Юность Лагардера - Феваль Поль Анри - Страница 63

• Предыдущая
• 63/71
• Следующая

Как случилось, что Король-Солнце, будучи уже на пятом десятке, обратил внимание на маркизу де Ментенон, которая была его старше? Он говорил ей: «Вы моя безмятежность». Она была для него скорее нежным другом, нежели возлюбленной. Госпожа де Севинье писала, что благодаря этой женщине он познал новый, неведомый ему прежде мир — бескорыстной привязанности, естественности и легкости общения…

Есть и еще одна причина. Короля окружают люди эгоистичные, со своими страстями и вожделениями. Он одинок, ужасающе одинок. Никто не любит его ради него самого. Каждый — будь то мужчина или женщина — стремится приблизиться к нему, дабы извлечь какую-нибудь выгоду.

Маркиза де Ментенон ничего не просила и ничего не желала. Она была счастлива тем, что имеет.

Когда Людовик в 1683 году, через два года после смерти королевы, попросил ее руки, она дала согласие с большим трудом. «Мне нужна, — говорила она, — только ваша душа: не для себя самой, но для того, чтобы вручить ее Господу… В этом моя единственная цель. Лишь ради нее я буду жить, буду рядом с вами». Слова ее были искренними…

Вот так и произошло событие, неслыханное для Франции, где монархическая власть вознеслась на недосягаемую высоту: Великий король женился на вдове «безногой каракатицы»…

Королевой госпожа де Ментенон не стала. Она не приняла помазания.

Но Людовик XIV работал в ее покоях вместе со своими министрами и часто спрашивал у нее совета.

Между тем именно к маркизе де Ментенон, морганатической[60] супруге короля, его «безмятежности» мчалась в наемной карете ядовитая и смертельно опасная, словно змея, хозяйка притона «Сосущий теленок». Злобой было искажено ее лицо, и ярость бушевала в ее сердце.

Шел сильный дождь. Серое небо, казалось, навалилось на верхушки деревьев в лесах Медона и Сен-Клу. В душе госпожи Миртиль царило такое же ненастье, как и в природе.

Она в бешенстве говорила себе: «Проклятый Лагардер! Неужели ты всегда будешь стоять у меня на дороге? Вот уже в третий раз я оказываюсь на краю пропасти, трепещу и дрожу из-за тебя! Я сделаю все, чтобы четвертого раза не было! С таким человеком нельзя сражаться лицом к лицу. Итак, следует прибегнуть к хитрости! Мне нужна его жизнь!»

Она еще раз пересчитала свои поражения: Армель, спасенная из реки, которая в любой момент может засвидетельствовать, что ее отец, войдя в «Сосущий теленок», не вышел оттуда; неудачный поджог «Театра Маленькой Королевы», благодаря которому эта юная танцовщица и ее горбун обрели могущественную покровительницу; наконец, недавнее сражение в кабачке и участие в нем одного из береговых братьев с Тортуги — капитана Турмантена.

Стычка имела самые печальные последствия. После того как ночная стража прошла по улице Балю, Марсель де Ремай и Жоэль де Жюган вынесли тело Эстафе, из которого шпага Анри выпустила всю кровь, словно из поросенка. Они намеревались бросить труп в Сену, но по какому-то невероятному стечению обстоятельств стражники не двинулись, как обычно, по набережной Ферай, а, сделав полукруг, вновь вернулись к притону Злой Феи.

Они потребовали объяснений. Откуда шли? Что собирались учинить с мертвецом? Жоэля и Марселя тут же препроводили в Шатле, труп был брошен в придорожной канаве, а стража вошла в кабачок «Сосущий теленок».

Они увидели лужи крови на полу и с полдюжины раненых, которые были наспех перевязаны своими товарищами, а теперь пытались заглушить боль вином.

— Очень хорошо! — произнес старший стражник. — Потасовка… поножовщина… раненые… мертвец… попытка спрятать труп… позвать сюда хозяйку этого заведения!

Миртиль пришлось выйти к ним. Супруга Годфруа Кокбара нарядилась в парадное платье и сверкала всеми своими драгоценностями. Стражники сняли шляпы. Она сознавала, что была бы арестована немедленно, если бы не поразила стражу своей красотой и роскошью одеяния.

