Мое сердце – бензопила - Джонс Стивен - Страница 9

– Да, сучки, я вернулась, – говорит она вслух, обращаясь к двери, что закрылась за Рикой и Гретой.

И, словно в подтверждение ее слов, кто-то спускает воду в унитазе.

Джейд держит подводку для глаз наготове, у нижнего века, и ждет, когда из кабинки выберется пара армейских ботинок, потом темный балахон по самые лодыжки, но вместо этого…

Блин, невнятно лопочет Джейд, едва не брызгая слюной. Вот почему никого не волнует, что девушка-самоубийца вновь разгуливает по коридорам. Вот почему число выпускников на одного больше.

Карандаш для глаз с грохотом падает в раковину, оставляя на белом фаянсе косые линии и черные точки.

Потому что из туалетной кабинки выходит она… легко скользит к раковине и становится рядом с Джейд. Девушка явно нездешняя, зато стать, типаж, осанка Джейд отлично знакомы. Несмотря на явный ореол «принцессы», окружающий новенькую, по разрезу глаз та ближе к «воину» – такое лицо буквально оживает, когда на безупречных, без единого прыщика щеках оседают кровавые брызги.

Джейд не понимает: то ли девушка тянется вперед, чтобы включить воду, то ли вода, зная, что надо включиться и оросить поцелуями эти руки, включается сама по себе. Джейд невольно ловит себя на том, что проверяет воздух вокруг – нет ли тут мультяшных синих птиц, несущих полотно из тончайшей паутины.

– Привет, – говорит девушка безо всякой натуги, конечно, не предлагая пожать руку – как-никак они в туалете: – Я Лета, Лета Мондрагон.

Повисший между ними знак вопроса надо понимать так: «Ты ведь обо мне слышала?» Никакого желания обидеть или на что-то намекнуть в этом знаке нет.

Лицо Джейд заливает теплый румянец. Возможно, такое происходит с ней впервые в жизни. Интересно, на индейской коже румянец заметен? Способна ли чернокожая Лета Мондрагон определять эмоциональное состояние людей по крови, что приливает к поверхности кожи?

Вопрос попахивает расизмом, и Джейд загоняет его поглубже. Между тем она не сводит глаз с отражения Леты Мондрагон в зеркале.

Дело не в том, что она чернокожая. В Айдахо черные – не редкость, хотя чем выше в горы, тем меньше о них слышно. Нет, нахлынувшие чувства не дают ей оторвать взгляд по другой причине – из-за волос Леты Мондрагон.

Они не просто шикарны, идеальны и струятся по спине, завиваются в спиральки… Оо, Джейд хорошо знает, в чем дело, конечно: однажды унылым утром, часа в четыре, залипнув в телефоне, она наткнулась на сделанное тайком фото со съемок рекламы шампуня: длинные роскошные локоны падают каскадом, словно в замедленной съемке, струятся по плечам модели шелковистой бронзой, сливаясь с ее дурманящей улыбкой.

То, что Джейд всегда принимала за стратегически расположенные вентиляторы, которые обдувают и вздыбливают до тошноты роскошные волосы моделей, оказалось безликим зеленым гуманоидом – существом в обтягивающей водолазке и тонких перчатках, с нейлоновым чулком на голове – чтобы остаться незамеченным для объектива камеры. И он спокойно может поправлять волосы модели – чуть сюда, чуть туда.

Вероятно, у Леты Мондрагон есть целая бригада зеленых гуманоидов, они ходят за ней, сдувая пылинки, стараясь распушить волосы, поднять их и придать им форму.

И что же? Лета вежливо, поджав губы, распахнув глаза и намылив руки, ждет ответа Джейд, и становится ясно – зеленых человечков она вообще не видит и понятия не имеет об их существовании.

– А ты кто? – Судя по выражению лица, Лета надеется на ответ, но не настаивает. – Кажется, я тебя раньше не видела.

Джейд заставляет себя повернуться к зеркалу, онемевшими пальцами хватает подводку для глаз и вдруг вспоминает, что у нее над головой вырезана надпись «СТАНЦИЯ ШАЛАВЫ». Она моргает, понимая, какие та вызывает ассоциации; Лета Мондрагон поднимает взгляд и тут же опускает, почти чопорно, и теперь не только лицо Джейд пылает от жара, от осознания – Лета ни за что не произнесет этого вслух, ни за тысячу миллионов лет, – но жаром пышет ее сердце.

