Журналист: Назад в СССР (СИ) - "дядя Коля" - Страница 35

— За здоровье, — сухо провозгласил Владимир Аркадьевич, чисто символически пригубляя оранжевый напиток.

Мы чокнулись

Итак, он за рулем, а взял спиртное, лениво подумал я, смакуя ароматную настойку. Неужто споить меня хочет? Да, ну, чепуха на постном масле…

Не желая показаться невежливым, я красноречиво поерзал немного на стуле.

— Вижу, вижу, — ответил Сотников. — Вижу ваше нетерпение и помню о своем обещании. Наливайте себе еще, мой юный друг, не стесняйтесь.

Я и не стеснялся. В очередной раз приложившись к моему стакану своим почти пустым, он поудобнее откинулся на спинку полукресла из кожзама, которые заменяли тут стулья, и весело спросил:

— Скажите мне, Александр свет Македонский. А вы любили когда-нибудь?

— Случалось, — улыбнулся я. — Раза три в детском садике и дважды в школе.

— Да вы просто ловелас, юноша, — одобрительно молвил Владимир Аркадьевич. — А вот я в отличие от вас не могу похвастать столь обширным дон-жуанским списком. Но это была настоящая любовь, уверяю вас.

Он немного помолчал, сосредоточенно ковыряя лосиную котлету. А затем продолжил уже другим тоном — серьезным и, как мне показалось, с легкой грустинкой.

— Понимаю, что ты сейчас недоумеваешь, сетуешь: чего этот старый хрыч так разоткровенничался, ни с того, ни с сего заговорил о своих амурных увлечениях?

— Да нет, что вы, Владимир Аркадьевич. Вы совсем не старый, по любым меркам, — торопливо забубнил я.

Знал бы он о реалиях моего времени! В XXI столетии семидесятилетние старики считают себя орлами ещё теми, молодятся вовсю, некоторые даже детей рожать умудряются. А Сотникову на вид от силы сорок.

— Ладно врать-то… — непринужденно, чуть ли не по-свойски ответил он. — Но ты ведь ждешь от меня объяснения про эти треклятые цифры, верно?

Я кивнул. Хотя и котлеты чудо как хороши. Надо будет взять эту «стекляшку» себе на заметку.

И я в наглую плеснул себе «рябиновой». Если ничего не узнаю, так хоть напьюсь в свое удовольствие.

— В том-то и дело, стажер, что цифры эти связаны именно с моей бывшей пассией. Девушкой, которую я любил когда-то. Это она оставила для меня эти странные цифры. Словно код к ее сердцу, который я так и не смог разгадать, даже имея его на руках.

История Сотникова на первый взгляд была проста как мир. Проста и прекрасна одновременно, какой, наверное, только и должна быть истинная, настоящая любовь. Он рассказывал мне ее, иногда замолкая, припоминал какие-то детали, казавшиеся ему сейчас существенными или даже важными, а я какой-то частью своего мозга думал об этой странной девушке.

Откуда она могла знать этот номер, при условии, конечно, что это действительно был номер некоего сотового телефона, а не случайный набор цифр. И откуда она вообще могла знать о сотовых телефонах в двадцатом веке?

А если это не сочетание цифр, а конкретное число, то оно означает несколько миллиардов чего-то. Чего именно? А шут его знает.

— Эти десять цифр — по сути все, что мне осталось в память о ней, — сказал Сотников. — Странным образом исчезли все ее фотографии, а у меня было три или четыре ее карточки. Она сама их мне подарила. А после ее исчезновения пропали все до одной. Будто она специально унесла их с собой.

— А что с ней случилось?

— Я ведь только что сказал… Она исчезла. Прямо из больницы. Надежда каким-то образом сумела уйти оттуда, хотя на тот момент не могла передвигаться без посторонней помощи. А всему виной — тот проклятый мост.

Сотников покачал головой и, видя мой вопросительный взгляд, горько добавил:

— Мост Ватерлоо.

Их роман начался неожиданно, длился странно и нервно, а закончился трагически.

