чистый и свободный доход. Нужно только решить, пройдет ли он через казну или…

— Вот это и давайте обсудим, ваше сиятельство. — улыбнулась я союзнику.

Я вернулась в свои комнаты, освеженная прогулкой, и присела на любимое место у окна. Настроение медленно портилось — наваливались тяжелые мысли. В отличие от что-то подозревающих членов королевского совета, я совершенно точно знала, что ни кардинал, ни папский легат не оправятся от болезни…

Яд этот, привезенный из Шо-син-тая, представлял собой кусочек какой-то пластичной бурой массы размером не больше кубика рафинада и стоил мне целое состояние. Я уже не говорю о том, что в качестве эксперимента мне пришлось угробить двух самых крупных свиней в селе возле Малого Шаниза, а потом еще и проследить, чтобы туши закопали достаточно глубоко.

Первые семь дней туши просто валялись в яме. Их не забрасывали землей, давая основательно протухнуть на жаре. И только потом, засыпав негашеной известью, покойниц окончательно предали земле. Вонь по жаре, конечно, стояла мощная, но я страшно боялась, что какой-нибудь экономный селянин наестся отравленного мяса. Три недели место захоронения невинно погибших хрюшек охраняли старшие курсанты школы днем и ночью. Мне требовалось, чтобы мясо сгнило полностью и окончательно.

Эту липкую массу, кусочек размером со спичечную головку, требовалось развести примерно в чайной ложке крепкого алкоголя. Такая доза могла использоваться для двух-трех человек. Вещество я растворила сама. Гастон только влил по нескольку капель в пустые бокалы и дал им просохнуть на воздухе. После высыхания оставалась тонюсенькая прозрачная пленка чуть желтоватого цвета. На фоне позолоченных львов, держащих над собой перевёрнутый стеклянный купол, эта пленочка была абсолютно незаметна.

Признаться, пить со священниками мне было страшно: не дай Боже, лакей бы ошибся. Однако это был тот риск, на который я пошла сознательно. Поскольку дальнейшие симптомы отравления предполагали сильную головную боль, мучительную жажду, слабость и мышечные судороги, а также рвоту и понос, я собиралась объявить что папский легат привез в город холеру, и закрыть Сольгетто на карантин. Оставалось подождать всего два-три дня.

Ждать — занятие нудное и тяжелое. Сейчас, когда вокруг меня разворачивались жестокие и чудовищные события, я оказалась в странном одиночестве и затишье. Все это напоминало пресловутый глаз бури: абсолютно тихое место, окруженное кольцом чудовищных ветров и гроз.

Где-то там, за стенами дворца, в потайном убежище прятались Софи и Жанна, охраняя детей. Где-то там по водам Арханы передвигались войска: тысячи солдат и офицеров, каждый из которых вскоре вступит в битву не на жизнь, а насмерть. Где-то там добирались к своим войскам генерал де Кунц и герцог де Богерт. И только я сидела в тишине и покое королевских апартаментов и думала, думала, думала…

— Гастон, принеси вина!

— Как обычно, ваше королевское величество? — Гастон внимательно смотрел на меня.

— Да, как обычно… Впрочем, нет… Принесите красный мускат из Сан-Меризо.

— Ваше величество… — Гастон замялся и я, слегка нахмурившись, спросила:

— Что такое, Гастон?

— Нет-нет, ваше величество, сейчас подам, — я чуть усмехнулась про себя. Мускат из Сан-Меризо славился своей крепостью и считался совсем не дамским вином. Мне были понятны сомнения лакея, но желание напиться оказалось сильнее благоразумия.

Я сидела, тупо глядя в окно, бессмысленно разглядывая, как ветер безжалостно треплет голые ветви деревьев, еще даже не покрытые снегом, и тоскливо размышлял: «Пять лет… я нахожусь в этом мире всего пять лет! Если бы там, в той жизни, кто-то сказал мне, что я вполне осознанно стану убийцей… Ха! Да я бы даже спорить не стала, настолько абсурдно это звучит. По сути, я сейчас ничем не отличаюсь от покойной Ателаниты. Так же, как и она, я готова вымостить дорогу к трону трупами! Так чем же тогда я отличаюсь от этой средневековой твари?.. Да, по сути, ничем не отличаюсь…».

