Самый лучший коммунист (СИ) - Смолин Павел - Страница 40

Ох уж эта вертикаль.

На златом крыльце (в беседке) сидели: Царь Царевич — деда Юра, Король Королевич — я! — Сапожник (просто потому что почетные титулы в считалке кончились) — Гришин, портной (по тому же принципу) Александр Николаевич Шелепин. Выбирать можно только варианты появления на «семейном ужине» последнего, но я пока не буду — подожду, пока Андропов привычно потянет время и скажет сам.

Дамы были усланы вкушать шашлык на веранде — не шовинизм, а допуска не хватает. По этой же причине после первичной сервировки персонал был отодвинут на другой край двора, черную икорку (натурально!) на хлеб мы и сами намажем, чай не бояре.

Почка почкой, но диету дед по привычке старается соблюдать: шашлык из белого мяса, никакого алкоголя — это актуально для всех присутствующих, что немного жаль, зато вдоволь кислой капусты и клюковки.

Знакомство началось со знакомства — с Шелепеным видимся впервые. Далее последовало первичное утоление голода под Боржом и разговоры о семье.

— У вас заночую, завтра с внуком посижу, — объявил Андропов о намерениях.

— Я на всякий случай тоже рядом побуду, — заявил я.

Поржали.

— А вы, Александр Николаевич, Сталина видели? — задал я стандартный вопрос.

— И видел, и развенчивал, — кивнул он. — Осуждаешь?

— Осуждаю резкие переобувания в масштабах страны, — честно ответил я и приложился к «Буратино». — XX съезд был бы полной фигней, если бы после «развенчания» страна взяла курс типа как сейчас, — обвел рукой.

— Дело прошлое, ну его, — пресек политический диспут Андропов.

— Согласен — чего уж теперь, — сделал я хорошую мину при плохой игре.

Интересно же — еще один источник бесценных сведений, а припасть не дают!

— Надо жить и работать, — поддержал начальника Виктор Васильевич.

Макнув в капиталистический продукт кетчуп кусок шашлыка, я отправил его в рот и заел зеленым лучком.

— Я бы работал, но работа-то кончается, — развел я руками. — Сопутствующих товаров к «Звездным войнам» на тридцать с хвостиком миллионов капиталистических денег продали, а девать это некуда. Можно мне договор с какой-нибудь американской строительной фирмой? — выкатил деду просьбу. — Пусть строителей нагонят, по три с половиной сотни на нос наскребу.

Андропов поморщился.

— Не на атомку же, — оправдался я. — Дома колхозникам строить. Представь, какая дивная пропагандистская картина? Особенно если не одна бригада, а тысяч десять народу. И они все вернутся в Америку.

— С послом договоришься — подмахну, — кивнул дед.

— Инициатива — инициатора, — признал я справедливость его слов.

Договорюсь — куда они денутся? Посол же американский политик, а значит любит брать деньги. Пусть возьмет у строителей, пролоббирует интересы.

— Что за столкновение было у Брежнева с Шелепиным? — задал я вопрос и сам же ответил. — Конфликт плохого с еще худшим.

Мужики, включая главного героя анекдота, хохотнули.

— Клевета! — отмахнулся Александр Николаевич. — Жил бы народ хорошо — я бы и не дергался.

— Не будем о прошлом, — понял я намек.

— Будем о будущем, — подсуетился товарищ Гришин. — Надо бы Москву расширять, Юрий Владимирович.

— А говорят, «не резиновая», — шутканул я.

Хохотнули.

— Если вы так считаете, Виктор Васильевич, значит надо, — выразил доверие Андропов.

— Со Звенигорода начнем, — продолжил Гришин. — Плюс все новые районы будем строить с учетом новейших наработок мировой урбанистики, опробованных в экспериментальном городе Хрущевске.

— А какой у Хрущевска опыт? — повернулся ко мне Андропов.

— Каждый район самодостаточен, — коротко объяснил я. — Весь, извиняюсь, рот в досуге — через двор коробка, через три — футбольное поле. Спортивные центры для всех возрастов, школы-магазины-поликлиники-парикмахерские. Если народ селить в «спальники», он и будет спать — порой накачавшись водкой. Бытие формирует сознание: если предоставить людям среду для любой созидательной деятельности, ею он и будет заниматься. Ну и зелени много — бегом и прогулками заниматься.

