Время жить - 3. Осколки мира. Часть 3 (СИ) - Тарнавский Виктор Вадимович - Страница 25

Оставим тему. В науке ему, в общем, не преуспеть. Что же тогда остается? Как все принцы, он получил хорошее военное образование, причем учился не так, как другие, а всерьез, без дураков. До сих пор приятно вспомнить обалдевшую рожу какого-то генерала, принимавшего у него зачет по пилотированию. Не ждал, небось, такой прыти от принца-белоручки...

Пока в Столице служил маршал Гдэаск, жизнь не была такой скучной. С ним можно было поговорить о новейших видах оружия, поехать на полигон, даже самому поднять в воздух опытный образец аэрокосмического истребителя, который так и не пошел в серию... Но маршал Гдэаск далеко, на Филлине, чистит или, как сказал тот офицер, зачищает планету от ее жителей. А его свидетельство, настоящее, заслуженное свидетельство пилота валяется в ящике стола, никому не нужное. Кто ему позволит пилотировать даже самый занюханый орбитальный челнок?! В семье уже, мол, есть один космолетчик – принц второго ранга Свэрэон, командующий Императорской Яхтой, и больше, как ему сказали, не нужно. Это раньше принцы армиями командовали, а сейчас под это дело и генералов хватает.

Куда не погляди, тупик. Эх, сейчас не ломать бы себе голову, а смотаться в город, прогуляться по центральному проспекту Великих Свершений, посидеть на Набережной на лавочке с видом на Высокий берег. Потом съездить на окраину, заказать что-нибудь особенное в первом же попавшемся более-менее приличном кафе, а вечером, может быть, нарваться на драчку, продемонстрировать на каком-нибудь долдоне благоприобретенные умения... Нет, мама права. Это все равно не жизнь, это прятки.

От себя не спрячешься. И как там говорил персонаж в одной книге: уже тридцать лет, а ничего не сделано для бессмертия. Ему скоро двадцать шесть...

Вот жизнь пошла, хоть топись. Только и этого не получится – глубины здесь метра полтора, не больше, да и примчатся, вытащат тут же – весь парк-то под наблюдением. Вон те шишечки на декоративных столбиках у входа на мост – это на самом деле никакие не шишечки, а замаскированные камеры.

В детстве они любили расстреливать их красящими шариками из воздушных пистолетов. Это было намного интереснее, чем швыряться камнями, к тому же, за разбитые камеры их ругали.

В упругом прыжке он развернулся, приняв, как сказал бы его инструктор по стрельбе, приседающее положение с упором на руку, и выбросил в сторону ближайшей камеры правую руку с вытянутым пальцем.

– Пах! Пах!

Попал? Конечно же, попал. Хотя, нет. В последнее время он привык стрелять из игломета, а у воздушного пистолета дальность была не более семи-восьми метров, и надо было обязательно делать поправку. Из пистолета он бы промазал. Тьфу, совсем квалификацию потерял!..

– Тренируешься, Кэноэ? Пошли с нами, потом сыграешь на победителя!

Здрассьте, пожалуйста. Близнецы Мо с Вииском, оба все такие веселые и беззаботные. Сзади тащится слуга с ракетками и корзинкой мячей. Может, действительно, отвлечься, постучать мячиками? Все равно, ни один, ни второй ему не соперники.

– Нет, ребята, спасибо. Сыграйте уж без меня.

– Ладно, дело твое. Тогда до скорого. Встретимся на приеме?

– А где же еще? Это вы – наполовину вольные пташки, а для меня приемы – обязанность, тьма ее возьми, и покрой навеки!

Важнейшая составляющая дворцовой жизни – приемы. Малые – по пятым и одиннадцатым дням декады, Большие – по 25-м числам каждого месяца и в дни официальных праздников. И присутствие на них ближайших Императорских родственников если не обязательно, то, по крайней мере, очень желательно.

Вот и устраивали бы в кругу семьи. Так нет, вечно толпятся кучи каких-то посторонних. Говорят, для приглашения на малый прием нужно только заплатить определенную сумму в Управлении Двора. Надо понимать, пол-управления с этих только денег и содержится.

