Красная королева (СИ) - Ром Полина - Страница 37

Герцог уехал. Я выдохнула и, закрывшись в своей комнате, села подумать. Нужно было отсеять всю словесную шелуху и понять, стоит ли просить у мужа разрешение вернуться.

За то время, что я жила отдельно от двора, в моем сознании произошли некоторые интересные метаморфозы. Я как личность была и осталась собой. А вот королева Элен стала для меня чем-то вроде маскарадного костюма. Это ее обижала и оскорбляла свекровь, это ее ударил муж, это ее придворные считали пустым местом. Не знаю, насколько это хорошо с точки зрения психического здоровья, но мне самой этот способ помогал отделить важное от сиюминутного.

Итак, из минусов моего возвращения: злоба и придирки королевы-матери, возможные попытки мужа уложить меня в постель, минимум личного времени и, пожалуй, все. Из плюсов: я буду регулярно видеть сына, моего маленького Александра и смогу хотя бы немного проследить за принцессой; я буду ближе к центру событий и смогу видеться с герцогом де Сюзором: мне не хватало рядом такого умного и понимающего собеседника; я смогу быстрее реагировать на любые изменения. Иногда скорость очень важна.

Плюсов и минусов было почти поровну, разница оказалась не так уж и велика. Но ведь тут все зависит оттого, как я явлюсь ко дворцу: жалкой просительницей или королевой, которая разрушила интригу свекрови. Кстати, под это дело, раз уж королю так хочется, чтобы я вернулась и отвлекла мамашу от него, можно будет вытребовать некие преференции.

Потому на следующее утро Гастон повез герцогу де Богерту мое «тайное» послание. Там я писала, что согласна написать жалостливое письмо мужу при условии, что король позволит мне видеть сына каждый день утром. Ответа я ждала со вполне понятным волнением, и поступил он уже через четыре дня: король был на все согласен.

Мне немного жалко было бросать Малый Шаниз. Здесь действительно было спокойно и не слишком многолюдно. Здесь никто не смел меня оскорблять. Даже мадам Лекорн, которая практически не выходила из своей комнаты. Думаю, когда я вернусь во дворец, мадам не стоит брать с собой. Пусть едет в свое поместье и посвятит жизнь восстановлению здоровья и местным лекарям. Надеюсь, она на все оставшиеся годы отучилась интриговать.

Думаю, что при моем появлении во дворце, свекровь активно начнет мне навязывать новую статс-даму. Поэтому во дворце я должна появиться, уже имея такую в свите. Это было очень тяжело, но я вполне осознанно отложила визит к сыну, дабы не встречаться со всей этой придворной и королевской сволочью. А Гастон был отправлен с новой запиской герцогу де Сюзору.

Ответ он принес вечером того же дня. Герцог де Сюзор предлагал взять в свиту некую вдовствующую графиню. Он как очень разумный человек, писал: «… оцените сами. Могу сказать лишь одно: графиня Эбигейл Холланд не глупа и верна мне лично. Я имел возможность убедиться в ее верности и надеюсь, что вы прекрасно поладите с ней. Остаюсь преданный вам…»

Письмо мужу я села писать вечером, оставив в комнате только Софи и мадам Менуаш. Каждую фразу проговаривала вслух, и мы устраняли малейшую неточность. Я писала о том, как сердце мое разрывается от горя из-за ссоры с любимым мужем, просила прощения за дерзость и непонимание, возникшее между нами. Писала о том, что умоляю простить меня ради сына, лишенного в данный момент материнского присмотра. Упомянула, что собираюсь наверстать упущенное время и видеться с нашим драгоценным Алехандро каждое утро. Скромно добавила, что хотя и понимаю, что такое мое решение немного нарушает традиции воспитания дофинов, но надеюсь, что мой драгоценный муж в своем всем известном милосердии простит мне эту слабость…

В этом письме было еще достаточно славословий, меда, патоки и сахара, но когда мы закончили, у всех троих на лицах появилась заговорщицкая улыбка. И я, и Софи, и мадам Менуаш чувствовали себя как совсем юные девушки, которые придумали какую-то шкоду и потирают ручки в предвкушении. Это был редкий момент, когда сквозь официальные отношения пробиваются личные. Это был приятный момент, и я решила его продлить:

— Софи, я пока не хочу спать. Как вы и Жанна отнесетесь к тому, чтобы побаловать себя на ночь горячим взваром?

