От тьмы – к свету. Введение в эволюционное науковедение - Даниленко Валерий Петрович - Страница 56

Нравственность

Отношения между дикарями были неупорядоченными. Их мораль была эгоистичной.

Общего блага они не блюли, и в сношеньях взаимных

Были обычаи им и законы совсем неизвестны.

Всякийдобыча кому попадалась, её произвольно

Брал себе сам, о себе лишь одном постоянно заботясь.

И сочетала в лесах тела влюблённых Венера.

Женщин склоняла к любви либо страсть обоюдная, либо

Грубая сила мужчин и ничем неуёмная похоть,

Или же плата такая, какжолуди, ягоды, груши (с. 190).

Но наступили более цивилизованные времена. Люди стали думать об «общем благе». Стали они думать и о счастье. Ближе всех приблизился к пониманию счастья великий Эпикур. А Лукреций следовал за ним:

Я по стопам его ныне иду и ему продолжаю Следовать… (с. 165).

Эпикур понимал счастье как атараксию – безмятежную жизнь.

Но безмятежная жизнь невозможна без чистого сердца.

Если же сердце не чисто у нас, то какие боренья,

Сколько опасностей нам угрожает тогда поневоле,

Сколько жестоких забот и терзаний, внушаемых страстью,

Мучат смятенных людей и какие вселяют тревоги!

Гордость надменная, скупость и дерзкая наглость – какие

Беды они за собою влекут! А роскошь и праздность?

(с. 164).

Что же «жалкому роду людей» (с. 205) нужно для счастья, кроме чистого сердца? Немногое:

О вы, ничтожные мысли людей! О чувства слепые!

В скольких опасностях жизнь, в каких протекает потёмках

Этого века ничтожнейший срок! Неужели не видно,

Что об одном лишь природа вопит и что требует только,

Чтобы не ведало тело страданий, а мысль наслаждалась

Чувством приятным вдали от сознанья заботы и страха?

Мы, таким образом, видим, что нужно телесной природе

Только немногое: то, что страдания все удаляет (с. 58–59).

Счастье, выходит, в отсутствии страданий – как телесных, так и душевных.

Политика

Разделение людей на богатых и бедных привело людей к насилию:

Род же людской до того истомился насилием вечным

И до того изнемог от раздоров, что сам добровольно

Игу законов себя подчинил и стеснительным нормам.

Каждый ведь сам за себя порывался во гневе жесточе

Мстить, чем теперь это нам дозволяет закон

справедливый.

(с. 196).

Этот закон призван пресекать произвол и насилие. Он тягостен для тех, кто его нарушает:

Жить для того нелегко спокойной и мирною жизнью,

Чьи нарушают дела договоры всеобщего мира (с. 196).

Кто же попирает эти договоры? Властолюбцы. Но власть не приносит счастья:

Лучше поэтому жить, повинуясь в спокойствии полном,

Нежели власти желать верховной и царского сана.

Пусть же напрасно они обливаются потом кровавым,

Изнемогая на пути честолюбия узком:

Всё разуменье своё из чужих они уст почерпают,

Слушают мненья других, а собственным чувствам

не внемлют.

Было так прежде, так есть и теперь, и впоследствии будет.

Поубиеньи царей ниспровергнуты в прахе лежали

Гордые скипетры их и былое величие тронов,

И украшенье державной главы, обагрённое кровью,

Под ноги черни упав… (с. 195–196).

Язык

Говоря современным языком, можно сказать, что Лукреций вывел три фактора глоттогенеза – биотический, психический и культурный.

Биотический фактор глоттогенеза состоит в том, что природа одарила людей органами тела, способными к речевой деятельности. Вот почему Лукреций не видел ничего странного в возникновении у них языка:

Что же тут странного в том, наконец, если род человеков

Голосом и языком одарённый, означил предметы

Разными звуками все, по различным своим ощущеньям?

(с. 193).

Психический фактор глоттогенеза состоит в том, что природа одарила людей разумом. Он позволил им превратить непроизвольные выкрики, которые дикари издавали при переживании сильных чувств, в осмысленные слова. Чтобы не быть голословным, Лукреций подтвержадает это предположение наблюдениями за начатками коммуникативых способностей у животных – собак, лошадей и птиц. Так, по поводу последних он пишет:

Ястреб, гагара, скопа – когда они по морю ищут,

В волнах солёных себе пропитанье и корм добывая,

То по-иному совсем кричат в эту пору обычно,

Чем если спорят за корм или борются с самой добычей

(с. 194).

Отсюда вывод:

Стало быть, коль заставляют различные чувства животных

Даже при их немоте испускать разнородные звуки,

Сколь же естественней то, что могли первобытные люди

Каждую вещь означать при помощи звуков различных

(с. 194).

Культурный фактор глоттогенеза состоит в том, что язык – один из продуктов культуры. Лукреций вписал язык в культуросозидательную деятельность первобытных людей. Язык, с его точки зрения, способствовал этой деятельности. Он появился не от праздности, а от нужды:

Что же до звуков, какие язык производит, – природа

Вызвала их, а нужда подсказала названья предметов (с. 192).

Лукреций представил в своей поэме самую передовую для античности теорию происхождения языка. Она вполне согласуется с современными представлениями о глоттогенезе. Так, опыты, проводимые во второй половине ХХ в. с обезьянами, показали, что они способны к усвоению зрительной формы языка, но не способны научиться его устной форме. Этому препятствует строение их ротовой полости. Не приходится сомневаться в актуальности психического фактора глоттогенеза: без успешной психической эволюции возникновение языка у людей не представляется возможным. Что касается культурного фактора глоттогенеза, то именно ему следует отдавать приоритет: язык появился и развивался в рамках преобразующей, творческой, культуросозидательной деятельности наших предков.