Хозяйка поместья Бэзил-Холл (СИ) - Болдырева Алиса - Страница 1

Новый Орлеан, 1791 год.

Хэйл Далтон сидел в просторной гостиной своего новоорлеанского дома. Он удобно откинулся на мягкую спинку дивана, обтянутую темно-синим бархатом. Опустив руку на подлокотник, он, сам того не замечая, стучал по нему своими длинными красивыми пальцами, будто отбивал ритм. На его лице блуждала ленивая полуулыбка, явно указывающая на прекрасное расположение духа.

— Так и что же сообщает в письме мистер Оррел, душеприказчик твоего дядюшки? — негромко поинтересовался его друг Нэд Мадисон. Его светло-каштановые брови, взметнулись вверх, выражая очевидную заинтересованность. За время их общения, Нэд успел хорошо изучить своего друга Хэйла, и теперь мог с полной уверенностью сказать, что в письме, которое мистер Оррел выслал ему из Лондона пару месяцев назад, содержалось что-то по-настоящему стόящее.

— Двоюродного дядюшки, прошу заметить! И, что немаловажно, ныне покойного! — Хэйл скорбно склонил голову вниз, отчего несколько прядей его светлых мягких волос упали на глаза. Он тут же поправил их рукой.

— О! Pardonnez-moi! (Прошу прощения! (фр.)), — Нэд сделал изящный поклон. Он пока не мог понять, что за спектакль тут устраивал Хэйл, но решил подыграть ему.

Хэйл и Нэд познакомились в далеком детстве. Им обоим тогда было лет по восемь, не больше. Бабка и дед Нэда, Джейн и Моррис, которых, к слову, тот не видел ни разу в жизни, обосновались в Новом Орлеане жарким летом 1718 года. Великолепный особняк на Драйвер-Сквер был дарован им самим Филиппом II, герцогом Орлеанским, за верную службу Морриса Мадисона. После того, как сначала Джейн, а затем и Моррис скоропостижно скончались, особняк по праву наследования перешел их старшему сыну, отцу Нэда, Оуэну Мадисону. А весной 1762 года в этом самом особняке на свет появился долгожданный наследник, малютка Нэд.

Родители же Хэйла переселились в Новый Орлеан из Натчеза, когда Хэйлу было не больше года. Его отец, Найджел Далтон, будучи человеком дальновидным и имея от природы аналитический склад ума, вскоре по прибытию в Новый Орлеан, основал там портовую компанию «Далтон Корп». Уже через год дела компании пошли высоко в гору, тем самым озолотив семейство Далтонов. Мать Хэйла, Люсинда, думая о будущем своего единственного и горячо любимого сына, настояла их на переезде с окраины Нового Орлеана в один из его престижных районов. Найджел, который души не чаял в своей красавице жене, приобрел для нее старинное поместье Киллиан-Хилл, которое принадлежало семейству Далтонов и по сей день.

Вращаясь в одних и тех же кругах, Хэйл и Нэд стали посещать престижную школу для мальчиков, под руководством мсье Дюпонтé. Маленький и щуплый Нэд в детстве слыл тихим и робким ребенком. Он прилежно учился и не доставлял хлопот своим родителям. Чего нельзя было сказать о Хэйле. Смышленый, не по годам развитый мальчик, он часто использовал свой незаурядный ум не по назначению. Мсье Жиль, их учитель, находя на своем столе или стуле следы очередной проделки Хэйла, частенько наказывал его, приговаривая при этом:

— Je vais te sevrer! (Я отучу тебя проказничать! (фр.)).

Они бы так никогда и не подружились, уж слишком разными темпераментами обладали, и слишком разнились их интересы. Но однажды осенью, когда Нэд возвращался домой из школы, соседские мальчишки, креолы, решили наподдать ему. Рослые, они оказались на целую голову выше Нэда, и исход схватки, казалось бы, был очевиден.

— Tu vas l’avoir, sale américaine! (Сейчас ты получишь, грязный америкашка! (фр.)), — кричали они, загоняя Нэда в глухой переулок, из которого не было выхода. Выбив школьные принадлежности из его трясущихся рук, они стали смеяться, обступая его со всех сторон. Безусловно, Нэда ожидала не одна пара синяков, тумаки и, возможно, даже разбитый нос. Но на беду хулиганов, в тот самый переулок забрел Хэйл Далтон. Словно почувствовав намечавшуюся трепку, он встал на защиту Нэда, сказав, что нечестно нападать впятером на одного. Мальчишки тогда лишь посмеялись над Хэйлом. Они никак не ожидали, что американец сможет дать им достойный отпор, ведь их было в два раза больше!