Ничего особенного, но в эти времена за «передовые наработки» прокатит.

— Хрущевск недавно занял первую строчку в рейтинге самых приятных для жизни городов планеты, — добавил международного веса Гришин.

Двадцать тысяч долларов мистеру Уилсону, и рейтинг опубликовали аж в трех журналах.

— И Третье транспортное кольцо, — добавил я.

— Это какое кольцо? — заинтересовался Виктор Васильевич и скомандовал официанту. — Федор, принеси карты Москвы и области.

Я нарисовал на карте, как было в моей реальности.

— Подправим, — сгреб драгоценность Гришин.

— Построим, — добавил Андропов. — Возьметесь, Александр Николаевич? — неожиданно обратился к Шелепину. — В качестве новой ударной комсомольской стройки?

— Возьмемся, — кивнул Шелепин.

— А ты — поможешь, — перевел дед взгляд на меня.

— Есть, — отозвался я. — Но что происходит?

— Жаловался же, что работа кончается, — развел Андропов руками. — С понедельника войдешь в состав Бюро ЦК ВЛКСМ, — огорошил новостью.

— Нафига? — искренне не понял я. — Это же не работа, а перекладывание бумажек.

— Никакого у молодежи уважения к институтам государственной власти не осталось, — пожаловался на меня дед ровесникам.

— Первых пятерых Первых секретарей ЦК ВЛКСМ расстреляли, — парировал я.

— Сложное время было, — парировал Шелепин.

— Не будем о прошлом, — повторил мантру вечера Андропов.

— Просто Сергей пока не видел аппаратной работы, так сказать, изнутри, — то ли заступился, то ли покритиковал Гришин. — В лучших ленинских традициях выстроив параллельные государственным структуры, — усмехнулся.

— Недооценивать роль Комсомола в жизни страны нельзя, — закруглил дед. — Будь добр изучить должностные инструкции и соответствовать занимаемой должности, чтобы про «кумовство» никто и заикнуться не смел.

— Масштаб моей личности позволяет мне плевать в рожи всем таким «заикателям», — отмахнулся я.

— Даю месяц на то, чтобы Евгений Михайлович Тяжельников образцово-показательно покинул пост по совокупности критики, — подкинул интересную задачку Андропов.

— Александру Николаевичу на профсоюзах тесно, — понял я.

— И на ВЛКСМ тесно, но не все сразу, — кивнул деда Юра.

Настало время лезть в политику!

Сашка сидел на коленках расположившегося в кресле залитой утренним солнышком гостиной Судоплатовского дома Андропова и пытался сорвать очки с главы государства. Деда Юра уворачивался и бросался в нас с младшим шутливыми укорами:

— Что внук, что правнук — лишь бы с деда чего сорвать, — с ухмылкой покосился на меня.

— Я корону терпеливо жду, — парировал я. — С таких любимых народом правителей ее срывать чревато.

— Чивата! — откликнулась Аленка, которая сидела на коленях моих.

Любит братика Сережу, как и положено хорошей трехлетней девочке. А глазищи-то какие! Фамильные: зеленые-презеленые.

— Чре-ва-то, — поправил я.

— Чи-ва-то! — попыталась она.

— Чре-ва-то, — терпеливо поправил я снова.

— Че-ре-ва-то!

— Молодец, — засчитал я попытку.

— Хорошо разговаривает, — заметил Андропов.

— Развивается с маленьким опережением графика, — подтвердил я.

— Ничего, наши тоже не промах! — погордился внуком деда Юра и поставил Сашку на пол.

Сын опустился на четвереньки, безошибочно выбрал направление и пополз в угол, отведенный под выложенный матами, снабженный кубиками и мягкими игрушками, уголок.

— Он у нас вдумчивый, — похвастался я. — Как только первичные навыки закрепились, начал залипать в игрушки и немножко их ломать.

— Саска, давай дом строить! — вызвалась Аленка и покинула насест, присоединившись к племяннику.

— Вся в меня, — умилился я.

— Не без этого! — хохотнул Андропов.

Дверь открылась, и к нам заглянула бабушка Эмма: