Самая страшная книга 2024 - Коллектив авторов - Страница 65

«Да уж, иногда лучше не знать, что у бабы на уме», – подумал он невпопад.

Торчать на улице расхотелось.

Надька, заметив, что Гендос не в духе, не стала доставать расспросами. А вот Алле Константиновне чувство такта было несвойственно: телефон запиликал ровно в девять.

– Ну здравствуй, альфонс. Зарядку, я гляжу, нашел. А как поиски работы?

– Ищу, Алла Константиновна! – отрапортовал Гендос.

– Слыхала я, как ты ищешь. Мне сегодня из трех мест уже позвонили, сказали, уголовник какой-то трется – не по моей ли части.

– Ищущий да обрящет, как говорится.

– Ты бы, Арзамасов, не затягивал. А то я сама затяну. Сам знаешь что и сам знаешь где, усек? Не выёживайся, иди на комбинат – там всегда люди нужны. Даже такие, как ты.

– Спасибо, я уж сам, гражданин начальник.

– Сам так сам. Гляди, часики тикают.

Не попрощавшись, Алла Константиновна отключилась. Если и оставались у Гендоса еще какие-то крохи душевных сил, то теперь он был выхолощен полностью. Была б водка – нажрался бы, но в холодильнике обнаружились только Валеркины творожки и кастрюля супу. Спать легли молча, Гендос к Надьке даже приставать не стал. Сон тоже не шел: в кромешной тьме он терял ощущение самого себя – того и гляди потеряешь концентрацию и растворишься в ней, как в чернильной кислоте. Сказывалась зоновская привычка засыпать при свете неусыпной лампочки над дверью.

«Ночник куплю. С первой же зарплаты», – подумал он. Покряхтев, пошел курить на кухню. За окном корчились тени, мигал фонарь. На ветке – прям напротив подоконника – что-то болталось. Маленькое, пожухшее, похожее на давно высохший до белизны чайный пакетик.

«Уж это точно воздушный шарик», – решил для себя Гендос и не стал вглядываться.

Отпущенная ему неделя подходила к концу. На работу не брали – хоть кувыркайся, хоть чечетку пляши. Правдами и неправдами уговаривал Гендос пергидрольных теток, расписывал, какой он швец, и жнец, и сам себе отец, если надо. Ни в какую: везде указывали на дверь. Очередной – последний за день – отказ он получил в местечковом автосервисе. Насмешливо корчилась воздушная кукла, принимавшая похабные и нелепые позы по воле ветра, – бледно-желтая, тощая и безликая.

«И здесь это!» – горько усмехнулся Гендос. Ужасно хотелось курить, но пагубная привычка слишком быстро расходовала стремительно тающую наличность; сгорая от стыда, уже приходилось пару раз залезать в Надькину сумку. Хоть бы не заметила.

Домой Гендос вернулся в прескверном настроении; кнопочная «звонилка» ощущалась в кармане вредным ядовитым насекомым – уснувшим до поры до времени, но рано или поздно оно проснется, завибрирует, чтобы ужалить прямо в ушную раковину мерзким «Арзама-а-асов!». В квартиру он вошел до того загруженный, что не сразу заметил: что-то не так. Вроде и ждал на столе горячий суп с фрикадельками, вроде и Валерка прилежно что-то черкал в альбоме, развалившись на полу, но ощущалось в воздухе некое электричество. Надька сидела почему-то в уличной одежде, хотя раньше всегда переодевалась в домашнее; на приветствие Гендоса не ответила – продолжала пялиться в одну точку.

– Надюх, случилось чего?

Она подняла глаза, будто впервые увидела Гендоса, протянула тонкую полоску бумаги:

– Я думала, перенервничала или еще что. Не идут, и все тут, а по календарю пора. Я тест сделала – так, на всякий случай, а он – вот…

У Гендоса от волнения потемнело в глазах: на бумажке явственно розовели две полоски.

«Это чё, я теперь батей стану? По-настоящему?»

Потом нахлынул страх – такой, что гаражный ужас показался легким испугом; затылок обдало горячей волной, ноги сделались ватными. Следом поднялась из самой глубины его Гендосовой сущности какая-то безумная, бедовая радость.

– Съездила на свиданку, называется. Шестая неделя пошла. Генчик, что же теперь… Что делать?

– Как что делать? Радоваться! Это ж круто, Надюха! Это ж… наш будет! Надюха, мы же… Слышь, Валерка, у тебя брат будет! Или сестра! – Мальчик без энтузиазма повернул шишковатую голову к кухне. – Блин, Надюха, дай я тебя обниму!