Тем не менее протокол был составлен прямо за столиком кабачка, и она была вынуждена поставить подпись. Ей объявили, что судейские из Шатле в самом ближайшем времени пожелают побеседовать с ней, дабы выяснить все обстоятельства дела.

Злая Фея знала: меньшее, что ей грозит — это закрытие притона и тщательный обыск всех ее владений. Между тем повсюду, как нарочно, стояли бочки с порохом для флибустьеров, в кухне было три ящика с ружьями для охотников-буканьеров, а в «печи» лежал человек, который вполне мог не выдержать снотворного снадобья.

После ухода стражников Миртиль всю ночь не смыкала глаз. Она тревожно спрашивала себя: «Что делать? Бежать? Но сумею ли я добраться до Гавра? Молить о помощи маркизу де Ментенон?»

Кабатчица склонялась к первому решению, хотя, по правде говоря, оно не сулило полной безопасности. Шатле непременно повелит разыскать владелицу подозрительного заведения, хранительницу пороха и огнестрельного оружия, похитительницу людей. Полицейская сеть очень быстро накроет ее вместе с лжебакалейщиком Кокбаром… И тогда наступит конец! Они с мужем угодят на виселицу…

Итак, она попыталась взять себя в руки. Бывшая невеста Оливье де Сова решила продолжать борьбу. Последнее слово будет за ней! А дело спишут в архив. Об этом позаботится доверчивая маркиза де Ментенон.

Вот почему унылым дождливым днем Миртиль, одетая гораздо скромнее, чем обычно, велела кучеру ехать в Сен-Сир, где, как она случайно узнала, вот уже три дня находилась некоронованная супруга короля Франции.

В 1680 году Людовик, по настоянию госпожи де Ментенон, в то время уже имевшей на него сильное влияние, основал в деревне Сен-Сир воспитательное заведение для двухсот пятидесяти девушек из бедных дворянских семей. Он продолжал интересоваться этой школой, где Расин поставил свою знаменитую «Эсфирь».

Что до маркизы, то до последнего дня своей жизни она отдавала все силы этому самому дорогому для нее детищу.

В черном платье, с бледным лицом, озаренным светом больших глаз, сохранивших свою чудесную красоту, несмотря на шестидесятилетний возраст их обладательницы, маркиза де Ментенон, подобная статуе Простоты, поджидала крестницу в скромно обставленной комнате без люстр и зеркал.

Будучи очень набожной, обладая возвышенной душой, эта женщина, которую не озлобила нищета и не испортили почести, тем не менее всем сердцем любила отвратительную сообщницу Годфруа Кокбара. Разве она не была ей крестной матерью? И кто еще мог напомнить маркизе детские годы: башню в Ниоре и широкие поля Пуату?

Несмотря на ум и проницательность, она верила в ангельские добродетели Миртиль, поддавалась очарованию красоты — на вид такой чистой и целомудренной, любила эти черные глаза, которые иногда становились безмерно печальными; испытывала острую жалость, слыша усталый и кроткий голос страдающей обиженной женщины.

Крестница же превосходила саму себя в умении понравиться и подольститься. Она говорила о четках и молитвах… Она вздыхала так, что могла бы смягчить самую черствую душу, жалуясь на горькую судьбу в браке с грубияном-мужем и на бесконечные трудности тяжкого ремесла кабатчицы.

Гнусная комедия разыгрывалась уже много лет, и обманутая госпожа де Ментенон простерла могущественную руку над «Сосущим теленком». Она читала полицейские отчеты, в которых много говорилось об этом злачном заведении. «Я отвечаю за хозяйку этого злосчастного кабачка», — заявляла она министру. В конце концов полиции надоели бессмысленные разоблачения. Они были убеждены, что истина рано или поздно всплывет наружу. Нарыв лопнет, как только произойдет убийство. Тогда никто не осмелится стать на пути правосудия — даже король, ибо для этого монарха ничего не было выше справедливости.

Ах, какой трогательной была встреча крестной и крестницы!

Миртиль робко приблизилась, сделала три реверанса, а затем, потупившись, застыла на месте.

— Ну же, мое дорогое дитя, — сказала маркиза, — к чему столько церемоний! Дай мне обнять тебя!

— Ах, мадам! Ах, моя обожаемая крестная!

— Что такое? Ты плачешь? Отчего эти жемчужные капельки пролились из наших прекрасных глаз? Ах, как скверно, негодница!

• Предыдущая
• 63/71
• Следующая