Сойкина Ворона (СИ) - Чередий Галина - Страница 33

– Я серьезно, Сойкин. Не надо. – Повторила она уже твердо и с нажимом. Ага, обычная Льдина стремительно возвращается. – Я просто поесть забыла.

– Ну, бля, чудесно! – бомбануло меня. – Пять вечера, а ты не ела еще ни черта? Жень, че за нахер? Вот, взрослая же ты женщина, и человек хороший, но че балда-то такая?

– Это я-то человек хороший? – Женька резко села, будто ее мои слова ужалили. – Я? Да что ты знаешь обо мне, чтобы называть хорошим человеком? Что ты знаешь о том, что я сделала?!

Хер его знает как и почему, но, видимо, мои ляпнутые от фонаря слова зацепили ее за живое и прям не по-детски. Но мне ведь тоже сейчас не до шуток, и назад сдавать я не собираюсь.

– Ну так, возьми и расскажи, чтобы уже знал.

– Да с какой такой стати?

– Чтобы непоняток в будущем избегать, – привел первый пришедший на ум довод. – Что же ты такого сделала, чтобы потерять право называться хорошим человеком?

– Да плевала я, понимаешь ты меня или нет, – огрызнулась Ворона и вскочила с моего дивана. Ее тут же шатнуло, и пришлось обнять, чтобы не рухнула.

Она рыпнулась, попытавшись оттолкнуть, но как-то неубедительно, сразу затихла, и мы так и пошли до кухни. Воронова, не спрашивая, влезла в мой холодильник и, достав остатки шампусика, приложилась прямо с горла, прежде чем я успел отнять.

– Эй, тормози! – выхватил я бутылку, но Льдина уже сделала несколько больших глотков. – Куда на пустой желудок!

Усадил, быстренько нарубал колбасы, хлеба и сыра из пакетов, поставил перед ней. Вино налил в бокал, поставил рядом с тарелкой, сам сел напротив, терпеливо наблюдая, как Женька ест и пьет, и давая понять, что намерен-таки дождаться от нее ответа на свой вопрос.

– Еще есть? – спросила она, не глядя мне в глаза, опустошив бокал.

– Хорош тебе пока.

Женька молчала минуты три, глядя в тарелку и то и дело кривила рот, но наконец вскинула глаза и уставилась в мои с пугающей жесткостью.

– Я убила собственную младшую сестру, Сойкин. Довела до самоубийства. Просто потому, что захотела. Как тебе такое, а?

Не знаю какой реакции она ожидала, но я только сухо кивнул и велел:

– Подробности давай!

Сойка

– Какие тебе еще, к чертям, подробности? – мигом ощетинилась Воронова. – Факт есть факт. Я – завистливая и бессердечная дрянь, которая виновна в смерти близкого человека.

– Один и тот же факт может сыграть совсем по-разному. Смотря что к этому факту привело, – стараясь удержать максимально кирпичную морду при виде наконец прорвавшихся наружу эмоций Женьки, возразил я.

– Сыграть? Ты вообще долбанулся, Сойкин? – она даже из-за стола вскочила, нависнув надо мной и всверливаясь гневным взглядом. – По-твоему, мы речь о какой-то ерунде ведем? Об игре?

Задница у меня, честно сказать, что называется, взмокла, но чуйка подсказывала, что нужно продолжать в том же духе – и дальше выбешивать невозмутимой харей Льдину, иначе она тут же опять закроется.

– К словам не цепляйся, Жень. Речь мы ведем о событиях в твоем прошлом, которые ты видишь в очень мрачном свете, и склонна не просто винить себя в тяжелом прегрешении, но и карать за него годами, как понимаю, – спокойно ответил ей, Женька резко вдохнула, позволяя мне залюбоваться нервной игрой ее точеных ноздрей и всполохом ярости в синих глазах, и явно намереваясь возразить, но я продолжил: – Я же вижу перед собой только неописуемо красивую женщину, замкнутую, но дико страстную при ближайшем знакомстве. А еще я уверен, что будь ты, и правда, хреновым человеком, то ни за что бы так тяжело и глубоко не переживала. Короче, полная картинка никак не срастается, так что, повторюсь: давай подробности.

– Да с какой стати ты решил, что я стану тебе что-то рассказывать? – продолжила щетиниться Женька, но обратно все же села.

Схватила уже пустой бокал, задрожавший в ее руке, опомнилась, грюкнула его обратно на столешницу.