И Нэду и Хэйлу, им обоим уже стукнуло по двадцать девять лет, но дружба, вынесенная ими тогда, из глухого переулка, они смогли сохранить по сей день.

Поняв, что Хэйл не собирается продолжать, Нэд, не удержавшись, воскликнул:

— Ну же, mon ami! Мне из тебя каждое слово придется вытягивать калеными щипцами?

Расхохотавшись низким грудным смехом, Хэйл, легонько хлопнул себя ладонью по колену, обтянутому черной тканью брюк. Его забавляла вся эта ситуация.

— Какой ты нетерпеливый, Нэд! — пожурил он друга. — Так вот, вчера я имел честь получить письмо из Лондона от некоего мистера Оррела, в котором излагалась последняя воля моего достопочтенного дядюшки, ныне почившего Лоренса Палмера, герцога Олдонского.

Он сделал небольшую паузу, устремив взгляд своих насмешливых голубых глаз на Нэда. Тот, в свою очередь, сделал жест рукой, требуя продолжить. Ему не терпелось узнать, что же было в том злосчастном письме!

— Герцог Олдонский всю свою жизнь прожил в Лондоне, слывя заядлым холостяком. Мысли о женитьбе никогда не посещали его умную голову. Но когда ему стукнуло пятьдесят два года, он надумал жениться, взяв в жены вдову с маленьким ребенком. Девочкой.

Произнося эти слова, Хэйл неосознанно поморщился, словно говорил о чем-то мерзком и неприятном. Нэд хмыкнул. Просто поразительно, как невинные разговоры о женитьбе могут привести человека в крайнее замешательство!

Тем временем, не обратив никакого внимания на ухмылку Нэда, Хэйл продолжил:

— Его любимая женушка, невзрачная миссис Сибила, прожив с ним счастливые, но недолгие два года, скончалась, оставив на дядю свою маленькую дочурку. Дядюшка, будучи человеком благородным, и, разумеется, во имя любви к своей обожаемой жене, пожалел сироту и продолжил воспитывать после смерти ее бедной матушки, словно родную дочь.

Нэд подался вперед, ловя каждое слово Хэйла, который, казалось, собирался рассказать все подробности личной жизни его покойного дяди.

— Так вот. Как я узнал из письма мистера Оррела, два месяца тому назад, дядюшка отдал Богу душу. Так как родных детей у него нет, то своей последней волей он распорядился, чтобы титул герцога Одлонского отошел мне, вместе с поместьем Бэзил-Холл, которое, как ты знаешь, находиться в Лондоне.

— И это все? — прищурив карие глаза, поинтересовался Нэд.

Он смутно помнил дядю Хэйла, мистера Палмера, лицезрев его лишь пару раз, но не мог поверить, что такой жесткий и пронырливый человек просто так отдал титул герцога Хэйлу, о котором, между прочим, был не самого высокого мнения.

— О! Как ты проницателен, mon ami! Безусловно, нет! — снова засмеялся Хэйл, но от Нэда не укрылось, что на сей раз улыбка не коснулась голубых глаз его приятеля. Хэйла что-то тяготило во всей этой истории.

«Так! Так! А вот это уже интересно! Что же придумал его дядюшка, раз решил так расщедриться и сразу на титул?» — думал про себя Нэд, внимательно вглядываясь в лицо друга.

— Мой достопочтенный дядюшка назначил меня опекуном маленькой сиротки. Я должен подыскать для нее достойного спутника и удачно выдать замуж этот нежнейший цветок, который он взращивал несколько лет.

Когда Хэйл закончил говорить, в комнате воцарилась полнейшая тишина, а спустя несколько ударов сердца Нэд разразился приступом безудержного смеха. Он хохотал заразительно, откинув голову назад. Он так тряс головой, что, казалось, еще немного, и она отвалится от его шеи. На его глазах выступили прозрачные капли слез, которые Нэд не успевал вытирать рукавом своего темно-зеленого сюртука. Успокоившись, он поднял глаза на Хэйла, но, не сдержавшись, рассмеялся вновь.

— Я очень рад, мой друг, что смог развеселить тебя! — раздраженно бросил Хэйл, когда Нэд, наконец, перестал смеяться.