Цветок эдельвейса или под сенью львиной лапы (СИ) - Пономарь Ольха - Страница 13

А утром поняла, что и горничные про меня забыли, все кроме Луисы, та в перерывах между готовкой и подачей блюд, бегала ко мне, снабжая пищей и развлекая беседой.

Но и у неё дел было много, подкрадывающаяся на мягких белых лапах зима подстегивала не тянуть с заготовками и Луиса "пропала" на кухне: маринуя, соля, суша, закатывая овощи и фрукты.

К вечеру третьего дня мне надоело мое безделье и я попыталась встать, попытка не увенчалась успехом, более того, я так неудачно упала, что лечь обратно на кровать не представлялось возможным. А ужин уже унесли, что означало, что я могла провести на холодном полу всю ночь, до завтрака.

Я подтянулась на руках до столика и свалила его, на грохот никто не пришёл, вообще, в доме стояла удивительна тишина. Наверное, Гаяз сейчас в конюшне, а горничные ушли кто в деревню, кто в комнаты на первом этаже.

Я села, прислонившись к стене и заплакала, слезы текли по морщинистой коже и я всхлипывала все громче. Мне так надоело быть беспомощной, быть слабой, быть зависимой. Богиня, ты уже наказывала меня! Я осознала свою ошибку, верни мне мою молодость!

Я трясла кулаком в воздухе, вытирая бегущие слезы и злилась: на себя, на провидение, на жизнь. Бессмысленна трата времени и сил, так что через четверть часа рыдания мои утихли, а ситуация не изменилась.

Вдруг встрепенулся мой "воробей". Он раскинула крылья и приземлился на пол около меня, во все глаза я пялилась на чудо магии: чучело движется как живое.

Птичка аккуратно сжала коготочками лапок мое запястье:

— Нужна помощь?

Хорошо, что странствия несколько закалили мои нервы и я не стала падать в обморок от происходящего, лишь кивнула чучелу. То распушило перья, став похожим на шарик, и, взмахнув крыльями, вылетело в окно, приоткрытое по случаю тёплого вечера.

Что ж, выбора у меня нет, видимо, так сильно подействовала травма, что мерещатся разные бесовщины. Так что я, подцепив половик, приготовилась коротать ночь на полу, завернувшись в него.

И успела лишь задремать, когда дверь распахнулась и ко мне зашёл лорд Адвин, перед которым летело мое чучело.

— Туайя, где вы? — мужчина не видел меня из-за комнатной стены, поэтому я чуть высунулась в проем.

— Я здесь, — пропищал воробей, вновь исполняя свои непосредственные обязанности, приземлившись мне на плечо.

— Что случилось? Почему вы на полу? Вставайте, в вашем возрасте негоже студить поясницу.

— Я сломала ногу, — показала многострадальную конечность.

— А я-то думаю, куда моя управляющая делась? Наверное сбежала, как и предыдущие, — улыбнулся лорд, — даже огорчился, привык уже к вам, а тут незнакомые женщины еду мне готовят и хозяином называют.

— Вы поможете мне подняться? — воробей не стал передавать мое раздражение, в ответ была не довольна не расторопностью Адвина.

— Да, конечно, — лорд шагнул ко мне, наклонился и легко поднял мое тело, несмотря на его не богатырский вид, силы в жилистых руках было достаточно.

— На кровать, если можно, — воробей ещё и чирикнул от себя, потому что лорд неожиданно застыл посреди комнаты, невидяще смотря в угол.

И тут же по замку пронёсся гул-стон, дом будто тяжело вздохнул. Адвин, будто мгновенно постаревший, аккуратно положил меня на постель и сказал:

— Не выходите сегодня из комнаты, — и молча поклонившись, быстро вышел. Я нервно хихикнула, то ли он невнимательный, то ли что-то случилось.

Ночь прошла более или менее спокойно, только около полуночи я проснулась будто от толчка в бок и с полчаса не могла уснуть, старательно таращась в потолок с движущимися тенями от веток деревьев за окном.

Ничего подозрительного, ни звуков, ни запахов, ни света.

— Доброго утречка, тарга Туайя, — щебетала низким голосом Утана, раздвигая мне шторы с утра, — милорд уж встать изволил, или не ложился ещё, кто его смертника разберёт.

— Как ты сказала? — плюсом чучела было то, что сонная хриплость или внезапная потеря голоса ему была недоступна. Оно всегда говорило высоким писклявым голоском, мало передающим мои эмоции.