Фрейлины мои переглянулись и разулыбались пуще прежнего. Помимо всего прочего, это еще очень ярко выделяло их двоих на фоне остальной свиты. Такие жесты от королевы дорогого стоят. Я это понимала и собиралась и дальше поднимать их в рейтинге.

Пожалуй, меньше всего в этом мире я хотела власти. Мне нужен был мой сын, крыша над головой, кусок хлеба и защита. И я могла это все получить только при одном условии — если в местных властных структурах я стану номером один. К этой мысли я шла долго. Она мне не нравилась, и первое время я всячески отталкивала ее. Малый Шаниз тем и хорош, что дал мне время на осознание простой истины: или я стану настоящей королевой, или так и останусь никем.

Проводив после чаепития женщин и привычно запершись в спальне, я с отвращением подумала, что в королевском дворце буду лишена уже привычных мне удобств. Возможно, когда-нибудь, со временем, я смогу это изменить. Но четкое понимание того, что произойдут эти изменения не скоро, вызвало слезы у меня на глазах…

На свое официальное письмо мужу я получила такой же официальный ответ. Король писал, что готов забыть супружескую ссору. Что же касается моего желания чаще видеть сына, то он находит его вполне понятным и обещает не препятствовать.

У меня заколотилось сердце от этих вычурных строчек. Это было именно то, ради чего я готова вернуться. Я смогу ежедневно видеть сына и всеми силами постараюсь понемногу удлинять наши свидания. Конечно, оставалась вероятность того, что Ателанита будет таскаться в детскую дофина именно в это же время. Но я утешала себя тем, что проблемы буду решать по мере их поступления.

Герцог де Богерт говорил мне, что приличным для примирения считается количество писем от трех до пяти, написанные каждой стороной. Это давало возможность официальным лицам выставить ряд условий. Потому во втором письме, полном розовых соплей, я жаловалась на различие обычаев в наших странах и просила моего мудрого мужа помочь мне: назначить статс-дамой умудренную опытом и достойную женщину. Жаловалась на то, что господь наслал на мадам Лекорн болезнь, и теперь некому руководить моим двором и подсказывать мне верные решения. Уверяла короля, что сердце мое сохнет в разлуке с ним.

В постскриптуме было написано, что кандидатура графини Эбигейл Холланд кажется мне очень удачным выбором. Записка с повторением постскриптума отправилась к герцогу де Сюзору. Он должен отстоять свою кандидатуру на Совете.

Как объяснил мне во время нашей прогулки де Богерт, эти письма зачитываются вслух на государственном Совете — личная жизнь короля регламентировалась так же, как и принятие законов. Именно для кузена короля чтение этого письма и будет неприятным сюрпризом, так как его креатура, та самая тетка, которую он привозил, пролетает мимо.

Если бы он знал, что я выберу статс-даму сама, он бы, безусловно, поторопился навязать мне свою кандидатку. А так для меня все сложилась просто прекрасно: даже в нашей переписке он не сможет предъявить мне никаких претензий. Ведь я — всего лишь глупая иностранка, которая не догадывалась о его планах.

Пусть я и понимала прекрасно, что герцог де Богерт враг и королю, и мне, а главное — Александру, но рвать с ним отношения пока я не хотела. Таких врагов нужно держать поблизости.

Через неделю было получено письмо, где его королевское величество одобрял мой выбор старшей фрейлины. Думаю, герцогу де Сюзору пришлось немало потрудиться для этого одобрения, но данную партию мы с ним выиграли.

С первыми заморозками я вернулась во дворец, предварительно тщательно законсервировав Малый Шаниз. На данный момент он был устроен достаточно удобно для того, чтобы в нем можно было жить. Старое поместье вполне могло понадобиться мне еще, а возвращаться в разруху будет неприятно. По договоренности с королевским советом в доме остались четверо слуг: две семейные пары и шесть человек королевской гвардии во главе с капралом. Никто не ждал нападения, но сохранить от воров оставленное имущество они вполне смогут. Прислуга же просто будет следить за чистотой и протапливать не только свои комнаты, но и гардеробную, где я оставила часть одежды. Платить за их содержание будет королевский совет, точнее, казна. С моей точки зрения, это было вполне справедливо: этакий штраф на королевскую глупость.