Третий шанс (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 11

— Хм, интересно, когда такое произойдет?

Алексеев отпил «чая» — смотрел он очень серьезно и совершенно трезвыми глазами, несмотря на то, что принял немалую дозу коньяка. Но моряки они такие — пьют, как лошади, только не скачут и копыт не имеют.

— Как только армия генерала Куроки пройдет всю Корею, дороги там плохие, вернее, почти отсутствуют, непроходимая грязь. Так что еще месяц до реки Ялу будут идти — у них ведь не обозы, до шести тысяч носильщиков при каждой из четырех дивизий, включая гвардию. Японцы лейб-полки жалеть не будут — они у них в первых рядах.

— Я так и думал, что войска в Корее лишь демонстрация — казаки и наши корейские доброхоты насчитали примерно две-три дивизии.

— Показав одно направление удара, нужно и второе, чтобы рассредоточить наши силы. А такое нетрудно предугадать — им настоятельно необходим морской порт с гаванью, имеющий железную дорогу. Корейский театр бесперспективен для перевозок и сосредоточения крупных сил — нет дорог и оборудованных портов кроме Чемульпо, а тот посередине полуострова, у столицы. Все грузы приходится нести, именно нести оттуда, а человек не лошадь с телегой, на спине много не унесешь.

— Таких портов только два — Инкоу и Дальний, Алексей Николаевич. И оба под нашим наблюдением, в каждом по бригаде. Какой из них более приоритетный, на ваш взгляд?

— Любой, но лучше оба. Вот только вся штука в том, что японцы хорошо знают, что там не только по бригаде, но и корабли. К тому же возможна переброска войск по железной дороге, и очень быстрая, и подход эскадры или миноносцев с крейсерами из Порт-Артура. Так что десанта там не ожидайте, его не высадят. А вот на побережье не просто вероятно, а так и будет — и место только одно, проверенное.

— Бицзыво? Они там уже высаживались, воюя с китайцами. Есть еще Дагушань и устье Ялу — но там для высадки войск похуже условия будут.

— Именно Бицзыво, очень удобное место — и до Инкоу, и до Дальнего быстро дойти можно. И от железной дороги на небольшом отдалении — мы не сможем быстро перебросить войска, чтобы скинуть их в море обратно. Так что десант будет именно там, иного места, более удобного, просто нет. Хотя от отчаяния могут попытаться ворваться в Дальний. А потому нам следует принять безотлагательно меры, чтобы сорвать такую попытку.

— Какими силами вы можете располагать в своей армии через месяц, к середине апреля, Алексей Николаевич?

— Те же, которые есть — девять стрелковых бригад, развернутых в дивизии, плюс две пехотные бригады. В мае получим одну отмобилизованную в Сибирском округе пехотную дивизию, в июне прибудут еще две. И только к августу будет переброшен один армейский корпус, возможно два — те самые, по бригаде из которых уже здесь.

— Семнадцать японских дивизий против шестнадцати наших к августу? А к маю у нас только десять дивизий, считая две бригады за одну дивизию? Соотношение как между флотами, удивительно похожее.

— Совершенно верно, потому японцы до мая постараются воспользоваться численным перевесом, потом для них станет хуже уже к июню. У нас отремонтируют два броненосца, и появится три пехотных дивизии. А до лета мы в отчаянном положении, Евгений Иванович. Но выход всегда есть, его только найти нужно, смирив свои честолюбивые помыслы.

— Вы это о чем, Алексей Николаевич?

Наместник напрягся, сверкнув глазами, но генерал негромко произнес то, чего адмирал вряд ли ожидал услышать:

— Вы главнокомандующий, победу нам можно достичь, только объединив усилия армии и флота — мы должны вести общую войну, с единым замыслом. И ради этого, Евгений Иванович, я готов пожертвовать собственным честолюбием, и стать вашим начальником штаба!

Наместник ЕИВ на Дальнем Востоке адмирал Е. И Алексеев был очень популярен в России в первой половине 1904 года. Из разряда фигур, чья деятельность во многих отношениях до сих пор непонятна не только историкам…

Глава 11

— Кхе, кхе…

От слов генерала «адмиральский чай» встал в глотке комом, будто превратился в липкую глину. Ко всему был готов Евгений Иванович, но вот такого разворота беседы совершенно не ожидал. И тут встретился с Куропаткиным взглядом — на него смотрели блеклые старческие глаза, настолько уставшие от жизни, что наместник впал в ступор на несколько секунд. Он несколько раз встречался с Куропаткиным раньше, и внешне тот остался таким же, каким был, но вот глаза стали другими, совершенно другими — взгляд совсем потухший, словно при смерти.

