И отрет Бог всякую слезу - Гаврилов Николай Петрович - Страница 36

— Куда ехать? — прокричал с носового отсека Игорек, разом вернув всех в реальность. Вопрос прозвучал вовремя: от дороги, ведущей в лагерь, они выехали на расчищенное от снега шоссе. И тут сообразили, что они совершенно не знают маршрут побега. Зотов все держал в голове. Где немецкие гарнизоны, где партизаны, где ведущие далеко в лес проселочные дороги…? Ничего неизвестно. Игорек резко нажал на тормоз, и броневик остановился на пустом перекрестке. Морщась от тесноты, Саша открутил барашки на крыше башни и, откинув люк, выбрался наружу. Он единственный, кто был здесь местным, кто хоть что-то знал.

Снег почти перестал идти, дул ветер. Лагерь потерялся позади, а слева и справа белели снежные пахотные поля, пересеченные редкими перелесками. Пустое безлюдное шоссе уходило на восток и запад, никаких других дорог видно не было. Шоссе на восток вело в Минск, там им делать было нечего. Оставалось только на запад, на Ждановичи. Там наверняка стоял немецкий пост, но если его проскочить, дальше начинались густые леса.

— Поворачиваем налево, — сказал Саша, возвращаясь в кабину, прикрывая за собой люк. — Ход не сбавлять. Самый полный. Скоро погоня, а через пару километров, скорее всего, пост. Проскочим раньше, — выживем.

— Не выдержит движок такой нагрузки. Да и топлива осталось…. — отозвался было со своего места Игорек, но сразу осекся, потому что других вариантов у них не было. Он рванул рычаг передачи, надавил на газ, и броневик, выбрасывая в сторону комья снега, развернулся и пошел на Ждановичи.

Это было ошибкой. Им надо было разбегаться пешком, перелесками, до лесного массива. Или хотя бы повалить пару придорожных столбов, разрывая телефонную связь. Зотов наверняка так бы и поступил. Но они не догадались.

Несколько минут ехали молча. Вернулся спрятавшийся на время страх. А приблизительно через километр увидели впереди на шоссе какое-то движение.

— Мотоциклетка! Двое немцев. Прямо на нас! — крикнул срывающимся от волнения голосом Игорек.

Это действительно была мотоциклетка. Закутанные шарфами от холодного ветра немцы двигались им навстречу, один сидел за рулем, второй расслабленно полулежал в коляске. В какую-то секунду можно было заметить, как он удивленно приподнимается, увидев в смотровых щелях броневика бледные, грязные, заросшие лица.

Мотоциклисты явно еще не были в курсе о побеге из лагеря.

— Жахни из пулемета, — крикнул полицейский Саше, когда до встречи с мотоциклеткой оставалось не более десяти метров.

— Отставить! Дави их! Дави! Дави! — закричал Андрей.

Игорек резко повернул руль, машина дернулась влево. Тут же раздался удар. В кабине все подпрыгнули, Саша с размаха ударился головой о выступ люка. Под днищем что-то заскрежетало. Резко обсев носом броневик остановился, а в следующий момент Саша уже выбрался через люк наверх.

Немцев раскидало по дороге. Искореженную мотоциклетку затащило под капот. Один из немцев, водитель, лежал совсем рядом, на боку, спиной к Саше. Не надо было подходить поближе, чтобы понять, что он уже мертв. Второй лежал в снежной канаве в нескольких метрах дальше. Он силился приподняться на локтях, и непрерывно кашлял, разбрызгивая по губам кровь. На ремне на шее висел автомат. Потом из боковых дверей броневика вышел полицай. Саша видел, как он не спеша подошел к пытающемуся приподняться немцу. Бесконечно долго они смотрели друг на друга. Затем полицай стал молча снимать с шеи немца автомат. Немец не сопротивлялся, только кашлял и, не отрываясь, смотрел на полицая блестящими расширенными глазами. Сняв автомат, полицай рывком дослал патрон в патронник, отошел на шаг, зачем-то оглянулся по сторонам, и прицелился немцу в голову. Он делал все как-то вдумчиво, не спеша, его движения были подчеркнуто медлительными, и Саша хотелось крикнуть, чтобы он прекратил издеваться.

Наконец ударил выстрел. Голова немца дернулась. Андрей в это время снял автомат и подсумок с патронами с мертвого водителя. Игорек оставался в работающем на холостом ходу броневике.

