Смерть на ипподроме - Френсис Дик - Страница 34

• Предыдущая
• 34/65
• Следующая

Мы потратили на это расследование субботу и воскресное утро, а закончили мой список где-то на границе Йоркширских болот в два часа дня. Так далеко мы забрались для того, чтобы факты были совершенно железными. Тик-Ток окончательно поверил только в Нортгэмтоншире.

Мы вернулись назад в Беркшир, И на следующее утро, в понедельник, я пошел повидаться с Джеймсом.

Он только вернулся после утренних тренировок, и на холодном воздухе у него онемели пальцы, – Ступайте в кабинет. – Тон был нейтральный, но выдающаяся вперед челюсть выражала непреклонность.

Я последовал за ним. Он тут же включил электрокамин, чтобы согреть руки.

– Я не смогу предложить вам много лошадей, – сказал он, стоя ко мне спиной. – Протестуют все владельцы, кроме одного. Взгляните вот на это – пришло сегодня утром. – Он взял с бюро листок бумаги и протянул мне. Это было письмо от лорда Тирролда.

"Дорогой Джеймс!

После нашего телефонного разговора я все время думаю о том решении – насчет замены Финна на Образце в следующую субботу. И пришел к мысли, что надо дать ему скакать, как и планировалось сначала, Признаюсь, я это делаю для нас, как и для него. Не хочу, чтобы говорили, будто я поспешил отвернуться от него и проявил бессердечность после того, как он столько побеждал на моих лошадях. Я готов потерять Зимний Кубок и прошу прощения за то, что отнимаю у Вас возможность добавить этот приз ко всем остальным. Но я предпочитаю проиграть скачку, лишь бы не потерять уважение к скаковому братству.

Всегда Ваш Джордж."

Я положил письмо на стол, – Ему нечего волноваться. Образец победит. Джеймс живо обернулся:

– Вы хотите сказать, что не будете скакать на нем? – В его голосе прозвучала нотка обидной заинтересованности.

– Джеймс, – начал я, садясь без приглашения в потертое кресло. – Есть нечто важное, что я хочу вам сообщить. Во-первых, как бы скверно это все не выглядело, – я вовсе не утратил куража и не струсил. Во-вторых, каждая лошадь, на которой я скакал после падения, – была отравлена. Не настолько, чтобы было очень заметно, но достаточно, чтобы они ползли, как тихоходы. В-третьих, всем лошадям отраву давал один и тот же человек. В-четвертых, отрава была дана на кусочках сахара. Похоже, это было какое-то снотворное... – Я внезапно остановился.

Джеймс смотрел на меня, разинув рот. Нижняя губа опустилась. На лице выражение потрясения и недоверия.

– Прежде чем вы решите, будто я не в своем уме, сделайте мне одолжение, позовите кого-нибудь из конюхов и послушайте, что он скажет.

– Кого позвать, вопрос?

– Не имеет значения. Любого, на чьей лошади я скакал за последние три недели.

Он недоверчиво помедлил, потом крикнул кому-то найти Эдди, конюха большого гнедого, принадлежащего Хьюго. Джеймс не дал мне задать вопроса. Он резко спросил Эдди:

– Когда ты в последний раз говорил с Робом?

Парень начал испуганно заикаться:

– Я ег-г-го с п-п-п-рошлой недели не видел.

– С прошлой пятницы? – День, когда Джеймс сам видел меня в последний раз.

– Да, сэр.

– Очень хорошо. Ты помнишь, как плохо выступал большой гнедой в среду на той неделе?

– Да, сэр. – Эдди скорбно взглянул на меня.

– Кто-нибудь давал гнедому перед скачкой кусочек сахара? – В голосе Джеймса слышалась теперь лишь заинтересованность.

Строгость он спрятал.

– Да, сэр, – охотно ответил Эдди. Знакомая улыбка воспоминания появилась на его чумазом лице. И я тайком перевел дух.

– Кто это сделал?

– Морис Кемп-Лор, сэр. Он сказал, что я прекрасно ухаживаю за своими лошадьми, сэр. Он наклонился через барьер в паддоке и заговорил со мной, когда я проходил мимо. И был так уж ласков, что дал гнедому немного сахара, сэр. Но я не думал, что это плохо, ведь мистер Хьюго всегда посылает жеребцу сахар.

– Спасибо, Эдди, – сказал Джеймс слабым голосом. – Насчет сахара не беспокойся,. А сейчас – беги, Эдди ушел. Джеймс тупо смотрел на меня. Часы громко тикали.

Тут я высказался:

– Последние два дня я разговаривал с конюхами всех лошадей из других конюшен. Все они признались мне, что Морис Кемп-Лор давал лошадям сахар перед каждой скачкой. Со мной был Ингерсол. Он тоже это слышал, Можете спросить и его.

– Морис никогда близко не подходит к лошадям на скачках или где бы то ни было, – возразил Джеймс.

– Именно эта странность помогла мне понять, что происходит. Я разговаривал с Кемп-Лором в Данстэбле, сразу после того, как Трущоба и две другие лошади прошли плохо, Он страдал одышкой. Приступ астмы. А это означало, что недавно он побывал очень близко от лошадей. В тот момент я об этом и не подумал, но теперь-то я все знаю.

– Неужели Морис... – повторил он недоверчиво, – Это просто невозможно!

– А то, что я мог струсить из-за ерундового сотрясения, – это, значит, возможно? – Пожалуй, я не имел права на такой тон, поскольку и сам, в течение ужасных двенадцати часов верил в это.

– Не знаю, что и думать, – смущенно выговорил он. Мы помолчали. Я хотел, чтобы Джеймс выполнил две мои просьбы, Зная о его укоренившейся несклонности к одолжениям, я не был уверен, что эти просьбы будут встречены с энтузиазмом. Но не попросишь – не получишь! Я начал медленно, проникновенно, так, будто это только что пришло мне в голову:

– Дайте мне лошадь.., одну из ваших собственных, раз уж владельцы не хотят меня. И сами проследите за тем, попытается ли Кемп-Лор подсунуть ей сахар. Хорошо, если бы вы смогли побыть около лошади сами. И когда он явится со своими кусочками сахара, как-нибудь выбить их у него из рук или спрятать, а лошади дать сахар из своего кармана. Тогда вы увидите, как лошадь пройдет.

"Слишком много хлопот; – прочел я у него на лице.

– Ну, это слишком уж фантастично.

– Но нужно только стукнуть его по руке, – мягко настаивал я.

– Нет, – ответил он неуверенно.

И для моих ушей это "нет" прозвучало многообещающе. Я не нажимал, зная по опыту, что если очень уж на него наседать, он заупрямится и его не сдвинешь.

Я только спросил:

– Вы ведь в дружеских отношениях с тем человеком, который проверяет лошадей на допинг?

• Предыдущая
• 34/65
• Следующая