Одна только радость – почти на любом приеме почему-то всегда находится пара-тройка девок, которые сами так и вешаются на шею. Будто нет у них других задач и целей, кроме как оказаться в постели какого-нибудь скучающего принца первого ранга. Одной из этих настойчивых красавиц можно будет в конце концов уступить и приятно провести время на парковой скамейке или даже в спальне – смотря по обстоятельствам.

Однако, зайдя в Зеркальный зал, он с грустью понял: приключений не будет. Сегодня на приеме присутствовала Кээрт. Вернулась! И опять ничего ему не рассказала и даже не посчитала нужным разыскать.

При виде нареченной Кэноэ испытал, как пишут в романах, смешанные чувства. Она ему по-прежнему нравилась, сильно нравилась. Но в их отношениях что-то разладилось или, точнее, так и не смогло наладиться.

Они по-прежнему часто общались, без труда находя общие темы и обнаруживая между собой больше общего, чем различного. И мама, и отец быстро с ней подружились, особенно, мама, но между ними возник какой-то барьер, который никто не мог и не хотел переступить. Кээрт, как правило, не участвовала в привычных развлечениях, сторонилась шумных и фривольных вечеринок. Она почти всегда была какой-то холодновато-отстраненной и недоступной.

Он так ни разу и не осмелился поцеловать ее, а уж тем более – по-свойски прижать где-то в укромном уголке. Несколько раз он представлял Кээрт на месте Фи или других доступных фрейлин, но всегда останавливался, не решаясь перейти от мечтаний к делу, что для него было совершенно не типично. Иногда Кэноэ даже сердился на то, что никто даже не подумал сначала узнать его мнение, прежде чем назначать ему невесту. Отцу, по крайней мере, дали выбрать из трех кандидатур. Он и выбрал маму. И правильно сделал, кстати.

Кэноэ даже не хотелось подходить к ней. В таком настроении из этого вряд ли могло выйти что-либо путное. Кээрт, повернувшись к нему спиной, общалась в дальнем углу зала с незнакомым человеком, на вид лет шестидесяти, лысоватым и по-зимнему бледным. Немного дальше была видна мама, очень элегантная в своем аквамариновом платье. Леди Элаэнне разговаривала с двумя известными художниками, причем, художниками настоящими, а не придворными мазилами. Отец, как всегда, собрал вокруг себя кучку таких же, как он сам, бездельников. Все смотрели ему в рот и льстиво смеялись его шуткам.

В зале хватало родственников и знакомых, но никто не подходил к нему, и это его радовало. Несколько раз он ловил на себе изучающий взгляд человека, беседующего с Кээрт, но решил не обращать на это внимание.

Гонг.

Чистый, звенящий звук, будто отражающийся в многочисленных зеркалах.

– Его Величество Император!

Все кланяются. Члены семьи – поменьше, остальные – пониже.

Прием был малый, поэтому обошлось без представлений. Император в сопровождении небольшой свиты пересек весь зал, тяжело поднялся по ступенькам и сел в предназначенное ему золотое кресло. Невидимый оркестр заиграл «Торжество».

Когда Император проходил мимо, было видно, что он сильно сдал. Ему было тяжело и неудобно в роскошных, расшитых золотом одеждах, лицо совсем обрюзгло. А темно-синие прожилки на носу и щеках свидетельствовали о том, что он в последнее время слишком сильно налегает на алкогольные напитки. Сопровождали его, как всегда, Императрица Стоэмран, высокая, прямая, очень красивая, но холодной, безжизненной красотой, и кузен Коэло, выглядящий сегодня донельзя официально.

Оркестр доиграл до конца. Можно было распрямиться и делать все то, что обычно делается во время приемов – слоняться по залу, подпирать колонны, болтать ни о чем с родственниками и знакомыми, выслушивать скучные просьбы незнакомых и, наконец, флиртовать. Стоп. Не сегодня. Кээрт здесь, значит, никакого флирта.

Поискав глазами Кээрт, он обнаружил ее оживленно беседующей с леди Элаэнне, а вот прежний ее собеседник, немолодой и лысоватый, уже стоял рядом с ним, держа на шпажке малюсенький бутербродик с сыром. Ничего, кроме этих бутербродиков, на приемах не подавали. И правильно, нечего кормить тут эту ораву. На приемы не жрать ходят.

– Совершенно верно, ваше высочество, – весело подтвердил лысоватый. – На приемы, действительно, ходят не жрать, а разговаривать.