Слезы бежали по лицу сами собой, без моего участия. Не принося облегчения или успокоения. «…Такая же мразь, как и свекровушка покойная… Может, лучше бы я родами сдохла… А ведь еще и Богерт есть… И его тоже… Не хочешь, дрянь? А придется! Или он тебя в монастырь, а из Сашки вырастит покорное дерьмо… Да еще и Элли может замуж спихнуть за урода. Мало ли что там политика диктовать и требовать будет…» — мне было до соплей жалко себя, я боялась за детей. Мне было тошно от этого мира. Я просто не понимала, какие силы зла засунули меня в этот чертов Луарон и почему я должна страдать, а не жить себе спокойно и весело.

— Ваше величество!

— О! Херцог! Што? Вам уже дол…жили⁈ Я пы-ка еще к…ролева… Могу себе пы-зволить!

Герцог де Сюзор — единственный в этом мире, кому дозволено было входить в мои апартаменты без доклада. Даже покойный Ангердо никогда не пользовался этой привилегией. Впрочем, до этого момента не пользовался и герцог.

— Тусси, помоги мне отвести её величество в опочивальню. Гастон, тазик!

— Ни в кы-кую почивальню я идти не с…бираюсь. В конце концов, я десь к…ролева, а не кошкой насрано!

Со словами: «И прости, Господи, грехи наши, ибо не ведаем, что творим!» герцог рывком, чуть не вывернув мне руку, поднял растекшееся тело из кресла. Под мышкой у меня немедленно оказалась голова Тусси, которая, наполовину взвалив меня на себя, поволокла прямиком к кровати. В тот вечер слугам досталось по полной. Де Сюзор почти до полуночи сидел в кресле недалеко от меня и командовал процессом:

— Гастон, смени тазик! Тусси, оботри королеве лицо и дай еще воды. Та-а-ак! Отлично… Тусси, сходи и лично проследи на кухне, чтобы в звар не добавили лишнего.

Ближе к полуночи мне немного полегчало. Да, по-прежнему кружил голову «вертолет», но блевать мне больше было нечем, и я сидела в кровати с полузакрытыми глазами, сдерживая мерзкий озноб и медленно отхлебывая горячий травяной напиток. А герцог де Сюзор недовольно выговаривал мне:

— … такое поведение недопустимо! Если до кардинала дойдут новости…

— Не дойдут… — я снова отхлебнула обжигающий напиток, — Не дойдут до кардинала никакие новости.

— Ах, вот оно что!.. — герцог резко встал с кресла, лично прошел до двери и, выглянув в приемную, убедился, что посланная за новой порцией отвара горничная еще не вернулась. Он скомандовал:

— Гастон, займите место за дверью.

Затем герцог вернулся к кровати, слегка склонился ко мне и шепотом осведомился:

— Вам надоело жить, ваше королевское величество? Только прикажите, и завтра же с утра вас отвезут в прелестный и уютный монастырь, где вы и скончаетесь от холода и поста в течение пары месяцев. Только не рассчитывайте, что я стану поддерживать сына такой слабовольный женщины. Ее королевское высочество Ателанита за жизнь своего сына готова была горло перегрызть. Не заставляйте меня думать, ваше величество, что я поставил не на ту королеву.

Я не выходила из королевских покоев, сказавшись больной. Первый день и в самом деле был весьма мучительным: болела голова, мучили сухость во рту и озноб. История о ночной рвоте королевы облетела дворец, и по сведениям, которые регулярно поставлял Гастон, всполошились придворные не на шутку.

Через три дня после моей попойки скончался кардинал Ришон, а на следующий день в лучший мир отошел папский легат. Придворные сократили количество визитов во дворец, предпочитая отсидеться дома. Поползли слухи о холере, которую, по мнению многих, скорее всего, привез из-за моря папский легат.