При этом знакомство Сотникова и Нади было похоже на сотни других студенческих романов, эдакая «моя любовь на первом курсе». Двое молодых людей приглянулись друг другу, к тому же после школы новоиспеченным студентам кружило голову от ощущения свободы, осознания себя взрослыми и неизбежных новых знакомств. При этом они были очень разными, Владимир и Надежда.

Володя слыл душой своей студенческой группы, заводила дружной компании журналистов-первокурсников. Уже к первой зимней сессии с ним здоровалась половина факультета, девчонки при виде веселого и крепкого парня перешептывались и шушукались между собой, поглядывая на него украдкой, а то и откровенно стреляя глазками.

Надя, напротив, была тихой и скромной филологиней. Учась на женском факультете, почти ни с кем не дружила, была замкнутой и молчаливой и потому слыла задавакой и воображалой. Кажется, больше всего она любила в одиночестве бродить по городу, причем никакая непогода не могла ее остановить. Юный студент Сотников не раз встречал ее на улицах и бульварах, спеша по очередному заданию редакции на оперативный репортаж или срочное интервью. Он уже с первого курса стал работать в газете, последовательно проходя тернистый и долгий путь от простого общественного корреспондента-внештатника до договорника и полставочника. А оттуда уже было рукой подать до штатной должности корреспондента, оставалось лишь дождаться первого же освободившегося места.

Раза три разминувшись на улице с одинокой и романтичной девушкой, черты лица которой были ему смутно знакомы, Володя запомнил ее лицо. В силу возраста и склада характера он тоже не был чужд романтике, а тут под проливным дождем, по опустевшему бульвару идет одинокая девушка под широким, почти мужским зонтом. Тогда он несколько раз оглянулся ей вслед, а когда повстречал вновь, в день первого снега, выпавшего в городе поутру, хотел даже подойти познакомиться, но странная робость неожиданно нахлынула на него, и Володя так и остался стоять как столб, провожая ее взглядом.

Он надеялся, что незнакомка его все же заприметила: говорят, девушки всегда видят тех, кто оказывает им внимание либо просто — очарован ими.

Неизвестно, подошел бы он к ней в следующий раз, но теперь он повстречал ее уже в университете, идущей по коридору с маленькой сумочкой, куда не полезут ни один учебник или тетрадь для конспектов. И снова она шла в одиночестве.

Лишь теперь юный Сотников понял, почему она показалась ему знакомой. Они учились на одном филологическом факультете, только на разных отделениях. И Надя, имя которой он тут же выяснил у старосты ее группы, не принадлежала ни к одной студенческой компании, где имя Володьки Сотникова отнюдь не было пустым звуком.

Тогда он поступил просто и решительно, благо эти качества в нем отлично воспитала беготня по самым разным редакционным заданиям. Он дождался ее у выхода из их учебного здания, подошел, вежливо представился, не забыв упомянуть, что является корреспонентом городской газеты, и попросил разрешения проводить ее. К немалому удивлению Сотникова она легко согласилась. Он самоуверенно объяснил себе эту легкость своим шармом и мужским обаянием, и с этого дня они стали встречаться.

Это были очень непростые отношения, и тут всё зависело, конечно, от нее. Надежда была немного странной девушкой, и Сотников очень скоро понял, что «немного» — это еще мягко сказано. Когда их отношения стали развиваться быстрее и миновали несколько обычных в таких случаях ступенек, Володя подумал, что, наверное, необходимо познакомиться с ее родителями. Однако Надя заверила его, что в этом пока нет никакой необходимости, да к тому же и возможности: ее родители были гидробиологами, колесили по морям и океанам и были в постоянных разъездах. Поэтому она по большей части живет одна, а родители периодически присылают ей деньги.

«За квартиру, свою или съемную» — подумал я в этом месте сотниковского повествования. — «Знакомая ситуация, однако. И при этом как великолепно укладывается в историю с десятизначным номером сотового телефона! Так-так-так…»

В одну ненастную ночь, когда ледяная метель пополам с дождем стучала в оконные стекла, Надежда призналась ему в своей тайне. Они тогда решили сыграть в секреты: каждый по очереди открывал другому какую-нибудь маленькую тайну.