Лета Мондрагон смущена не из-за скверных слов, а из-за того, что они вообще есть на свете. Потому что она – вот такая чистая. Это единственное объяснение. Скорее всего, почти наверняка она уже устроилась куда-нибудь волонтером. Вряд ли в церковь – просто потому, что церкви, несмотря на благие намерения, здорово подпортили себе репутацию. Там не место для такой, как Лета Мондрагон. Она никогда не запятнает себя ничем подобным, даже косвенно. Наверное, она работает волонтером… не в школьной библиотеке, миссис Дженнингс – известная алкоголичка и курит ментоловые сигареты, и не в кондитерском магазине Дока Уилсона, любителя распускать руки под вечер. В Пруфроке вообще нет ни одного дешевого магазинчика, где Лета могла бы после школы складывать подержанное барахло, нет приюта для животных, где она могла бы поить из бутылочки котят. Нет, там, куда она ходит, она делает нужное и полезное дело, Джейд это ясно видит – вон как прижала книги к груди, но нет сомнения и в другом: Лета Мондрагон предлагает свою помощь в качестве волонтера, вот что самое важное, конечно-конечно, не будь она волонтером, она была бы свободна и тогда обязательно объявилась бы, когда родители Рэнди Рэндалла уехали на выходные. Конечно, Лета занята, иначе не обошла бы вниманием знаменитый прокуренный подвал Бетани Мэнкс, когда директор Мэнкс укатил на конференцию.

Она наверняка отлично сложена и просто не может прижать к груди слишком много книг, догадывается Джейд. Таких длинных рук у людей не бывает. Грудь прикрыта, но остаются ноги, и даже в джинсах видно, что они стройные, как у газели, – играет в волейбол, или водное поло, или бегает на дистанцию четыреста метров, да и все остальные части тела идеально подогнаны друг к другу, хоть скульптуру с нее лепи, со всей целиком – сколько там будет? Пять футов одиннадцать дюймов?

Вот это да! Она вообще настоящая? Джейд пытается накрасить глаза, невольно гадая, откуда в реальном мире взяться таким экземплярам, как Лета Мондрагон? В реальности, а не только в намалеванных фантазиях дрочил да мечтателей, которых природа наделила пенисом?

Но ведь, при всей своей нереальности, она не слишком-то высокая? Это чтобы не отпугивать неуверенных в себе мужичков. И, хотя косички и юбочки-клеш нынче не в моде даже в высокогорном Айдахо, впечатление от Леты Мондрагон у Джейд все равно как раз такое: косички и юбочка-клеш. Может, дело в том, что Джейд не видит ни следов пирсинга, ни татуировок, выглядывающих из-под воротника или рукава рубашки?

Нет, Лете Мондрагон и в голову не пришло бы заниматься подобным членовредительством, выносить на люди свой внутренний раздрай, неистово молить о помощи. Даже ее джинсы и те не в обтяжку, на задних карманах нет крестов из стразов, как на каждой второй заднице в коридоре, потому что привлекать к себе внимание перекрестьем прицела – ну это для других девушек.

Джейд готова ее возненавидеть за все это сразу, ей хочется выплеснуть вскипевшую ревность – почему природа позволяет себе такую несправедливость? Но собраться с духом трудно, она как под наркозом от того, что находится от Леты так близко, а в голове зудит имя: Мондрагон, Мондрагон, Мондрагон.

Если Грейсон Браст звучит не менее убийственно, чем Шахтер Гарри Уорден из «Моего кровавого Валентина», то Лета Мондрагон ничем не уступит Лори Строуд из «Хэллоуина» или Сидни Прескотт из «Крика» – обе одеваются консервативно, ни та ни другая нипочем не стала бы обесцвечивать волосы в больничной раковине украденной перекисью, а потом красить в синий электрик.

Нет, Джейд последней девушкой не стать, это ей давным-давно ясно.

Последние девушки не приходят в школу в армейских ботинках, не шнуруя их в честь Джона Бендера из фильма «Преступник». Последние девушки не выставляют напоказ запястья. И все последние девушки, конечно же – само собой разумеется, – девственницы. Последние девушки не надевают в школу одиозные футболки с надписью «Металл тебе в задницу», на которых изображен торчащий из унитаза нож. Последние девушки даже близко не подойдут к зеркалу с надписью «СТАНЦИЯ ШАЛАВЫ» и не будут до остервенения подводить глаза – им это не нужно. Их глаза и так пронзительны и совершенны.