Он так и остался стоять, растопырив руки, – Надька, похоже, новости не обрадовалась. Искусанные губы дрожали, глаза были на мокром месте.

– Эй, ты чего? Что с тобой?

Стоило ее обнять, как рыдания мощным потоком хлынули прямо в Гендосову футболку:

– Генчик… Нам же… Как мы будем? Как мы…

– Ну, тише, ты чего? Валерку напугаешь, – неловко гладил он ее по волосам. – Не реви, слышишь? Завтра пойду к Зауру, устроюсь в Ростов на рынок. Да, ездить далековато, зато башляют нормально. Прокормим. И Валерку, и… Пацан будет – Вовкой назовем, в честь батьки моего, а? Заработаем, не ссы!

Надька вдруг подняла глаза – мокрые, красные, вцепилась в рукав.

– Надо от него избавиться. Да, избавиться. Я завтра в клинику пойду…

– Дура, что ли?! – взревел Гендос, встряхнул Надьку. – Охренела? Я тебе дам «избавиться»! Не вздумай, слышь? Думать не смей! Со всем справимся, поняла? Мужик я или кто? Слышать больше не хочу! Поняла меня? Поняла?!

– Ты обижаешь маму? – раздалось из-за спины. На пороге кухни стоял Валерка и пристально наблюдал за взрослыми. Только сейчас Гендос осознал, что уже совсем не с нежностью сжимает Надькины запястья. Выдохнул, отпустил.

– Все. Закрыта тема. Дурь эту из головы выкинь, поняла? Курить бросаю. С сегодняшнего дня – вся копеечка в бюджет. – Повернулся к Валерке: – Не ссы, шкет, никого не обижаю. Так, о делах перетерли. Беги – там «Спокойной ночи, малыши!» начались.

Валерка недолго постоял в проходе, сверля Гендоса таким взглядом, что ему аж не по себе сделалось – казалось, мелкий готов прямо сейчас всадить ему перо под бок, только отвернись. Гендос сперва хотел ему отвесить подзатыльник, но сдержался – не при Надьке же.

Перед тем как лечь, Гендос сгрыз несколько таблеток «Афобазола» из аптечки – нужно было выспаться перед долгим днем. В сон он провалился тягостный и мерзкий – будто тот самый Слендермен залез к ним в постель и запустил свои длинные пальцы под одеяло, к Надьке. Но самое гадкое – той, кажется, нравилось. Холодная плоть бесцеремонно тыкалась Гендосу в бок, точно он тут так, для мебели; безликая морда похотливо – насколько это возможно без лица – опускалась меж Надькиных бедер. Гендос хотел было возмутиться, но белесая ладонь накрыла ему лицо.

Он проснулся и едва не заорал – ладонь была реальна. Хуже того – реальна была и ледяная плоть под одеялом. Вдруг на живот ему приземлилось чье-то колено. Гендос аж охнул. Глаза попривыкли к темноте, и в тощей фигурке он распознал Валерку.

– Шкет, ты чего?

– Я к маме, мне не спится, – сонно ответил тот, бесцеремонно перелезая через Гендоса. Нырнул под одеяло.

– Иди сюда… Ой, холодный, как лягушонок! – прошептала Надька, прижимая к себе сына.

Наконец все затихло, но уснуть Гендос так и не смог. Остаток ночи провел на кухне, докуривая пачку.

До Заура добирался на двух автобусах – сначала с шахтерами до комбината, потом оттуда до Ростова. Заур оказался нормальным, деловым мужиком; не стал мучить вола – сразу определил Гендоса разгружать фуры; на перерыве угостил шаурмой за свой счет, в конце дня рассчитал без обмана.

Воодушевленный, под вечер Гендос сел на обратный автобус, поглаживая тоненькую стопку первых своих честно заработанных денег. Записи в трудовой книжке у Заура, конечно, не получишь, да и ездить далековато, зато платят нормально, а с учетом новых обстоятельств это сейчас самое главное.

Надька, правда, новостям о работе не обрадовалась – грузилась своими вопросами. За ужином снова робко подняла тему клиники, но Гендос так грохнул кулаком по столу, что разговор заглох, не начавшись. Валерка Гендоса тоже будто дичился, отвечал неохотно и невпопад. Так прошел день, второй, третий. Через неделю Заур безапелляционно заявил:

– Заутра не приэзжай. Уыхадной у тэбя.