— Жратва… Может у них какая жратва есть? И водка во фляге, — облизывая губы, хрипло спросил полицай. Но обыскивать мертвецов было некогда. Через минуту, проехав по раздавленной мотоциклетке, они поехали дальше.

Вскоре в смотровых щелях появились белые от снега крыши окраины Жданович.

И Саша, и Андрей, и Игорек попали в плен в первые дни войны, они почти не представляли себе, что происходит на оккупированной территории. Думали, — стоит только доехать до первого населенного пункта, постучаться в любой дом, их там накормят, переоденут, и подробно расскажут, где можно найти партизан.

Единственным, кто понимал, что все не так просто, был полицай.

— В саму деревню лучше не соваться, — крикнул он сквозь грохот мотора. — Может, есть какой-нибудь объездной путь?

— Раньше был, — крикнул в ответ Саша из кормовой башни. — Через санаторий…. Игорек, вон видишь поворот? Давай туда!

Через сотню метров слева от них действительно виделась уходящая в сторону дорога. Но если шоссе было отчищено от снега, то та дорога утопала в наметенных сугробах.

— Завязнем! — выкрикнул Игорек.

Но это было правильное решение. На выезде из Жданович дорога была уже блокирована. Правильное, но половинчатое. Им бы остановить броневик и разбежаться по перелеску в обратном направлении, зарыться бы в снег, стать бы невидимыми, превратиться в деревья, валуны, или раствориться в воздухе как джин, про которого Саша читал в детстве. Но они даже не думали оставить броневик, им казалось, что пока они за его броней, они в безопасности.

Бронемашина сбросила скорость, повернула свой черепаший корпус на проселок, и медленно поехала, давя сугробы своей огромной тяжестью. Трясло на ухабах, люди в кабине хватались руками за все что попало, чтобы удержатся на местах. Дорога оказалась заброшенной. Как и показавшиеся вдали корпуса санатория с пустыми черными дырами окон.

В какой-то момент броневик резко сел на днище, накренился, и остановился, ревя от перегазовки, выбрасывая в воздух струю дыма. А потом вдруг двигатель смолк. Наступила непривычная тишина, прерываемая гудением и щелканьем зажигания.

С момента побега прошло около сорока минут. В обычной жизни их не заметишь, но для войны это огромный промежуток времени. Звонили телефоны в самых разных кабинетах. Беглецы даже не представляли себе, какой они вызвали переполох. Боевая тревога была объявлена по всем окрестным гарнизонам.

— Шнель, шнель, шнель, — кричали на разные голоса унтер-офицеры, поторапливая садящихся в грузовики солдат. Боевая бронемашина с боекомплектом в глубоком тылу, это вам не шутки. Экипаж из пленных Шталага, а они сдаваться не станут, будут драться до последнего, потому что знают, что их ждет.

В лагере непрерывно выла сирена, вечернюю проверку отменили, пленных загнали по баракам. Господин комендант в своем кабинете одну за другой давил пальцами истлевшие сигареты в полной окурками пепельнице. Это вам не сбежавший из рабочей команды красноармеец, которого лагерь должен ловить своими силами. Это серьезно. Тут и погон лишиться можно.

В комнате для допросов, страшный своими мертвыми глазами Мирченко, разговаривал с майором Зотовым. Майор сидел на прикрученном к полу табурете со связанными за спиной руками. Одна его бровь была рассечена, кожа на ней разошлась широкой кровавой раной.

— Мне даже допрашивать тебя неинтересно. Я и так все знаю, — голос у Мирченко был под стать взгляду, — пустой, тусклый, монотонный. — Знаю, кто патронами вас снабжал, знаю, откуда топливо, знаю, как вы попали в мастерские. Но один вопрос я все-таки задам…. Мне нужен маршрут их движения. У вас же был план? Был. Вы готовились…. Вот смотри, — Мирченко достал из кармана сложенный лист топографической карты с зелеными пятнами лесов и черточками дорог, — вот Минск, вот Ждановичи. Все остальные дороги только просеки, оттуда лес вывозят. Полкилометра и тупик. Два направления. Куда они повернули?

Зотов молчал, усмехнувшись разбитыми губами. Но Мирченко, похоже, и не ждал ответа. Бывший командир полка и бывший батальонный командир понимали друг друга одними взглядами.