Аквариум. Геометрия хаоса - Кушнир Александр - Страница 25
- Предыдущая
- 25/69
- Следующая
Кульминацией этих концертов стала драка между культуртрегерами — Осетинским и Троицким. Несколько месяцев назад это сложно было представить, но получилось всё именно так. Со стороны казалось, что Олег Евгеньевич бьётся не на жизнь, а на смерть — за сферы влияния и своё продюсерское будущее.
«В те времена Осетинский был одним из немногих людей, которые хоть как-то пытались нам помочь, — рассказывал мне Гребенщиков. — Потом выяснилось, что он больше разговаривает, чем делает. Это — во-первых. А во-вторых, он оказался невероятным хамом. Он культивировал в себе эту черту как метод жизни. Скажем, мне он хамил мало, что-то его удерживало. А вот над Майком действительно измывался. И то, что он якобы ставил дикцию мне и Майку, не очень соответствовало действительности. Да, он задался целью сделать из нас артистов, но продолжалось это недолго».
Финал у этой истории получился скверным. После гастролей в Москве Олег Евгеньевич в приступе белой горячки носился с ножом по ночному Ленинграду, желая зарезать Мишу Науменко. Неудивительно, что вскоре этот сомнительный мезальянс распался, а Гребенщиков посвятил теневому рыцарю отечественного кинематографа агрессивный боевик «Кто ты такой (чтобы мне говорить, кто я такой)?». Песня вошла в бутлег «Скоро кончится век», некоторое время исполнялась на концертах, но так и не попала ни в один из альбомов «Аквариума».
РЕВОЛЮЦИЯ СТИЛЯ
«Ты похож на звезду, но всё ещё сидишь на пособии».
Незадолго до наступления нового 1980 года музыканты «Аквариума» внезапно и пылко полюбили музыку в стиле «регги». Вечерами они собирались на квартире у Севы Гаккеля и устраивали шумные регги-вечеринки. Тогда ими ещё не была открыта сенсационная теория единства ямайских религиозных корней и русских песнопений, но первые шаги в этом перспективном направлении оказались сделаны.
«Я не имею ни малейшего представления, почему мы начали увлекаться музыкой в стиле “регги”, — отшучивался Гребенщиков. — У Севы в соседней комнате жили хиппи — и они слушали то, что и положено им слушать: Джими Хендрикса и Дженис Джоплин. А мы на их фоне выглядели как чудовища: приходили ночью, нажирались и громко врубали Боба Марли, Sex Pistols, Police и Devo. Параллельно мы пытались курить траву, и иногда у нас это получалось».
Пионеры ленинградского растафарианства были очарованы карибскими вибрациями, совпадающими с их аутсайдерским образом жизни. Их будущее выглядело туманным. Вылетев с треском из научно-исследовательского института, Гребенщиков осознал, что период иллюзий закончился и ему на смену крадётся эпоха страха. В этом контексте был понятен драматизм новой песни «Электрический пёс»: «Мы выросли в поле такого напряга, где любое устройство сгорает на раз».
Вспоминая о растафарианских идеях, проповедуемых «Аквариумом», стоит заметить, что даже их близкие приятели в эти ямайские теории врубались вяло. Никто из знакомых не знал регги-исполнителей, а по городу бродило всего несколько чёрно-белых фотографий Боба Марли, причём ужасного качества. Но Гребенщикова это массовое невежество совершенно не смущало.
«В нашем понимании растафарианство было чем-то искренним и пронзительным, — пояснял мне в одной из бесед лидер “Аквариума”. — Возможно потому, что мы были такими же изгоями, как и они. После Тбилиси мы оказались выбитыми из социальной иерархии, но были полны сил, чтобы доказать, что только так и нужно жить. Нам казалось, что мы с растаманами могли бы прекрасно понимать друг друга».
Вскоре Дюша сумел устроиться на службу и возглавил бригаду сторожей. Быстро освоив новую должность, он встретился с Борисом и сделал ему королевское предложение: «Давай-ка, кидай трудовую книжку ко мне. Раз в неделю будешь приходить и двенадцать часов ничего не делать, как и все мы».
