Мата Хари. Подлинная история легендарной шпионки XX века - Ваагенаар Сэм - Страница 30

– Если бы вы только знали, капитан, как меня раздражают ваши постоянные движения по комнате!

Первая встреча Маты Хари и ее следователя произошла в день ее ареста, 13 февраля.

Бушардон начал в совершенно доброжелательном духе:

– Пожалуйста, расскажите мне историю вашей жизни.

И с этого момента Мата Хари заговорила. Она говорила в очень драматичном стиле, свойственном ей и не изменившим ей в тюрьме. Бушардон восхищался этим ее качеством. Однажды, собственноручно застенографировав часть ее показаний, он воодушевленно воскликнул:

– Язык великолепен. Эти выразительные формулировки! Эта ирония! Острота мыслей и присутствие духа при ответах!

После того как она наскоро перескочила первую часть своей жизни, Мата Хари подошла к тому периоду, который особенно интересовал Бушардона, – месяцам, предшествовавшим началу войны.

«В апреле или мае 1914 года, – начала она, – я встретила в Берлине моего старого друга лейтенанта Киперта. Он пригласил меня на обед. На следующий день маленькая бульварная газетенка прокомментировала эту встречу. Она написала, что Франция завоевала победу над Австро-Венгрией, потому что жена Киперта была как раз австрийкой».

На самом деле, по утверждению газеты, госпожа Киперт была не австрийкой, а венгеркой. Мата Хари подклеила в свой альбом и эту вырезку. Под пометкой «Апрель 1914» и с заголовком на французском языке «Возвращение» статья сообщала, что «бывшая звезда блистательных ночей Берлина, похоже, снова нашла свою старую любовь. Когда Мата Хари, прекрасная танцовщица, простилась с богатым помещиком К., проживающим у самых ворот Берлина, она на несколько сотен миль увезла вдаль полученную от него на прощанье кругленькую сумму. То ли со временем блеск металла потускнел, то ли к старому другу ее вернуло возродившееся чувство любви, в любом случае сегодня можно было наблюдать их обоих, весело развлекающихся. Красивая танцовщица с индийским военным псевдонимом, очевидно, одержала окончательную победу над Венгрией».

«Результатом этой статьи, – продолжала Мата Хари, – стало, что лейтенант заявил, что не может больше с ней встречаться. Я навещу тебя в Париже, добавил он».

Мата Хари ответила ему, что ему придется подождать еще шесть месяцев, которые она должна отработать по контракту с театром «Метрополь». На это Киперт ответил: «Ты будешь в Париже намного раньше – и я тоже». Мата Хари не приняла тогда его слова всерьез. Но позже она задумалась над ними. «Я тут же написала французскому военному министру (Мессими), которого я хорошо знала. В своем ответе министр заявил, что его положение как члена правительства не позволяет ему переехать границу».

Бушардон никогда не прерывал свою пленницу. Он позволил ей выговориться. Очевидно, он надеялся, что если дать ей говорить много и долго, то она как-то выболтает правду – или, по меньшей мере, то, что он хотел бы услышать как правду.

«В конце июля, – продолжала Мата Хари, – я обедала в личной комнате одного из ресторанов с одним моим любовником, начальником полиции Берлина Грибелем. Мы услышали шум демонстрации. Грибель, которому не сообщили об этой акции, вместе со мной пошел на площадь, где она проходила. Огромная толпа людей собралась перед императорским дворцом. Она вела себя как безумная и кричала: „Германия превыше всего!“

Потом последовало объявление войны. Все иностранцы, пребывавшие в Берлине, тут же подлежали регистрации. Из-за „форс-мажорных“ обстоятельств мой контракт с театром пришлось расторгнуть. Но театральный портной потребовал с меня 80 тысяч франков за подготовленные им для выступлений сценические костюмы и отобрал в счет этого долга все меха и все украшения, что были у меня».

Затем она рассказала, как во время поездки в Швейцарию она потеряла весь свой багаж. Она описала свое возвращение в Берлин и последовавшее за этим окончательное возвращение в Голландию.

«Вернувшись на родину, я чувствовала себя ужасно. У меня совсем не было денег. Правда, у меня был в Гааге мой бывший любовник, полковник барон ван дер Капеллен из второго гусарского полка. Он был женат и очень богат. Но, зная, какое значение для него имеет одежда, я не могла появиться у него, не обновив свой гардероб. Однажды, когда я выходила из церкви в Амстердаме, со мной заговорил незнакомец. Это был банкир ван дер Схальк. Он стал моим любовником. Он был ко мне очень добр и щедр. Так как я перед ним выдала себя за русскую, он мне показал большую часть страны, не подозревая, что я знаю ее лучше его.

Когда я снова обеспечила себя порядочным гардеробом, я вернулась к барону ван Капеллену. Он и сегодня остается моим любовником».

В этот момент Мату Хари, похоже, подвела память, когда она сказала Бушардону, что вернулась в Париж «в мае 1915 года», чтобы забрать свои вещи, оставшиеся тут на хранении.

«Я поехала через Англию и Дьепп. Три месяца я жила в «Гранд-Отеле» (снова ошибка. – Прим. авт.) и стала любовницей маркиза де Бофора, проживавшего в той же гостинице. Я просто не хотела быть одинокой в Париже. Так как английская граница из-за военных перевозок была закрыта, я со своими десятью ящиками багажа вернулась в Голландию через Испанию».

Перед тем, как она закончила давать показания в этот день, 13 января, Мата Хари потребовала, чтобы в защитники ей назначили мэтра Клюне. И она еще раз заявила протест против «условий в «Сен-Лазаре»».

Следующий день, казалось, был бесконечным. Писарь Бодуэн смертельно устал писать. Мата Хари рассказывала о своем пребывании в Голландии и о второй поездке в Испанию.

Ее пребывание в Гааге, как она сказала, «было совершенно безнадежным». Ее любовник, барон ван дер Капеллен, исполнял свой долг офицера где-то на границе. Для Маты Хари было трудно даже найти себе нового любовника. В таком городе, как Гаага, такие вещи нельзя было долго сохранить в секрете. За это время ее парижский друг по «Гранд-Отелю», маркиз де Бофор, упросил ее вернуться во Францию. Для женщины с темпераментом Маты Хари действительно не могло быть более безнадежного положения, чем то, что сложилось в Гааге. Потому ей пришлось согласиться с предложением маркиза.

«В июне 1916 года (на самом деле 24 мая) я отправилась на пароходе „Зеландия“, чтобы через Виго и Мадрид вернуться в Париж». Затем она подробно описала все произошедшие с ней на борту события, особенно связанные с одним голландцем по фамилии Худемакер, который предположительно был британским агентом, «постоянно курсировавшим между Виго и Амстердамом исключительно в целях выдачи голландцев, датчан и норвежцев, ехавших в Южную Америку ради восстановления прерванных немцами торговых связей. В Фалмуте он обычно стоял рядом с британским офицером, проверявшим паспорта. Некоторые пассажиры арестовывались сразу после того, как сходили на землю».

Другой голландец, некий Клейндерт, посоветовал Мате Хари «быть поосторожней с этим грязным евреем. Он всем рассказывает, что был в вашей каюте». Во всех подробностях Мата Хари описывала Бушардону, как она попросила капитана заставить Худемакера выйти на палубу и сказать перед всеми пассажирами, был он или нет в ее каюте, и «извиниться». Худемакер отклонил это требование. Но все пассажиры продолжали настаивать. Все закончилось жаркой сценой. Под крики пассажиров «Ура!» и «Браво!» она ударила Худемакера по лицу, так, «что из его рта пошла кровь».

Результатом было, как говорила Мата Хари, что уругвайский консул, сидевший с ней за одним столом в столовой, предупредил ее: «Худемакер попытается отомстить. Увидите, что с вами произойдет на испанской границе».

Когда Мата Хари сошла с корабля в Виго, Худемакер держался рядом с ней. Мата Хари попросила о помощи двух своих попутчиков – американца и голландца по фамилии Рюбенс. Но ничего не произошло, кроме разве что того, что она встретила Худемакера в поезде и еще раз – в отеле «Ритц» в Мадриде.

Когда она рассказывала Бушардону о случае с Худемакером, желая, видимо, показать это происшествие как причину ее нынешних трудностей, Мата Хари не имела представления, что англичане заподозрили ее еще почти год назад.