— Милорд, говорю, не ложился, поди, — почти проорала Утана, видимо, подумав, что я глохну с возрастом.

— Да, нет, другое, как ты его назвала?

— Смертником, — несколько опешила горничная.

— Почему смертником? — в горле пересохло.

— В селе так обзывают, потому что с мертвыми теснится.

— Может, лорд — некромант? — все же решила поправить я ее.

— Может и некромант, — покладисто кивнула Утана головой с аккуратно заплетенной толстой косой, — а все одно — смертник.

— Не мели ерунды, скажи лучше, что в доме сделано?

Я осторожно села, взяла протянутый гребень и стала разбирать прижатые на ночь сеточкой волосы.

Утана резво принесла мне таз с тёплой водой, кувшин, полотенца и мыло для умывания и присела на кровать.

— Чердак мы все же разобрали, Гаяз, долго ругался, а потом к лорду за помощью пошёл. Тот недолго думал, махнул рукой, а из окон пыль повалила, весь сад нам покрыла, да правда дождик ее к вечеру смыл. А вот чердак нам просто было убирать, старьё выкинули и сожгли, а что-то Гаяз сказал, что отремонтирует и снова будет служить. Сейчас там травы, да мясо сушатся. Лучше места и нет, сухо и солнечно.

— Милорд позавтракал?

Утана спрятала глаза:

— Не отворил он, я стучалась…

— Долго?

— Да с четверть часа будет, отнесла еду на кухню.

— Гаяза не видела?

— В конюшне с мальчишкой возится, прислать?

— Пришли, заодно и передай кухне, что спущусь с проверкой.

— А милорд? — Утана нервно мяла угол передника.

— Я сама, не переживай, — я успокаивающе улыбнулась ей, но у самой душа была не на месте, совершенно не статусно переживая о лорде Адвина. Перед глазами мелькала его кривая улыбка, чёрные глаза и красивые длинные пальцы. И тут же память подсовывала его образ с закушенной губой и глубокой поперечной морщиной на лбу, в тот момент, когда он помог мне лечь в постель и я слышала какие-то звуки.

Что-то тут не то, и мне требовалась помощь Гаяза, чтобы все же начать как-то передвигаться по дому.

— Звала? — постучался тот через несколько минут, я едва успела умыться и переодеться в домашнее платье.

— Да, Гаяз, как спалось? — я улыбалась старому слуге, он старательно приминал топорщившийся уголок воротника и сопел от напряжения.

— Да, как, тарга Туайя, тебе сказать-то? Не очень, спалось, опять же кости ныли, видать к грозе, у тебя разве не так?

— Что ты, Гаяз, давно уж колени не сводило, замок на меня весьма целительно действует.

— А я и посмотрю, — усмехнулся лакей, кивнув на мою ногу в гипсе.

— Случайность, неловкость, я же человек, опять же помочь только ты можешь, выстругай мне из дерева подпорку, чтобы я ходить смогла, — а ещё, скажи мне, Гаяз, почему хозяин закрывается и не выходит?

— Опять? — явно побледнел слуга, — что-то быстро в этот раз, — забормотал он, а его глаза забегали по комнате, не останавливаясь ни на чем дольше секунды, — это ж надо как…

— Что происходит, нужно ли мне об этом знать?

Гаяз дёрнул шеей и убитым голосом ответил:

— Это дела хозяйские, мне туда ходу нет, и тебе не советую, целее будешь.

От моего возмущения воробей взвился вверх, напугав на мгновение Гаяза и снова опустился мне на плечо.

Слуга подкосился на него и добавил:

— Лорд Адвин охраняете наш покой, нельзя ему мешать, это ещё дед его деда завещал, когда лорды на страже — не лезть им под руку.

И резко вышел из комнаты, позабыв про свои больные кости, а я осталась одна со своим недоумением.

Когда после обеда прибежала Утана с костылем, я уже только на стенку не лезла от своих дум, потому ее появление восприняла как избавление от мук.

— Наконец-то! — примеряла я к себе подпорку, грубоватую и плохо отполированную, но идеально мне подошедшую. Теперь я могла опираться на костыль и передвигаться по дому без всякой помощи.

— Лорд не обедал, — наябедничала мне помощница, — я поднос с завтраком забрала, а с обедом оставила.