Эта нехитрая идея оказалась удачным решением ряда бытовых проблем. Самые образованные в мире дворники и сторожа жили на холодных дачах и съёмных квартирах, играли подпольные концерты, сдавали пустую посуду и нерегулярно платили профсоюзные взносы. Как пел Гребенщиков, «гармония мира не знает границ: сейчас мы будем пить чай». Разногласия с советской властью у этих аргонавтов от искусства носили исключительно стилистический характер.
Чуть позднее Артёму Троицкому удалось вписать «Аквариум» на всесоюзный фестиваль «Джаз над Волгой», проходивший в марте 1981 года в Ярославле. Говорят, что местная джазовая молодёжь так и не въехала в просветлённое ленинградское растафарианство. «Я клепал коростылём эту публику», — рычал Борис в гримёрке, но концерт получился провальным.
«Мы жили в гостинице и с утра до ночи курили дико плохую траву, — признавался Гребенщиков. — И довели себя до такого состояния, что на сцене с плохой аппаратурой мы все наши песни — медленные, быстрые, романсы — сыграли нон-стопом и в регги. Далеко не всё можно сыграть в регги, однако мы пытались играть с акцентом на слабую долю буквально всё. И в течение четырёх часов пути в Москву Троицкий ругался самыми чёрными словами — до тех пор, пока я просто не отключился. Теоретически я его понимал: это звучало очень плохо. Но мы получили экстраординарное удовольствие, назвав это действие “Джа над Волгой”. По большому счёту, это был бунт».
Примечательно, что в качестве директора «Аквариума» на этом мероприятии присутствовал странноватый человек по фамилии Тропилло — фантастический персонаж, которому суждено было изменить траекторию полёта ленинградской рок-музыки. Сегодня в канонах сказано, что историческое значение этого «посланца космоса» сопоставимо с ролью Джорджа Мартина в создании феномена The Beatles. Спорить с этим сложно, и поэтому стоит описать эволюцию Андрея Владимировича более подробно.
Как известно, Андрей Тропилло родился 21 марта 1951 года. «В тот же день, что и Иоганн Себастьян Бах», — любит уточнять великий звукорежиссёр, никогда не страдавший от избытка скромности.
Вскоре после окончания физфака ЛГУ Тропилло оказался на ленинградском концерте «Машины времени».
«Когда Макаревич начал петь “Битву с дураками”, народ притих и прекратил хождение за портвейном, — рассказывал мне позднее Андрей Владимирович. — Но через несколько секунд весь зал уже стоял и орал. Со мной был отец, к слову изобретатель первого советского радиолокатора, который потом говорил: “Мне показалось, что сейчас откроются двери клуба — а там уже стоят чёрные “воронки”, — и людей начнут пачками загружать в машины”».
Впечатлённый увиденным, Тропилло-младший решил заняться организацией концертов «Машины времени». И случилось так, что на одном из сейшенов Андрей додумался использовать в качестве билетов… бланки комсомольских грамот с изображением Ленина на броневике. Эта сверхнаглость не осталась незамеченной компетентными органами.
«У меня аж губа дрожала, но я от всего отказывался», — вспоминал виновник скандала, которого власти обвиняли чуть ли не в государственной измене.
После пережитого стресса бывший студент физфака ЛГУ решил сосредоточиться исключительно на студийной деятельности. Почти случайно он устроился на работу в Дом юного техника на Охте — руководителем кружка, который назывался «секцией звукозаписи». Кроме того, Андрей Владимирович обучал охтинских школьников игре на классической гитаре. Говорят, что этюды и пьесы высокой степени сложности он исполнял не хуже преподавателей с консерваторским образованием. Тогда, конечно, никто и представить не мог, что вскоре четырёхэтажное здание на улице Панфилова превратится в «альтер эго» легендарной студии Abbey Road.
Знакомство Тропилло с «Аквариумом» уходило корнями в 1977-78 годы. Однажды Андрей появился в квартире у Гаккеля и оставил там микшерный пульт, похожий на партизанскую взрывную машину. После чего умчался на несколько месяцев в очередную археологическую экспедицию. А чуть позже, когда «Аквариум» изгнали с репетиционной точки в ДК Цюрупы, их аппаратура автоматически перекочевала в Дом юного техника Красногвардейского района.
- Предыдущая
- 25/69
- Следующая