«При смерти что ли? Может болезнь сразила его за эти месяцы? Возможно, его просто не узнать — глаза другими стали», — мысль пронеслась в голове за доли секунды, тот, кто пережил на море шторм, и не один в своей жизни, по другому начинает смотреть на вещи. И недаром говорят, что глаза «зеркало души» — они не обманут, не введут в заблуждение, если поймать взгляд. Что-то, а в людях наместник хорошо разбирался — тут не обман, не притворство — здесь иное, непонятное, а потому пугающее.

— Вы это серьезно, Алексей Николаевич?

— Вполне, даю вам слово. Как вы думаете, что будет с Россией, с ее репутацией и монархией, если мы проиграем войну на этой далекой окраине? Это не только вероятно, но вполне возможно — я оцениваю наши шансы как один к трем, даже к четырем. И это еще с долей оптимизма, Евгений Иванович, на самом деле все обстоит гораздо хуже.

— Позор, с нами никто считаться не будет. Позор более гнусный, чем отведали итальянцы, разгромленные эфиопами — над нами все европейские страны смеяться будут, — Алексеев озвучил первое, что пришло в голову. И обдумав, негромко добавил, чуть ли не шепотом:

— Не исключаю и революцию, которую допускает министр внутренних дел. Он не зря сказал государю, чтобы избежать ее, нужна маленькая победоносная война. Вы это знаете, Алексей Николаевич?

— И не только это, я ведь военный министр до недавнего времени. О том мне говорили многие министры — тот же Муравьев, и Витте — этот вообще многое знает, и думаю, один из тех, кто и готовит эту революцию. И террор еще наберет ход — Сипягин не первая жертва, перечень убитых будет велик. И династическую кровь тоже возьмут, обильно прольется…

Слова падали глухо, как камни в колодец — и вот сейчас адмирала пробрало, как говорится, до печенок — протрезвел моментально, от прежней расслабленности не осталось ни малейшего следа.

— Но как вы, Алексей Николаевич…

Наместник замялся, но генерал правильно понял его запинку, усмехнулся, и негромко произнес:

— Это не бред и не выдумка, я знаю, что будет. Вы хотите, Евгений Иванович, чтобы вас как шелудивого пса взяли за шкирку, и пинком отправили в отставку, в забвение, под злорадство толпы? Я не хочу для себя такой судьбы, скажу откровенно. Считайте, что увидел на Байкале вещие сны, колдовское озеро, шаманы с бубнами…

Лицо Куропаткина исказила такая жуткая гримаса, что адмирал содрогнулся — это жизнь, такое не разыграют даже актеры. А генерал залпом опрокинул бокал, заполненный наполовину янтарной «ласточкой», и закурил папиросу — и это было настолько удивительно, что Алексеев не поверил собственным глазам. Хотел задать вопрос, но охрипший голос генерала остановил его на вздохе.

— Принимайте это за мистику, так будет проще, Евгений Иванович. Но ничего больше вам не скажу, вы уж не старайтесь выпытывать. Потом, все потом, когда победим… если сможем…

Взгляд генерала зажегся неистовым огнем, и снова потух, омертвел даже. Адмирал плеснул ему коньяка в бокал, налил до краев — такое лекарство бывает спасительным, он это хорошо знал. Военный министр выпил его как воду, даже не заметив, но спустя минуту его смертельно бледное лицо чуть порозовело, приняло нормальное выражение:

— Объединив усилия, мы можем добиться успеха, начнем склоку, каждый будет вести свою войну — оба потерпим поражение. Я как командующий армией возглавлю ваш штаб, он уже действует — не будем плодить лишние управления, передача приказов от этой бюрократии резко замедлится, пойдут склоки и интриги, когда нам нужно работать. Люди вами подобраны, они вполне знающие генералы и офицеры, я им доверяю. Хотя некоторых генералов нужно убрать с должностей, других поставить на их должности — это больше касается перестановок в армии. Да, мы с вами будем спорить — но вы все же моряк, а я прошел не одну войну, и, поверьте, разбираюсь как вести ее на суше. Можете всецело на меня положиться — как начальник штаба я всемерно помогу вам вести войну, и вполне компетентен.