– С такой, что таскать это в себе наверняка адски тяжело, и когда-то же и с кем-то поделиться нужно будет, или не вывезешь. Почему не со мной?

– Поделиться, да? – ухмыльнуться она попыталась желчно, но как по мне, вышло тоскливо. – А ты, стало быть, хочешь себе частичку этого дерьма моего, Сойкин? Или чисто из любопытства нездорового лезешь?

По факту – я просто хочу знать, а разбираться почему не желаю, смысла не вижу и все.

– Можешь считать как угодно, Жень, – ответил, продолжая держаться своей линии. – Время покажет из-за чего, а я сейчас попусту трындеть не стану, ты же меня все равно не готова слышать. Так давай, я тебя для начала выслушаю и пойму. Только, пожалуйста, развернутое повествование, со всеми вводными, а не твои краткие характеристики и готовую оценку произошедших событий.

– А почему бы мне не послать тебя развернуто… – пробормотала Женька, но взгляд у нее уже стал рассредоточенным, как бывает у людей стремительно и глубоко погружающихся в свои воспоминания или раздумья.

Я отвечать не стал, как и вообще говорить хоть что-то, просто сидел и терпеливо ждал, давая ей необходимое время на любое решение, которое захочет принять. Даже если сейчас встанет и уйдет молча, но все равно чувствую я – что-то изменилось, сдвинулось между нами.

– У меня была сестра – Лариса. Родная дочь моих приемных мамы и папы. Между нами было всего восемь месяцев разницы – когда меня взяли из дома малютки, мама была уже, оказывается, беременной. – По лицу Женьки, уставившейся пристально на собственные сцепленные намертво руки, лежащие на столе, пробежала болезненная гримаса. – Если бы она знала тогда, то… ничего бы не было.

Тоска, такая невыносимая в ее голосе прозвучала, что у меня не то что зубы – все кости заныли от ее пронзительности. Женька-Женька ты моя, как бы мне выдержать, вытерпеть, а не забить на все и не сгрести тебя в охапку, к себе прижать, утешить хоть как-то. Вот только чую нутром – ты же еще не дошла до той стадии, когда утешение примешь.

– Ладно, это к делу не относится, – встрепенулась Воронова, заморгав, как человек ненадолго выпавший из реальности. – Гарик был сыном отцовского коллеги, и мы виделись в детстве, но так, мельком. Всерьез он появился у нас дома, когда как раз мы праздновали Ларискино семнадцатилетие, причем, оказывается, что они уже какое-то время ходили по кафешкам-киношкам, а мне никто ничего не рассказывал. С определенного возраста мы не были с Ларисой… очень уж близки. Скорее наоборот. Девичьими секретами уж точно не делились. Поэтому для меня стало новостью, что на момент того самого дня рождения и родители Гарика, и наши не слишком скрывали, что уже четко видят его с Лариской в качестве будущей молодой семьи. Сестра через три месяца должна была школу закончить и дальше учиться категорически не хотела, так что, замуж за перспективного парня постарше – самое то. А Гарик – идеальный вариант. Двадцать пять, красивый, спортивный, при деньгах, и мама с папой четко мысль уже внушили – пора семью создавать и внуков им штамповать. Короче, все у Лариски как обычно срасталось лучше некуда и просто так. Будущий муж – золото, семья у него достойная, и сама она в шоколаде.

Золото, да? Гарик сучий, что-то мне п*здец как прижимает рожу тебе подправить, аж какой-то жгучий ком кислотный пришлось сглотнуть, но промолчать, чтобы не сбить настрой моей Вороны.

– Но так уж вышло, что Гарику по-настоящему понравилась не Лариса, а я. – Женька вскинула голову, резанув по мне злым взглядом. – И мне он тоже. Сильно. Но я старалась держаться в стороне, ведь в наш дом он продолжал приходить именно как парень и жених моей сестры, только когда наедине случайно оставались, пытался поговорить и несколько раз после тренировок встречал и провожал. А потом как-то все совпало… – Льдина сделала паузу, задышав чаще. – Я у бабушки на выходных наткнулась на одну бывшую соседку-маргиналку скандальную и огрызнулась на нее, уж и не вспомню из-за чего. А она стала орать на меня, проходиться по-всякому, и вывалила, что я дворняга безродная, которую и взяли-то в семью только потому, что моей матери постоянно в глаза кололи и попрекали, что она бесплодная пустышка, а так бы я сроду никому никуда не вперлась. Я домой рванула и полезла в документах рыться. Нашла.